В трагедиях хочет иметь место симметрия страха, а в комедиях – симметрия смеха. http://ru.wikisource.org/wiki/Коаленовский_трактат

Фильм смотрела давно, вчера глянула эпизод и сразу попала на сентенцию обезумевшего от вечного скопчества старикашки: "Вместе со страхом перед дьяволом исчезает вера в бога".

А ещё там смешные красные шляпы с кисточками (аля тороки?) у папАш, т.н. стяжателей, и физиономии до невозможности противные у них.

РОЗА - это РОТА 

Отредактировано Иванка (2014-03-15 15:00:09)

Фрагмент из романа "Имя розы" о смехе:

"Смех  освобождает  простолюдина  от  страха  перед дьяволом, потому  что  на
празднике  дураков  и дьявол тоже  выглядит бедным и дураковатым, а значит -
управляемым.   Однако  эта  книга  могла  бы  посеять  в  мире  мысль,   что
освобождение от  страха  перед дьяволом -  наука. Надсаживаясь  с  хохоту  и
полоща  вином глотку, мужик ощущает  себя хозяином, потому что он перевернул
отношения  власти;  но  эта  книга могла  бы  указать  ученым особые  уловки
остроумия  - они стали  бы уловками  ученого  остроумия  - и  тем  узаконить
переворот.  Тогда  среди умственных процессов стали бы числиться те, которые
до сих  пор  в  неосмысленном  обиходе простолюдинов оставались, слава Богу,
процессами утробными. Что смех присущ человеку, это означает лишь одно: всем
нам, увы, присуща греховность. Однако из этой книжки многие распущенные умы,
такие  как твой, могли бы  вывести конечный силлогизм,  а  именно что смех -
цель человека! Смех временно  отрешает мужика от страха.  Однако закон может
быть  утверждаем только с помощью страха,  коего полное титулование -  страх
Божий.  А из  этой  книги  могла бы  вылететь  люциферианская искра, которая
учинила  бы во  всем мире  новый  пожар; и смех  бы утвердил  себя как новый
способ, неизвестный даже Прометею, уничтожать страх. Когда мужик смеется,  в
это время ему  нет никакого дела до смерти; однако потом вольница кончается,
и литургия  вселяет  в мужика снова, согласно божественному предопределению,
страх   перед  смертью.   А  из  этой  книги   могло  бы  народиться  новое,
сокрушительное стремление уничтожить  смерть путем освобождения от страха..."

Ср. также любовную сцену из романа "Имя розы" с искушением Хомы Брута в "Вие":

"В кухне витали непонятные запахи, вроде тех дурманных
трав,  что были в библиотеке.  Во  всяком  случае,  на  мои перевозбужденные
чувства эти  запахи  оказали  точно  такое же действие. Я  опьянялся терпким
духом  траганта,   квасцов   и  кремотартара,  которые  служат  поварам  для
ароматизации вин.  К  тому же,  как я узнал  впоследствии,  на  кухне  тогда
выстаивалось вересковое пиво. В  их стороне, на севере полуострова, это пиво
ценилось  очень высоко.  Варили его  по обычаю, завезенному с  моей  родины:
вереск,  болотный  мирт  и  розмарин,  растущий  на  лесных  озерах.  Эти-то
испарения, пронзая мои ноздри, доходили до мозга и туманили его.
     И поэтому, хотя рациональный инстинкт убеждал меня вскричать "Изыди!" и
бежать  не  оглядываясь  от  попискивающей  груды  (поскольку,  вне  всякого
сомнения, это был суккуб, подосланный ко мне нечистым), но что-то в моей vis
appetitiva[1]   толкало   и   толкало   меня   вперед.   Какая-то   тяга   к
сверхъестественному.
     И я стал все  ближе подступать  к странной  тени, и постепенно в зыбком
ночном свете, проходившем  сквозь  огромные  окна,  увидел, что это женщина.
Трясясь и  прижимая к  груди какой-то узел,  она с плачем отползала  к устью
хлебной печи.
     Господь Бог наш,  Пресвятая Матерь  Божия и  все святые угодники,  ныне
укрепите  меня  в  решимости   рассказать,  что  случилось   в   дальнейшем.
Стыдливость  вкупе с  достоинством моего нынешнего  сана (в бытности  теперь
монахом-старцем  нашего  милого  Мелькского  монастыря,  сего  оплота  мира,
прибежища  задумчивости)  должны  бы  понудить  меня  к  благонамереннейшему
умолчанию. Мне следовало бы ограничиться сообщением, что совершилось кое-что
предосудительное, чего описание тут  неуместно,  - и не смущать  ни себя, ни
читателя.
     Но я  обязался рассказывать о тех  давешних делах  всю правду. А правда
неделима, ее величие  - в ее  полноте, и нельзя расчленять правду ради нашей
пользы или из-за нашего стыда.
     Трудность еще и в ином. Следует  рассказать все события не  так,  как я
вижу и  представляю  их  себе сейчас  (хотя я  и вижу  и  представляю  их  с
неумолимой живостью; угрызения ли совести  тому причиной, навеки закрепившие
в  моем  сознании  все  обстоятельства  и  все  помышления  тех минут?  Или,
напротив, недостаточность угрызений? Но и сейчас, надрывая душу, я  ворошу в
памяти  подробности  моего  грехопадения).  Нет,  я  должен  рассказывать  в
точности  то, что  видел и представлял себе тогда, в тот вечер. И я способен
сделать  это  с  величайшей точностью, потому что  стоит  закрыть  глаза - и
передо  мной  снова воскресает не  только все, что я делал, но и все, что  я
думал  в  каждую отдельную секунду.  Остается только  переписать насвежо, не
изменяя ни слова, очень давнюю запись. Так и обязан я поступить, и да хранит
меня Св. Михаил Архангел, ибо ради воспитания грядущих читателей и бичевания
собственной  слабости  я намерен поведать,  какими путями попадает  юноша  в
силки  лукавого, даже  когда  они и явны и вполне заметны. И пускай тот, кто
снова в них попадется, сумеет побороть зло.
     Итак, это была женщина.  Что я говорю! Девица. Имевши до  оных пор (как
и,  благодарение  Господу,  с  оных  пор поныне) мало  опыта  в обращении  с
созданиями их  пола, я не могу судить, сколько ей было от роду. Знаю только,
что  она была  юна, может быть,  шестнадцати, может, восемнадцати весен, но,
возможно,  и  двадцати.   Меня  сразу   изумило   жизнеподобие  дьявольского
призрака...  Нет, она  не была видением! В любом случае, я почувствовал, что
это valde bona.[2]  Может быть, потому,  что она трепетала как воробушек,  и
всхлипывала, и страшилась меня.
     И  тогда, зная, что долг  доброго христианина в  любых  обстоятельствах
помогать  ближнему, я очень ласково заговорил с нею на самой лучшей латыни и
постарался убедить, что меня не следует бояться, потому что я - друг, ну, во
всяком случае не враг, никак не враг, которого она опасается.
     Очевидно, заметив  мой  благодушный вид,  она перестала плакать  и даже
подвинулась ближе. Я догадался, что моя латынь ей непонятна, и непроизвольно
перешел на родной немецкий. Но она испугалась еще сильнее, не знаю уж чего -
то  ли резкости звуков,  непривычной для обитателей того  края, то ли  самой
немецкой   речи,   напомнившей   ей   что-то  давнее,  связанное   с   моими
соотечественниками-солдатами.  Я  успокоил ее улыбкой  и убедился,  что язык
движений  и  глаз гораздо  понятнее  языка слов. Она снова  утихла.  И  даже
улыбнулась и произнесла несколько фраз.
     Я почти не  понимал, что она толкует. В любом случае, ее наречие сильно
отличалось от  того  местного  языка,  которому я  пытался научиться, живя в
Пизе. Но по голосу чувствовал, что говорит она что-то ласковое. Я даже вроде
бы уловил слова: "Ты молодой... красивый..." Не часто приводится послушнику,
с  раннего детства живущему  в монастырских стенах,  слышать  о  собственной
миловидности. Напротив,  нас постоянно остерегают, что телесные совершенства
бренны  и  их  следует презирать. Однако  хитрости  врага неисчислимы  - ибо
должен признаться, что  похвала  моей внешности, сколь  обманчива  ни  была,
медом влилась  в мои уши и бесконечно меня обрадовала. Тем более что девица,
хваля меня, протянула руку и подушечками пальцев дотронулась до моей щеки, в
то время еще по-детски гладкой.
     Я почувствовал будто  удар... И все же упорно не замечал, как греховное
помышление  укореняется  в моем сердце. Вот  до чего силен  нечистый,  когда
берется искушать нас и губить в нашей душе ростки добропорядочности.
     Что  я чувствовал?  Что  видел? Помню  только, что  в  первое мгновение
чувства не  имели и не могли иметь словесного соответствия, так как ни язык,
ни  ум не  умели именовать  ощущения подобного свойства. Я бы в  немоте -  а
затем  в  памяти  всплыли  другие  сокровенные  слова,  услышанные в  другие
времена, в других местах и произносившиеся явно с другими намерениями, - но,
несмотря на все это, они дивно сочетались  с моим упоением в  те минуты, как
будто были созданы и составлены именно для меня,  для моего  счастья.  Слова
эти долго вылеживались в тайных норах памяти - а ныне, оставив свои укрытия,
бились у меня в немом рту,  и  я уж, вспоминал,  что  в  Писании, а также  у
святых, эти  слова предназначались выражать более  сиятельные понятия.  Да и
существовала ли на самом деле разница между восторгами, описанными у святых,
и теми,  которые испытывал мой растревоженный дух?  Я утратил  бдительность,
понятие о границах,  что свидетельствует,  очевидно,  о  погружении в  самые
глубины собственного существа.
     Внезапно девица предстала предо мною той самой - черной,  но прекрасной
-  возлюбленной  Песни  Песней. На  ней было  заношенное платьишко из грубой
ткани,  не слишком  благопристойно  расходившееся  на груди.  На шее бусы из
цветных камешков, я думаю - самые дешевые. Но голова  гордо  возвышалась  на
шее,  белой, как  столп  из слоновой  кости, очи  были  светлы,  как  озерки
Есевонские, нос -  как башня Ливанская, волосы на голове ее, как пурпур. Да,
кудри ее показались мне будто бы стадом коз, зубы - стадом овечек, выходящих
из купальни, выходящих стройными парами, и ни одна не опережает подругу. "Ты
прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна!" - сорвалось с моих уст. - Волосы
твои  как  стадо коз, сходящих с горы Галаадской, как лента алая губы  твои,
половинки гранатового яблока -  твои ланиты под кудрями твоими. Шея твоя как
столп Давидов, тысяча  щитов висит на нем". И  я спрашивал себя в ужасе и  в
восхищении, кто же эта стоящая передо мною, блистающая как заря,  прекрасная
как луна, светлая как солнце, грозная, как выстроенные к битве войско.
     Тогда она подошла еще ближе,  швырнула  в угол темный  узел, который до
того прижимала  к себе, и снова  подняла руку, чтобы меня погладить, и снова
повторила уже слышанные мною слова. И пока я не мог  решить, бежать ли прочь
или броситься  к ней навстречу,  и  кровь  гремела в моих висках,  как трубы
Навиновых армий, повалившие стены Иерихонские, и пока я жаждал  коснуться ее
и  страшился  этого, она  улыбнулась, будто  в великой  радости, тихо что-то
простонала, как нежная козочка, и взялась за тесемки возле шеи, державшие ее
платье, и распустила их, и платье соскользнуло вдоль тела, как туника, и она
стала передо мною как Ева  перед Адамом в Эдемском саду. "Те  сосцы пригожи,
что  выпирают не  сильно...  Что  вызвышаются  еле..."  -  шептал  я  фразу,
услышанную  от  Убертина,  ибо перси  ее походили  на двойни молодой  серны,
пасущиеся в лилиях,  и живот  - на  круглую  чашу,  в  которой не истощается
ароматное вино, чрево же - на ворох пшеницы, обставленный лилиями.
     "О звездочка моя, девица, -  рвалось из  моей груди, - о  запертый сад,
сестра  моя, невеста,  заключенный колодезь,  запечатанный  источник!"  - и,
желая ли  того, нет ли, я оказался сплетен с нею,  и ощущал ее жар, и обонял
терпкий запах  неизвестных мне  мастей.  Вспомнились  слова:  "Дети,  против
безрассудной любови - ничего не может человек!", и я осознал, что теперь уже
неважно -  в дьяволовой  я  западне или в божией благодати,  и  что теперь я
бессилен  остановить  то, что движет мною,  и - "Слабею,  -  восклицал  я, -
слабею, и знаю  причину, знаю,  но не  берегусь!"  Потому что  сладость розы
исходила от  ее уст, и прекрасны  были ступни ее в сандалиях, и ноги ее были
как  колонны,  и как  колонны  округления  ее  бедр  -  дело  рук  искусного
художника. "Любовь моя, ты, дочь  наслаждений! Царь пленился твоими косами",
- шептал  я  про  себя,  я был окружен ее  объятием, и вдвоем мы  падали  на
непокрытый кухонный пол, и неизвестно, ее ли стараниями  или собственными, я
избавился от послушнической рясы, и мы не стыдились ни себя ни друг друга, и
cuncta erant bona.[1]
     И  она лобызала  лобзанием уст своих, и  ласки  ее  были лучше вина,  и
благовонны ее ароматы,  и  прелестна  шея ее  в жемчугах,  и  ланиты  ее под
подвесками. "Как прекрасна ты,  возлюбленная моя, как  прекрасна! И очи твои
голубиные, - говорил я, - покажи мне лице свое, дай мне услышать голос твой,
потому что голос твой сладок и лице твое восхитительно, ты свела меня с ума,
любовь моя, сестра, ты свела меня с ума  одним  взглядом  очей  твоих, одним
ожерельем на шее твоей,  сотовый  мед  каплет из уст твоих,  невеста, мед  и
молоко под языком твоим, запах от дыхания  твоего как от яблок,  груди  твои
как грозди, твои груди как кисти  винограда, небо твое  как  чудесное  вино;
вино течет прямо к любви моей,  капли его у меня на устах, на зубах. Садовый
источник, нард и шафран, аир  и  корица,  мирра и алой. Я вкушаю соты и мед,
напьюсь  вина  и молока". Кто  же была,  кто же  была та единственная,  она,
голубка,  блиставшая  как  заря,  прекрасная как  луна, светлая  как солнце,
грозная, как полки со знаменами?
     О Господи Боже мой! Если  душа восхищена от тебя, тогда наивысшее благо
- любить, что видишь (разве не так?), наивысшее счастье - иметь, что имеешь.
Тогда  будешь  пить  благодать  из  собственного  источника  (разве  не  так
сказано?), тогда причастишься истинной  жизни,  которую после  этой  бренной
земной предстоит  нам  провождать рядом с ангелами, в вечном грядущем... Вот
как я  мыслил.  И понимал, что внезапно все  пророчества сбываются.  Наконец
сбываются,  так как девица переполняла меня неописуемыми наслаждениями и мое
тело как  будто бы превратилось  в огромное око, и  я видел вперед и  назад,
ясно видел все окружающие вещи. И я постиг: из того, что называется любовью,
происходят и  единение, и  нежность,  и добро, и поцелуй,  и объятие. Я  уже
слыхал  подобное,  но думал,  что  говорят о  другом. И  лишь на  некую долю
секунды, когда  радость моя почти что подходила к зениту, я ужаснулся - а не
нахожусь ли  этой ночью во власти  полуденного  беса, из тех, которые, когда
спросишь  их  на  пределе  блаженства:  "Кто  ты?" -  показываются  в  своем
настоящем обличий и коварно похищают душу, а телесную оболочку губят. Но тут
же я сам себе ответил: если что и от лукавого, это  мои колебания, ибо самое
верное, самое доброе, самое святое на свете - это то, что я сейчас ощущаю, и
сладость  этого все возрастает  и возрастает  от мига  к  мигу. Как  водяная
капля,  попав  в вино,  растворяется и принимает  и цвет, и  вкус вина,  как
накаленное   на   огне   железо  само   превращается   в   огонь,  утрачивая
первоначальную   форму,  как  воздух,  пронизанный  солнечным   светом,  сам
становится светом  и сиянием,  и это уже  не  пронизанный  солнечным  светом
воздух, а сам солнечный свет, так и  я  умирал  в дивном благорастворении, и
всего-то  сил оставалось  пробормотать  слова  псалма:  "Грудь моя  как вино
неоткрытое; она готова прорваться, подобно новым мехам",  и  сразу же ударил
ослепительный свет, и в нем  высветился сапфир,  сверкающий ярким  и  нежным
огнем, и тот ослепительный свет  влился в  этот яркий огонь, и этот ярчайший
огонь засиял сверканием сапфира, и  это огненное сверкание и этот  нежнейший
свет слились и вспыхнули, и запылали, и озарили все.
     Когда  я почти  бездыханный  опускался на  тело, с  коим  съединился  и
сросся,  я узнал,  на последнем выходе жизни,  что пламя  родится от дивного
свечения,  от  внутреннего  сияния  и  от  огненного пылания, причем  дивное
свечение палило меня, пока не ослеп, а огненное пылание жгло, пока не сгорел
дотла. Затем я постиг бездну и другие бездны, которые она призывала.
     Ныне,  когда дрожащею рукой  (и не знаю - из-за тягости  грехов ли моих
она дрожит, о которых выше  повествую,  или из-за непозволительной печали по
том давно ушедшем прожитом дне) кладу на пергамент эти строки, я  вижу,  что
обошелся совершенно одинаковыми словами и когда передавал греховное упоение,
овладевшее мною, и когда описывал  несколькими листами выше пламя, в котором
принял  мученический  конец брат Михаил.  Не случайно,  конечно,  моя  рука,
безропотная  исполнительница  воли  духа,  избрала одинаковые выражения  для
передачи  двух  настолько  различных  состояний;  видимо,  почти  одинаковым
образом я  их чувствовал и  тогда, когда непосредственно жил ими,  и сейчас,
когда старался воскресить мои чувства снова и заставить ожить на пергаменте.
     Есть таинственная  мудрость в том,  что несоизмеримые  вещи  могут быть
пересказаны  аналогичными  словами;   та  же  мудрость,  наверно,  позволяет
божественным  вещам   отображаться  в  земных   именованиях,  и,   благодаря
символической двусмысленности, Бог может  быть называем львом или леопардом,
и смерть -  ранением,  и  радость - пламенем, и пламя - гибелью,  и гибель -
бездною, и  бездна -  проклятием,  и  проклятие  -  обмороком, и  обморок  -
страстью.
     Почему  я   в   своей  давней  молодости,  передавая  упоение  смертью,
поразившее меня  в  мученике  Михаиле,  обратился к  тем же  самым словам, к
которым обратилась и  святая, передавая упоение жизнью (жизнью в Боге), -  и
почему  я не мог не обратиться к ним же, передавая свое упоение (провинное и
преходящее) моей земною отрадой, которая самопроизвольно, почти сразу же как
завершилась, перешла внутри  меня  в чувство  смерти, уничтожения? Я пытаюсь
рассуждать  сегодня и о  том, каким  образом я  воспринял, с  промежутком  в
несколько месяцев,  два  события, каждое  из которых было  и  потрясающим, и
печальным, и каким образом за одну и ту же ночь в аббатстве я заново пережил
в  памяти первое  их  них  и  чувственно  пережил другое - с  промежутком  в
несколько часов. И еще я размышляю о том, в каком же виде почти одновременно
я  восстановил их  в памяти сейчас,  при  начертании этих  строчек,  и какой
судьбою  в каждом  из трех случаев и описывал их для себя, употребляя слова,
нашедшиеся в  совершенно  других  обстоятельствах и найденные  святою душой,
благорастворенной в  созерцании божественности.  Уж не святотатствовал ли я,
тогда или теперь? Что же можно было  находить  похожего между волею к смерти
Михаила,  тем  трепетом,  который  охватил  меня  при виде  пожирающего  его
пламени, тою жаждой плотского соединения, которая владела мною  при  девице,
той мистической стыдливостью, которая предписывала мне аллегорический способ
пересказа,  и  тем  самым  порывом  к  счастливому  самоотвержению,  который
побуждал  святую  самоуничтожиться в  собственной  любви  ради новой  жизни,
безмерно более  долгой, даже вечной? Как  возможно, чтобы  столь разнородные
вещи описывались столь однородным образом? А между тем именно в этом, на мой
взгляд,  и содержится  назидание, которое нами  унаследовано  от  величайших
докторов:  "Любая  из сущих фигур  настолько более явно  отображает  истину,
насколько  более  открыто,  путем непохожей  похожести, фигурою себя,  а  не
истиной, являет".  Но  если любовь к пламени и любовь к бездне -  это фигуры
любви к Господу, могут ли являться они же фигурами любви к смерти  и любви к
греху?  Да,  точно так же как  и лев, и змея одновременно выступают фигурами
Христа и фигурами  нечистого. Дело в том, что истинность интерпретации ничем
не  может  быть подтверждена, кроме  как  авторитетом Святейших Отцов,  а  в
случае, из-за которого я казнюсь ныне, нет авторитета, к которому можно было
бы прибегнуть моему покорствующему уму, и поэтому меня сжигают сомнение (вот
и заново фигура огня возникает и оттеняет  собою  сияние  истины  и  полноту
заблуждения, вот что  убивает  меня). Что же происходит, о  Господи, ныне  у
меня на душе,  когда  я позволяю захватить себя  водовороту  воспоминаний  и
произвольно  сочетаю   различные  эпохи,  как   будто  могу  сметь  изменять
последовательность светил и порядок их небесного коловращения? Разумеется, я
переступаю все границы, положенные моему рассудку, греховодному и больному.
     Довольно,  возвратимся к заданию, которое я смиренно сам себе назначил.
Я хотел говорить  о том дне, о полнейшем помрачении чувств, в которое рухнул
как в пропасть. Ну, прекрасно, все, что сохранилось в моей памяти, я изложил
по  порядку,  и  пусть  же на  этом  упокоится  мое  убогое  перо  честного,
непредвзятого летописца.
     Не  знаю,  сколько времени миновало, прежде чем я открыл глаза.  Ночной
свет был гораздо тусклее: вероятно, луна скрылась в облаках. Я протянул руку
в сторону - и не нашел телесного тепла. Я повернул голову. Девицы не было.
     Исчезновение предмета, возбудившего мою страсть и утолившего мою жажду,
внезапно   и  резко   дало  мне   почувствовать   и   бренность  страсти,  и
предосудительность  жажды.  Omne  animal triste  post  coitum.[1]  Теперь  я
понимал,  что  совершил  грех.  Однако  и  ныне,  по  прошествии многих лет,
по-прежнему горько оплакивая свое падение, я все-таки не  могу забыть, что в
тот вечер познал  великое счастье. И  я оскорбил бы Всевышнего, сотворившего
все сущее в доброте и в благолепии, когда бы не допускал, что и в том деянии
двоих грешников было нечто по природе своей благолепное и доброе. Хотя может
статься,  это  моя нынешняя старость  обманчиво представляет как  красивое и
доброе  все, что  было  в  моей  далекой  юности. А следовало бы,  вероятно,
целиком обратиться не к прошлому, а к будущему - к неотступно приближающейся
смерти.  Но тогда, в  юности, я не  думал о смерти, а бурно  и чистосердечно
плакал о совершенном грехе.
     Я поднялся, дрожа.  Я слишком долго  пробыл на ледяном  камне кухонного
пола и промерз до костей. Трясясь, как в  лихорадке, я натянул рясу. И вдруг
увидел в углу сверток,  который девица, убегая, не захватила. Я ...нагнулся,
чтобы  рассмотреть. Это был  неуклюжий узел, похоже - из кухонной тряпки.  Я
развязал  его и в первую минуту не понял, что  внутри: отчасти из-за слабого
освещения, отчасти из-за необычной формы предмета. Постепенно я разглядел. В
сгустках  крови и в обрывках беловатого и вялого мяса предо мной лежало  уже
безжизненное, но  все  еще  трепещущее,  еще  бьющееся  студенистым утробным
содроганием,  оплетенное  свинцовыми прожилками -  сердце, довольно  больших
размеров.
     Темная  пелена  заволокла  все  перед  глазами,  горькая  слюна  волною
наполнила рот. Я вскрикнул последним криком - и пал, как падает мертвец".

Цитаты из фильма "Живёт такой парень":

Тебе тошно, а ты улыбайся. Вот тогда будешь интересная женщина. Ходи, вроде тебя ни одна собака сроду не кусала. Голову кверху, грудь вперед — и улыбайся. Только не хохочи. Это дурость.

— Красивые девушки?
— Что ты! Ножки то-о-оненькие!..

Женщина — как стартёр: когда-нибудь да подведёт!

— Здорово ночевала, тётка Анисья!
— Ой, ведро-то какое стоит, благодать господня! У меня в огороде всё так и прёт, так и прёт!

— Начнем со свиней. Вот она щас побежала в огород выгонять свиней, и о чём нам это говорит?
— Трепач, «пирамидон» проклятый!..
— А никаких свиней нету. Что и требовалось доказать.

Сценарий фильма "Женя, Женечка и "Катюша" В.Мотыль написал вместе с Б.Окуджавой. http://1001material.ru/10195.html

http://rolershar.ru/katyusha/
Существует множество версий, почему установка БМ-13 получила название «Катюша». По одной из них утверждалось, что именно так назвали установку сборщицы на заводе «Компрессор». По другой – из-за наличия литеры «К» в обозначении изделия Воронежского завода. Самая распространенная версия – по названию популярной песни.

Советские бойцы охотнее шли в атаку после обстрела врага «Катюшами». Внезапность появления и огневая мощь налетов оказывали деморализующее действие на вражеские войска. Немцы называли эти установки то «адовым пламенем», то «черной смертью». Но чаще всего упоминается прозвище «сталинский орган» из-за схожести пусковых установок с органными трубами.

Сложно представить себе, что чувствует человек, угодивший под залп «Катюш». По воспоминаниям переживших такие артобстрелы,  это было одно из страшнейших впечатлений за всю войну. Звук, издававшийся ракетами во время полета, описывают по-разному: рев, скрежет, вой. В зоне поражения буквально все взлетало на воздух, и земля горела под ногами.

Продолжение следует.

.

С Владимиром Яковлевичем Мотылем моя жизнь пересеклась непостижимым образом, - его «Звезда пленительного счастья» озарила, подобно молнии, детский мозг, вмиг сделав взрослой. Знаю, кто были родители В.Мотыля, напоминать не стоит: отношусь к ним с большим уважением.

Гораздо позже осознала, что встречу в будущем с Владимиром Мотылём мне организовал мой батюшка. А дело было так. В нашей маленькой семье – мама, папа да Живанка со старшей сестрой Милой – была такая традиция: КАЖДОЕ воскресенье (не важно: дождь ли, снег ли) мы все вместе шли в КИНО. Пешком километра два, через Устьинский мост, а потом вдоль набережной, к кинотеатру «Зарядье», что был когда-то возле Кремля (ныне древнее Зарядье Москвы уничтожено стараниями бывшего мэра под псевдонимом ЛУЖКОВ (!). Видите, как мэров в матрице подбирают? ВЕЛИКИЙ ЛУГ как раз напротив ЗАРЯДЬЯ, через реку).

В одно из из тех незабываемых воскресений мы всей семьёй отправились в тот «семейный» кинотеатр (в «Зарядье» было два кинозала, как сейчас помню: СИНИЙ и КРАСНЫЙ) смотреть «Белое солнце пустыни» - вот такой ТРИКОЛОР    Иванка тогда была совсем маленькой и ничего не поняла из того, что происходило на экране, кроме стрельбы, но, будучи паинькой терпеливо сидела в кресле и смотрела «Солнце…» вместе со взрослыми.

Помню, что папа был от фильма в восторге (он и понятия не имел, что режиссёр его земляк и родился в Лепеле, неподалёку от места, где папа жил с рождения и до войны). Мама же осталась к фильму равнодушной, и Лепель «отомстил»: в один из приездов на родину отца мы всей семейкой, включая 88-летнего дедулю, попали в аварию, и матушка моя высказалась по этому поводу: «Ну вот и съездили мы в Лепель – и влепили же нам там!» 

Тогда же, не подозревая ни о чём таком неприятном, мы шли через мост обратно к дому, дул сильный ветер, мне запомнился именно он и ещё то, что... У АБДУЛЫ ДЕВЯТЬ ЖЁН.
Да, не кто-нибудь, а моя старшая сестра умудрилась сосчитать жён Абдулы в процессе просмотра, она была отличницей у нас и любила арифметику. Помню, как всю обратную дорогу – вот это была действительно Живанка! – Люда приставала к папе с мамой, требуя от них ответа: «почему у плохого дядьки целых девять жён, старых и молодых, и ни одного ребёнка! А у нашего папы мама одна, а ребёнков целых два!»

И ведь действительно, подумалось мне именно сегодня: как сестрица-то верно тогда подметила! Не помню, что отвечали ей папа с мамой, хоть убей. Но сегодня мне яснее ясного: дети не у киношного, а настоящего Абдулы, конечно, были. Наверняка они составляли немалую часть его бандформирования, как теперь принято говорить. И, взорвись банда с Абдуллой на том баркасе (как и задумывал товарищ Сухов), они бы вместе с отцом и всем награбленным добром ушли под воду. Но госпожа Удача распорядилась иначе: взорвался мытарь Верещагин, пройдя в неведомую оставшимся в живых Т(д)ВЕРЬ, а его смерть спасла жизни Сухову с пятиконечной звездой во лбу и восьми жёнам Абдулы, который отправился-таки за море вместе с Павлом Артемичем: ТАМОЖНЯ дала добро!

В. Мотыль начал с жён Абдулы, а позже добрался до жён декабристов – его всегда волновали женские судьбы, - тяжёлая и одновременно счастливая судьба его матушки наложила свой отпечаток на творчество сына. Ну, а тема ПЛАНЕТАРНОЙ ЛЮБОВНОЙ КОТИ заложена В.Мотылём практически во всех его киношедеврах, включая «боевики» (зачастую Мотыль был и сценаристом). Разве «Белое солнце пустыни» боевик? Скорее Учебник для мужчин по боевой и любовной «коти».  Ведь надо разуметь, что такое ПЕРЕПИСКА Фёдора Сухова с КАТАРИНОЙ МАТВИЕВНОЙ. Сколько времени прошло с тех пор, как Сухов исходил эту самую пустыню вдоль и поперёк, начиная с того времени, когда сам был молод, как Петруха? Кто считал годы? А мысленные ПИСЬМА всё шли к молчаливой Женщине в алом, шли…

Долгая дорога в дюнах рано или поздно приведёт Сухова из горячих песков под Белым солнцем к Женщине у белоствольной берёзки на берегу Реки – Живанка в это верит! 

По ссылкам
http://chtoby-pomnili.com/page.php?id=1955
http://www.mywebs.su/blog/interestingly/8687.html
можно узнать жизненную и творческую биографию режиссёра, как снимался фильм и подробности мытарств В.Мотыля из-за чиновничьего произвола в СССР… Как говорится, нет худа без добра: хорошая кинокартина (именно КИНО-КАРТИНА!), как всегда, создаётся вопреки палкам в колёса. Чиновники от искусства картину забраковали, а народ воспринял на ура! «Белое солнце пустыни» просто обречено на успех в т.ч. благодаря трио Мотыль-Окуджава-Шварц и актёрскому составу. Кстати, в основу сюжета легла реальная история собравшегося удрать на ту сторону, за Каспий басмача и его жён. За сценарий было взялся Михалков-Кончаловский, но в самом начале отказался от работы из-за более выгодного предложения. И получилось так, как получилось: НЕ ВЕЗЁТ МНЕ В СМЕРТИ, ПОВЕЗЁТ В ЛЮБВИ!

- ЖЁНКУ Фёдора Сухова зовут КАТЕРИНА МАТВИЕВНА! УБОЙНОЕ СОЧЕТАНИЕ 

                                                                                                                                                                        Всё бы так цвело и зеленело, кабы не ТРОИЦА бородатых ПАТРИАРХОВ

Встреча "Руслана" с Головой                                                      Гюльчатай не только интересовалась ЧЕРЕПАХОЙ (устройством Вслелённой), но также умела читать и писать (и именно её зарезал Абдула!)

                                                                                                       Пора ОТВЕРЗАТЬ!

                                                                                                   Жён у Абдулы между нами, девочками, - ДЕВЯТЬ!

                                                                                            РАЙх с ПАВЛИНАМИ, или ТАМОЖНЯ (а проще говоря МЫТищи)

                                                                                           Оказывается, был и ЧЕТВЁРТЫЙ патриарх! Покоится на ДИНАМИТЕ

АРКА и...                                                                                                                                                                                                     БАРКАс ("Тверь" называется)

Что именно собирались вывезти за кардон в БОЧКАХ?                    Чьего производства СИГАРЫ?

                                                                                                            Ваше БЛАГОРОДИЕ ГОСПОЖА УДАЧА, для кого ТЫ ДОБРАЯ, а кому иначе... 

Фильм можно смотреть миллион раз и не надоест! Голливуд несёт убытки благодаря таким СОВЕТСКИМ КИНОКАРТИНАМ  .

У него уже есть награды - ДВА ГЕОРГИЯ, однако. А кавалерами Георгия были те, кто за Родину кровь пролил, стало быть два раза был ранен и со смертушкой лицом к лицу встречался.

Верещагин - МЫТАРЬ, живёт на ТАМОЖНЕ, границе двух миров - этого и того света (почти в раю: домик на берегу моря, чёрная икра столовыми ложками, самогон, павлины). А хлеба (ХЛЯБИ НЕБЕСНОЙ) достать почти невозможно, жёнка лишь муки чуток раздобыла. Их поженила Первая мировая война - жена Верещагина была сестрой МИЛОСЕРДИЯ и скорее всего именно она выходила его в госпитале.
МЫТАРЮ всё едино: красные или белые, сторону Сухова он выбирает из-за Петрухи, которого зарезал Абдула. Почему? В семье трагедия - потеряли единственного сына. Петруха напомнил ему сына.

В доме очень много оружия. Откуда? Но Верещагин не даёт его ни тем ни другим, а жена топит в море.

Про БАРКАс "Тверь", на котором он взорвался, всё ясно без слов. ДинаМИТ, которым воспользовался Сухов, был под ГОЛОВОЙ ЧЕТВЁРТОГО СТАРЦА (то ли мёртвого, то ли в состоянии самадхи  ).

Что-то взрывоопасное, то что взято из-под ГОЛОВЫ старца, поэтому и выделила: динамит не под ногами был, а под головой. Динамит взрывается только в том случае, если к нему поднести ФАКЕЛ или Д(И)НА-МИТ нагреется на сильном солнце (поэтому Сухов делает его СЫРЫМ - водицей из своего ЧАЙНИКА со слоновьим ХОБОТОМ поливает).

Касаемо ЧЕТВЁРТЫЙ. Старцев (восточных патриархов) четыре - ТРИ МЕДИ-тируют в позе ЛОТОСА, четвёртый лежит в САМАДХИ.  ТРЕМЯ МАТЕРЯМИ их не назовёшь, тогда получается, что ТРОИЦА МУЖСКАЯ, ХРИСТИАНСКАЯ?

Восток - дело тонкое. Старцев всё же четверо, просто один отсутствует до поры (мог и заблудиться в других мирах). Если бы четвёртый старец вернулся в телесную форму, то что бы было? Аля Збручский идол? Вряд ли: там два мужских элемента и два женских, как в четырёх стихиях: воздух-огонь, вода-земля. А тут - четыре ВОЛХВА, но только у одного из них - ПОСОХ. А это есть намёк на то, что действующий патриарх - ОДИН.

"ТРИ РИМА, а ЧЕТВЁРТОМУ НЕ БЫВАТЬ". - так у христианских пророков, типа Филофея (был такой или вымышленный персонаж?). По фильму В.Мотыля старцы как были, так и остались (они ещё не одного Абдулу переживут), а вот динаМИТ из-под ГОЛОВЫ убрали и использовали по назначению.

(Когда Ф.Тютчев писал "Москва, и град Петров, и Константинов град - вот ЦАРСТВА РУССКОГО ЗАВЕТНЫЕ СТОЛИЦЫ" он подразумевал под "градом Петра" совсем не Санкт-Петербург, как нам внушается иными "тютчеведами". Фёдор Тютчев имел в виду РИМ (на месте древнего капища там теперь ВАТИКАН с главным собором в честь ПЕТРА ("на КАМНЕ сем воздвигну..."). Итак, первые две СТОЛИЦЫ: МАСКВА, РОМЕЯ. А третья - неужели греческий Константинополь? Возможно, ведь там бывшая СОФИЯ (почему "бывшая": известно, что ОГНЕННАЯ СОФИЯ (т.е. Дух, Руах) покинула это место ("Дух ДЫШИТ, где хочет"). А где ещё на СВЯТОЙ РУСИ есть СОФИЙСКИЕ СОБОРЫ? Знамо, где: в Новгороде и в Киеве. Так может быть, КИЕВ и есть Константинов град? Москва - Рим - Киев.)

Вот и стоит задуматься, почему у режиссёра фамилия такая - МОТЫЛЬ. (Про мотыльков - в другой ветке.)

Очень интересный персонаж - хранитель музейных ценностей, а вернее, древностей. Он плохо разбирается в иконописи (держит Богоматерь вниз головой, в этом намек на хамское отношение к Великой богине при патриархате), но зато хранитель знает подземные ходы и разбирается в КОВРАХ: упрекает барышень, что те выбрали ценнейшие экспонаты! (а Сухов велел им брать КОВРЫ похуже). Выше приведена картинка с бандитом в алой рубашоночке - он стоит на фоне КОВРА с УЗОРАМИ (читай: письменами, РУНАМИ). Так что же бандиты (обитатели пустыни) похитили в Педженте среди прочего добра и хотят вывезти за границу? Нам показано: КОВРЫ (ценнейшие экземпляры) и что-то в БОЧКАХ. Банда Абдулы - пародия на АРГОНАВТОВ. Какие же это ОРГОНАВТЫ без МЕДЕИ? Они и понятия не имеют, что у христиан был такой праздник - ПЯТИДЕСЯТНИЦА, во главе которого была Богоматерь. Миф об аргонавтах - отголосок ТЕХ МИСТЕРИЙ, которые были извращены дионисийскими вакханалиями и агапическими оргиями ранних христиан, на которые впоследствии был наложен строжайший запрет. (продолжим в ветке МЕДЕЯ).

Первыми отснятыми сценами фильма были: плывущая ПАВОЙ с вёдрами Катерина Матвеевна (ВОДОЛИЯ), её переход вброд через РЕКУ (самый эротический эпизод) и стояние-ожидание у БЕРЁЗЫ, а также сон Сухова, где он куёт СЕРП для ЖЕНЫ, а после пьёт чай(?) из ПИАЛЫ, обнимая с КАТЕРИНУ МАТВИЕВНУ и в окружении остального ГАРема.

Авторы киноповести пользовались иносказанием. В противном случае невозможно объяснить, почему они дали одному из упоминаемых в сюжете населённых пунктов название «Педжент». Хотя это название и похоже на Пенджикент (небольшой городок близ Самарканда, удалённый на сотни километров от Каспийского и Аральского морей), но ему всё же нет места ни на одной географической карте.

    «ПЕДЖЕНТ (англ. pagent, от лат. pagina — пластина, плита), передвижная сцена в ср.-век. театре, применявшаяся при постановке мистерий, мираклей, театрализованных процессий и др. Представлял собой большую повозку, на которой устраивался двухъярусный балаган; в нижнем ярусе переодевались актеры, а в верхнем, имевшем занавес, примитивную декорацию, показывалось представление (сцена или акт многоактной пьесы); затем П. переезжал на новое место и играл эту же сцену перед другими зрителями, а его место занимал следующий П., на котором продолжалось развиваться действие. Сцены исполнялись в строгом соответствии с сюжетом (выделено нами). Распространение получил в Англии; применялся и в др. европ. странах. В нач. 20 в. П. называли театр. представле­ния с применением передвижной сценической площадки (устраива­лись в Великобритании, США).

    Лит.: Гвоздев А., Пиотровский А., История европейского театра, М. — Л., 1931, с. 415 — 62; Parker A., Pagents: their presentation and productions, L., 1954», — так гласит Большая советская энциклопедия, изд. 3, т. 19, стр. 308, (Москва, 1975).

Оказывается, есть книга: "Книжный вор", автор Маркус Зузак.

http://lib.rus.ec/b/199423/read

Начала читать, дошла до места

КЛЮЧЕВОЕ СЛОВО: ПРЕДСТАВИЛА. 

Вий 3D

впечатлил тем, что главный герой - картограф-англосакс. Посмотрите самый конец фильма (2.04.30), где показаны дорожные указатели, маршрут следования картографа, имеющего в своем распоряжении домашний кинотеатр (волшебный фонарь). После титров - разговор двух КОЗАчков.

http://bobfilm.net/trailer/4242-viy-3d-2014.html

    Год выпуска: 2014
    Страна: Германия, Великобритания, Чехия, Украина, Россия (на пятом месте - И.)

Роман прочла, талантливо. По биографии понятно, что хотя М.З. и а Австралии проживает, но все ужасы фашизма его прародители вынесли из Европы. И пафос книги навеян их раз-сказами. Т.е. правда ОДНОЙ СТОРОНЫ "медали".  Не стоит даже сомневаться, на чьей стороне автор. Но автор честен: в романе нет влюблённости Лизель в Макса (или Макса в Лизель), в результате чего они могли пожениться, - там ничего не сказано про брак между еврейским мужчиной и девушкой-немкой, отпрыском коммунистов. Между тем, в конце фильма, снятого по этой книге, показано, что Лизель и Макс в законном браке.

(Житейская история: живёт в Израиле школьная подруга. Русская. Не то чтобы красавица, но с секс эпилом. И в начале 1980-х гг. душу была готова продать, чтобы уехать из российской нищеты, хоть к чёрту, лишь бы из совка. В результате познакомилась с евреем, наврала ему, что она еврейка, и подделала паспорт - "русскую" заменила на "еврейку". А не так давно приехала она в Москву к старой больной матери и подзадержалась. Решила встретиться с кем-нибудь из школьных подруг и... надо же хоть кому-нибудь выговориться! Вот её история: живут с отцом двух её детей в особняке, есть ещё дом, где-то в Европе, всё бы хорошо, но пойми её, русскую душу. Не могла больше терпеть, что всю жизнь скрывает от мужа и детей, кто она. И решилась открыть правду, в основном из-за сыновей, чтобы знали, что мать их - русская. Почему-то она была уверена, что за давностью прожитых вместе лет и нажитых двух прекрасных  детей ей простится... Итог: муж-бизнесмен начал бракоразводный процесс с ней, собственность оформлена на него, дети тоже остаются с ним, в Израиле, он им оплачивает учёбу, тем более, что старший сын уже женат на еврейке, и пр. А она - свободная художница, зато русская. И это не кино, а реальность. Обманывать нехорошо, конечно. Поэтому русская, прикинувшаяся еврейкой, получит по заслугам, а вернее, не получит ничего из совместно нажитого по жизни, потому что адвокаты мужа непременно выстроят на её обманном деянии защиту. Но ей почему-то стало легче жить - вот парадокс! Она всё потеряла, а ей полегчало с нищей старой мамой в Москве! Кстати, Иванка обещала школьной подруге написать про неё раз сказ. В котором чистокровный еврей кричит русской, как оказалось, жене: "Ты мне подложила свинью!!!" Иванке мужа даже жальче, чем жену: вот уж пострадал так пострадал!)

Далее, по книге М.Зузака. Цитата: "Макс сказал, что он еврей ПО ВОСПИТАНИЮ, ПО КРОВИ". Этого нет в фильме, зато есть в романе: забавно читать, как чета Хуберманов, Ганс и Роза извиняются перед Максом (немецкое воспитание!), пригласив отпраздновать вместе с ними Рождество: мол, это не твоя вера, но у нас вот так...    а Макс им великодушно отвечает: да что вы! вам ли извиняться передо мной! вы ведь прячете меня у себя в доме, рискуя жизнью! Поэтому ничего, я потерплю, буду толерантен к вашим "чудачествам".

Роман - супер! Местами реально хватает за душу и за сердце. Но есть места, которые сильно настораживают: например, кроме доброй немецкой семьи Губерманов и сочувствующих им Штайнеров плюс жены бургомистра, надломленной смертью сына, все семьи, живущие по соседству, - зомби Гитлера. И все получают по заслугам, т.е. платят страшную цену - близкими, разбомблёнными домами и т.д. И платят они её за ненависть к несчастным евреям, за завышенное ЧСВ, ну, и за зомбированность (как следствие. А причина - в ненависти, и с этим не поспоришь).

В фильме нет сцены с ХЛЕБОМ, в фильме только один "марш" евреев через Молькинг в Дахау. В романе таких "маршей" - три, и это явный перебор со стороны автора. Переперчил, что называеся. Первый раз Ганс Хуберман подает старику-еврею в колонне кусок хлеба, и умирающий от голода падает в благодарности перед немцем Гансом на колени. Все остальные - зрители. Смотрят, как фашистский ЗОЛьдат избивает плёткой несчастного еврея-старика и Ганса, хлеб остаётся на дороге, его хватают друг у друга другие евреи из колонны. Вряд ли к такому можно остаться равнодушным, Иванка и сама б прибила того зольдата (это ежели в жизни). А в романе Зузака всё время - от начала и до конца рефреном звучат любимые выражения Розы и Ганса (немецкой ЧЕТЫ: с одной стороны - "свин", "свинтух", "свинюха", а с другой (вернее, с ОБЕИХ сторон) - Езус Мария, Езус распятый! Приблизительно как у нас: ей богу, ради бога и пр. А что из этого следует? А то: идея СВЯТОГО МУЧЕНИЧЕСТВА сидит у них в головах как заноза, но Роза (жена) не так подвержена её воздействию, как Ганс (муж). Ганса гнетёт вина: из-за него однополчанина еврея в Первую мировую разорвало на куски (тот сказал, что у Ганса хороший почерк, и Ганса оставили в/части писать письма семьям погибших, а друг-еврей в это время пошёл в бой за высоту и погиб. Погибли все на той высоте, но Ганс, понятное дело, в неоплаченном долгу у друга, который именно еврей (а не итальянец, к примеру). Логика Зузака блистательна, не придерёшься. И всё бы ничего, если бы не эта Гансова присказка: "Езус распятый", ибо у христианина в подкорке, что мученичество - это априори спасение! Бог терпел и нам велел. Поэтому колонна гонимых на смерть, голодных, насмерть перепуганных людей, которые не виноваты в том, что они евреи, воспринимается сознанием Ганса как единый распятый Езус. Иванка бы не стала к этому цепляться, просто на Земле хватает мучеников среди всех народов, помимо евреев, а насаждением идеи богоподобного мученичества мы уже сыты по горло! тогда и всю жизнь человеческую можно считать одним безпрерывным мученичеством, и получается (по логике Зузаков и иже с ним), что Жизнь - это мучение, а Смерть - спасение! Собственно, Смерть в романе и есть Спаситель - носит человеческие души на руках, как Мать младенца... Но Смерть у Зузака не ОНА, не МАТЬ (и даже не мачеха), а ОН, СПАСИТЕЛЬ и СОБИРАТЕЛЬ (ЛОВЕЦ) ДУШ! Вспомним Евангелие: "Смерть, где твоё жало?" "Смертью смерть поправ и сущим во гробех живот даровах". Так что М.Зузак изящно "приложил" заодно христианскую веру, присвоив Смерти функции Спасителя.

И вот, сообразно такой авт. логике добропорядочные католики-немцы Гансы с Розами погибают под бомбами, а сын того, у кого немец Ганс в вечном долгу, т.е. Макс, СВОЕВРЕМЕННО покинувший разбомблённый дом, выживает. Таков вердикт Фортуны. Возможно и потому, что Максы не исповедуют христианство, где мученичество во главе угла, и поэтому лучше скорее расстаться с бренным телом (чтобы не мучиться). Нет, потому Максы и драчуны (по роману), что они борются за жизнь со смертью даже и празднуя Рождество "чужого" бога! Жаль, конечно, что многие бедные евреи сами же и попали во Вторую мировую войну в ловушку христианства, созданного евреем Савлом (Павлом) на пару с евреем Петром, но разве славян, угодивших в ту же мясорубку, не жальче? И почему никто (в ЕС, США, а теперь и в России) не хочет ставить фильмы о пострадавших (во всех войнах) славянах? И почему не издаются книги на эту тему? 

Повторюсь: роман "Книжный вор" написан талантливо, со знанием дела (но знанием односторонним). Быть добрым - это, конечно, прекрасно. Но добрые тем не менее не выживают в мясорубке, а время (самое ценное в жизни!) в итоге работает на Макса. Отсидки "еврейской крысы" (это цитата) у добрых немцев в подвале хватило, чтобы выжить. Выжила и Лизель, и даже прожила долгую жизнь. Вопрос к автору: почему? Потому что дружила и с немецким и еврейским драчунами? Ответ: нет! ЛизЭЛЬ, можно сказать, приобщилась. К "Книге мёртвых" и "Книге бытия". И написала своё Евангелие от ЛИЗЫ.

Все имена и фамилии в романе ГОВОРЯЩИЕ Имена и проЗвания (фамилии) (как лесоруб Рокфеллер и щит-вывеска Ротшиьд, как-нибудь обсудим). Имена и фамилии в романе способны сказать кто есть кто только на РУССКОМ ЯЗЫКЕ: Роза, Руди, Макс и т.д. (этот лит. приём отлично известен Зузаку, как и Достоевскому, давшему одному имя ИДИОТ, а другому - КАРАМАЗОВ (к примеру). Главный герой в книге Зузака не Макс, а муж РОЗЫ, приёмный отец ЛИЗЕЛЬ, Ганс Хуберман (Губерман, с одни "н" на конце). Его-то девочка, сирота при живой(?) матери и любит больше всех (а не Макса, как выходит по фильму). В четырнадцать лет (по книге), когда в Лизель начинает просыпаться женщина, она делает открытие, что влюблена в... РУДИ. Т.е., в своего, немецкого парня с "лимонными волосами" (цитата). А с Максом у неё - настоящая дружба. По книге - вот так. Ещё там оччень любопытные рисунки. И ещё: книгу с пустыми страницами Лизель дарит не Макс, а жена губернатора (именно она подарила Лизель ЧИСТУЮ ДОСКУ, где та записала свою "благую весть"). Именно приемный отец и жена губернатора сыграли решающую роль в образовании Лизель, а Макс открыл ей глаза на Гитлера. Что тот не вождь, а дирижёр. И тайна его власти над зомби - СЛОВА.

М.Зузак осведомлён о власти СЛОВ в союзе с ЧУВСТВОМ, он и сам не брезгует приёмами А.Гитлера: без пропаганды МАКСИ-еврейства был бы безспорно замечательный роман о ЖИЗНИ от лица СМЕРТИ.

Гармошки под стеклом - о, счастье! - в романе Зузака (ср. с ЗАЗА) нет. Есть аккордеон в щебёнке и пепле после бомбёжки, но никакого застекления СЕМЕЙНОЙ РЕЛИКВИИ. Акцентирован другой предмет, а именно "книга бытия", которую Смерть вынимает из кузова мусорной машины и потом не расстаётся с книгой.

Ну и очевидно, что первая книга, которую читает Лизель, руководство по похоронам, это - "книга мёртвых". В романе Зузака это более подчёркнуто, чем в фильме. Но в фильме ничего не сказано про книгу, которую Смерть всё время носит при себе (метафорически это "книга бытия").

Главная мысль ясна: в руках ЖИЗНИ - Книга мёртвых, в руках СМЕРТИ - Книга живых. Не знаю, думал ли об этом автор "Книжной воришки", но у него так зеркально получилось 

Подобное ЗЕРКАЛО не новость - мы испокон веков имеем его перед глазами в символе славянской МАКОШИ.

P.S.

На протяжении всего романа семья Хуберманов есть ГОРОХОВЫЙ СУП (который готовит Роза).

СВИНУХ(А) в устах Розы - основное "ласковое" ругательство, ЕЗУС РАСПЯТЫЙ в устах Розы и Ганса - сродни причитанию (молитве).

Макс, в ответ за спасение его жизни и ПО ДРУЖБЕ сделал ЛИЗЕЛи безценный дар: он посвятил её в МАГИЮ СЛОВА (с помощью слов).

Итак: немец-еврей(?) Ганс Губерман научил приёмную дочь АЗБУКЕ, немка, жена бургомистра открыла двери БИБЛИОТЕКИ (читай, вся немецкая философия и не только), а еврей МАКС ВАНДЕБУРГ посвятил в КАББАЛУ ЗНАКА (символа-образа) и отчасти в ТАЙНУ ЗВУКА.

Можно сказать, Лизель прошла ТРИ главные алхимические стадии.

Первая книга "вора" (м.род, окончание имени девочки-сироты не -а, не -ен (Лизхен), а -эль (средний "ангельский" род). Итак, первая ("книга мёртвых") ОБРЕТАЕТСЯ на КЛАДБИЩЕ во время похорон брата, читай, близнеца), вторая книга - на ПЕПЕЛИЩЕ (читай, родном).  Первые две книги обретаются в стихиях ЗЕМЛЯ и ОГОНЬ. Третья - в БИБЛИОТЕКЕ (жены бургомистра, хорошую библиотеку могли себе позволить лишь сильные мира сего. В этой библиотеке гуляет сквозняк, Лизель вхожа туда через окно, вместе с ветром). ВОЗДУХ  - третья стихия. Когда книгу бросают в реку, то выручает любящий девочку Руди, спасая книжку в ледяной ВОДЕ - это четвёртая стихия.

После этого "воришка" ворует уже не для себя, но чтобы выжил друг Макс. Она уже ПОЧТИ Водолея (потому что без крылышек).

Далее следует ДАР Лизель Максу на Рождество - СНЕГОВИК, который ТАЕТ в подвале и Макс простужается. Ещё бы - арийский смертоносный лёд!

Макс, вернувшийся после болезни с ТОЙ СТОРОНЫ (вообще-то он одной ногой - там, а другой здесь, Смерть ВСЁ ВРЕМЯ рядом), дарит Лизель в ответ книгу как раз об этом, это пережитый им опыт, и поэтому он "превзошёл" обычных людей: он теперь шаман, маг, побывавший ВНЕ ВРЕМЕНИ и ПРОСТРАНСТВА, он излечился от страха ПУСТОТОЙ. Фактическеи там, в подвале вместе с Максом Лизель проходит посвящение. Она ПРИВИТА благодаря Максовой мистерии и постепенно также исцеляется от страха (а с Максом её сроднили СТРАШНЫЕ СНЫ). С минуты исцеления она становится ВОДОЛЕЙСКОЙ ПРИРОДЫ, тем более, что Макс и сам - ПЕРНАТЫЙ в девочкиных глазах, и первая его книга - о КРЫЛАТОМ ЗАВИСАТЕЛЕ. Вторая его книга, "Отрясательница слов", оставленная для Лизель (когда та будет готова её принять) - это уже "Откровение от Макса", сознательный дар мага (поэтому и имя Макс). 

В итоге умудрённая опытом Лизель пишет "евангелие от Лизы" - пережитое ею, начиная со смерти брата и потери матери. Именно благодаря тому, что писала "книгу жизни" в подвале, среди слов и рисунков на стенах, Лизель и осталась жива. Главный рисунок Макса на стене - "узловатая тропа" к Солнцу (к выходу).
_________________________

Роман на порядок глубче фильма и подкупает своей искренностью. СЛОВА + ЧУВСТВА = УСПЕХ