День Эпоны

18 декабря в самом Риме отмечался день Эпоны.
Уже после римского завоевания в Галлии сохранялся и даже получил широкое распространение по всему кельтскому миру культ божественной лошади и богини‑всадницы Эпоны. Эпона была покровительницей военных всадников, конюхов, путешественников. Чаще всего она изображалась едущей на лошади, что свидетельствует о возможной связи этой богини с Иным Миром. В то же время в культе богини в большой степени присутствовал жизнеутверждающий аспект. Как покровительница лошадей и жеребят, она обеспечивала земное плодородие и процветание сельского хозяйства в целом, поэтому ее часто изображали с рогом изобилия, чашей или корзиной фруктов в руках.Но главной ее функцией было покровительство лошадям и коневодству. Она была хранительницей конюшни (может быть, поэтому одним из ее атрибутов был ключ); кроме того, она защищала мулов и ослов.
Существуют датирующиеся римским периодом многочисленные статуэтки и рельефы, изображающие Эпону. Среди них выделяют три различных типа изображения богини. Чаще всего она представлена в виде женщины, сидящей на лошади, за которой иногда следует жеребенок.

Несколько реже встречаются изображения богини, стоящей перед лошадью или в окружении нескольких лошадей. И наконец, иногда можно увидеть полуобнаженную богиню, возлежащую на спине лошади.

Сохранились надписи‑посвящения Эпоне. Такие посвящения были найдены в Англии и Шотландии, в Испании, в Швейцарии, в Италии, в Венгрии, в Сербии, но большая часть их происходит из Франции и из Германии. Обнаружены они были в тех местах, где стояли римские легионы: культ Эпоны был особенно распространен в среде воинов.
О популярности культа Эпоны в античном мире свидетельствует тот факт, что Эпона была известна греческим и римским писателям. Эпону упоминает Ювенал в своей сатире, направленной против римского консула Латерана, который, забыв о своем достоинстве, предавался низкому для римского магистрата такого высокого ранга пристрастию — управлял колесницей на спортивных состязаниях. Когда же он совершал жертвоприношение на алтаре Юпитера, то «клялся только Эпоной и божествами, нарисованными на стенах конюшен».

"Эпона просто была . Независимо от богов норманнов, римлян или других народов. Просто была. И может быть, Матери Лошадей люди поклонялись ещё до того, как появились боги самых самых древних египтян или ашурцев. Все таки она добрая Богиня этого мира и, не хочет покидать его"...

http://svart-ulfr.livejournal.com/10302 … ead=509550

Чем не КАЛКА АВАТАР?!

Материал хороший,но  не копируется, даю ссылку
http://hod.vsau.ru/fam/epona.html

Отредактировано Лаодика (2014-03-20 15:14:09)

Иванка написал(а):

Александр Блок

Из цикла "Итальянские стихи":

Флоренция
1
Умри, Флоренция, Иуда,
Исчезни в сумрак вековой!
Я в час любви тебя забуду,
В час смерти буду не с тобой!
О, Bella, смейся над собою,
Уж не прекрасна больше ты!
Гнилой морщиной гробовою
Искажены твои черты!
Хрипят твои автомобили,
Твои уродливы дома,
Всеевропейской жёлтой пыли
Ты предала себя сама!
Звенят в пыли велосипеды
Там, где святой монах сожжён,
Где Леонардо сумрак ведал,
Беато снился синий сон!
Ты пышных МЕдичей тревожишь,
Ты топчешь лилии свои,
Но воскресить себя не можешь
В пыли торговой толчеи!
Гнусавой мессы стон протяжный
И трупный запах роз в церквах -
Весь груз тоски многоэтажный -
Сгинь в очистительных веках!

Май - июнь 1909
Bella - Прекрасная (итал.) - распространённое в Италии название Флоренции.

2
Флоренция, ты ирис нежный;
По ком томился я один
Любовью длинной, безнадежной,
Весь день в пыли твоих Кашин?
О, сладко вспомнить безнадежность:
Мечтать и жить в твоей глуши;
Уйти в твой древний зной и в нежность
Своей стареющей души...
Но суждено нам разлучиться,
И через дальние края
Твой дымный ирис будет сниться,
Как юность ранняя моя.

Июнь 1909

3
Страстью длинной, безмятежной
Занялась душа моя,
Ирис дымный, ирис нежный,
Благовония струя,
Переплыть велит все реки
На воздушных парусах,
Утонуть велит навеки
В тех вечерних небесах,
И когда предамся зною,
Голубой вечерний зной
В голубое голубою
Унесёт меня волной...

Июнь 1909

Красный ирис (который не существует в природе) появился на гербе Флоренции после того, как во времена Средневековья гибеллины (их герб: белый ирис на красном фоне) были изгнаны гвельфами из города.
итал. gigliato — дословно УКРАШЕННЫЙ ЛИЛИЯМИ

Поэзия

Гвельфы и гибеллины: тотальная война

В 1480 году миланские архитекторы, строившие Московский Кремль, были озадачены важным политическим вопросом: какой формы нужно делать зубцы стен и башен — прямые или ласточкиным хвостом? Дело в том, что у итальянских сторонников Римского Папы, называвшихся гвельфами, были замки с прямоугольными зубцами, а у противников папы — гибеллинов — ласточкиным хвостом. Поразмыслив, зодчие сочли, что великий князь Московский уж точно не за Папу. И вот наш Кремль повторяет форму зубцов на стенах замков гибеллинов в Италии. Однако борьба этих двух партий определила не только облик кремлевских стен, но и пути развития западной демократии.
В 1194 году у императора Священной Римской империи Генриха VI Гогенштауфена родился сын, будущий Фридрих II. Вскоре после этого кочевавший по Италии двор остановился на некоторое время на юге страны (Сицилийское королевство было объединено с имперскими территориями благодаря браку Генриха и Констанции Отвиль, наследницы норманнских королей). И там государь обратился к аббату Иоахиму Флорскому, известному своей эсхатологической концепцией истории, с вопросом о будущем своего наследника. Ответ оказался уничтожающим: «О, король! Мальчик твой разрушитель и сын погибели. Увы, Господи! Он разорит землю и будет угнетать святых Всевышнего».

Папа Адриан IV коронует в Риме императора Священной Римской империи Фридриха I Барбароссу из рода Гогенштауфенов в 1155 году. Ни тот, ни другой еще не представляют себе, что вскоре итальянский мир расколется на «поклонников» тиары и короны и между ними разразится кровавая борьба

Именно в правление Фридриха II (1220—1250 годы) началось противостояние двух партий, которое в разной мере и разной форме оказало влияние на историю Центральной и Северной Италии вплоть до XV века. Речь идет о гвельфах и гибеллинах. Эта борьба началась во Флоренции и, говоря формально, всегда оставалась чисто флорентийским явлением. Однако на протяжении десятилетий, изгоняя побежденных противников из города, флорентийцы сделали соучастниками своих распрей чуть ли не весь Апеннинский полуостров и даже соседние страны, прежде всего Францию и Германию.
В 1216 году на одной богатой свадьбе в селении Кампи под Флоренцией завязалась пьяная драка. В ход пошли кинжалы, и, как повествует хронист, молодой патриций Буондельмонте деи Буондельмонти убил некоего Оддо Арриги. Опасаясь мести, родовитый юноша (а Буондельмонте был представителем одного из знатнейших родов Тосканы) пообещал жениться на родственнице Арриги из купеческого рода Амидеи. Неизвестно: то ли боязнь мезальянса, то ли интриги, а может быть, подлинная любовь к другой, но что-то заставило жениха нарушить обещание и выбрать себе в жены девушку из дворянского рода Донати. Пасхальным утром Буондельмонте на белом коне направился к дому невесты, чтобы дать брачную клятву. Но на главном мосту Флоренции, Понте Веккьо, на него напали оскорбленные Арриги и убили. «Тогда, — сообщает хронист, — началось разрушение Флоренции и появились новые слова: партия гвельфов и партия гибеллинов». Гвельфы требовали мести за убийство Буондельмонте, а те, кто стремился затушевать это дело, стали именоваться гибеллинами. Не верить хронисту в рассказе о несчастной судьбе Буондельмонте нет причин. Однако его версия о происхождении двух политических партий Италии, оказавших огромное влияние на историю не только этой страны, но и всей новой европейской цивилизации, вызывает справедливые сомнения — мышь не может родить гору.
Группировки гвельфов и гибеллинов действительно образовались в XIII веке, но их истоком были не будничные «разборки» флорентийских кланов, а глобальные процессы европейской истории.

Так называемый Замок императора (одно время он принадлежал Фридриху II Гогенштауфену) в Прато служил штабквартирой местным гибеллинам

В то время Священная Римская империя германской нации простиралась от Балтийского моря на севере до Тосканы на юге и от Бургундии на западе до Чехии на востоке. На таком большом пространстве императорам было крайне сложно поддерживать порядок, особенно в Северной Италии, отделенной горами. Именно из-за Альп в Италию пришли названия партий, о которых мы ведем речь. Немецкое «Вельфы» (Welf) итальянцы произносили как «Гвельфы» (Guelfi); в свою очередь «Гибеллины» (Ghibellini) — искаженное немецкое Waiblingen. В Германии так именовались две соперничающие династии — Вельфы, которым принадлежали Саксония и Бавария, и Гогенштауфены, выходцы из Швабии (их именовали «Вайблингами», по названию одного из родовых замков). Но в Италии значение этих терминов было расширено. Североитальянские города оказались между молотом и наковальней — их независимости угрожали как германские императоры, так и Римские Папы. В свою очередь, Рим находился в состоянии непрерывного конфликта с Гогенштауфенами, стремящимися захватить всю Италию.
К XIII веку, при Папе Иннокентии III (1198—1216), наступил окончательный раскол между церковью и светской властью. Своими корнями он уходит в конец XI века, когда по инициативе Григория VII (1073— 1085) началась борьба за инвеституру — право назначения епископов. Раньше им обладали императоры Священной Римской империи, но теперь Святой престол хотел сделать инвеституру своей привилегией, рассчитывая, что это будет важным шагом на пути распространения папского влияния на Европу. Правда, после череды войн и взаимных проклятий никому из участников конфликта не удалось достичь полной победы — было решено, что избранные капитулами прелаты будут получать духовную инвеституру от Папы, а светскую — от императора. Последователь Григория VII — Иннокентий III достиг такой власти, что мог свободно вмешиваться во внутренние дела европейских государств, а многие монархи считали себя вассалами Святого престола. Католическая церковь окрепла, обрела самостоятельность и получила в свое распоряжение большие материальные средства. Она превратилась в закрытую иерархию, ревностно отстаивавшую на протяжении последующих столетий свои привилегии и свою неприкосновенность. Церковные реформаторы считали, что пора переосмыслить характерное для раннего Средневековья единство светской и духовной властей (regnum и sacerdotium) в пользу верховной власти Церкви. Конфликт между клиром и миром был неизбежен.
Городам нужно было выбирать, кого взять себе в союзники. Тех, кто поддерживал Папу, назвали гвельфами (ведь династия Вельфов враждовала с Гогенштауфенами), соответственно, тех, кто был против папского престола, — гибеллинами, союзниками династии Гогенштауфенов. Утрируя, можно сказать, что в городах за гвельфов был пополо (народ), а за гибеллинов — аристократия. Взаимное соотношение этих сил определяло городскую политику.

Оттон IV, император из рода Вельфов

Корона против тиары
Слова «гвельф» и «гибеллин», хотя и были «изобретены» на самом раннем этапе великого конфликта, особой популярностью в Средневековье не пользовались. Конфликтующие стороны в итальянских городах предпочитали называть себя просто «партией императора» и «партией Папы». Это было практично: латинизированная немецкая терминология не успевала за политической конъюнктурой. А какое-то время до начала XIII века положение, вообще, было обратным тому, что вошло в историю: Вельфы считались врагами Рима, а Гогенштауфены — его союзниками. Ситуация заключалась в следующем. В 1197 году германским императором был избран Оттон IV (1182—1218) Вельф. Как это обычно и случалось в ту эпоху, далеко не все поддерживали эту кандидатуру. Противники Оттона выбрали себе другого монарха из Дома Гогенштауфенов — Филиппа Швабского (1178—1218). Начались усобицы, разорявшие всех, но выгодные третьей силе, Папе Иннокентию III (1161—1216). Сперва Иннокентий поддержал Оттона. Это был стратегически верный ход. Дело в том, что понтифик являлся опекуном несовершеннолетнего Фридриха Гогенштауфена (1194—1250), будущего блистательного Фридриха II, который занимал тогда трон короля Сицилии. В этой ситуации Папа старался не допустить на германский престол Гогенштауфенов, потому что в этом случае юг Италии мог бы стать частью Империи. Однако, если бы удача улыбнулась Гогенштауфенам, Иннокентий, как регент Фридриха, мог бы влиять на их политику. Однако в 1210 году Оттон сам отступил от союза с Папой, решив прибрать к рукам всю Италию. В ответ год спустя наместник святого Петра отлучил предателя от церкви. Он также сделал все, чтобы совет немецких князей в Нюрнберге избрал теперь германским королем опекаемого им 17-летнего Фридриха. Именно с этого момента понтифик сделался врагом Вельфов и союзником Гогенштауфенов. Но и Фридрих II тоже не оправдал надежд покровителя! Папа умер в 1216 году, так и не получив во владение обещанных земель и не дождавшись начала крестового похода, на который так рассчитывал. Напротив, новый властитель Германии начинает действовать, открыто игнорируя интересы Рима. Теперь-то гвельфы становятся «настоящими» гвельфами, а гибеллины — гибеллинами. Впрочем, процесс окончательного размежевания растянулся еще на 11 лет (до 1227 года), то есть до тех пор, пока новый Папа Григорий IX (1145—1241) не отлучил Фридриха от церкви за самовольное возвращение из Святой земли (куда тот все-таки в конце концов отправился).
Итак, фигуры на доске геополитики расставлены — император, Папа, города. Нам кажется, что их тройственная вражда была следствием не только человеческой алчности.
Участие городов — вот что было принципиально новым в противостоянии Пап и германских императоров. Горожанин Италии почувствовал вакуум власти и не преминул им воспользоваться: одновременно с религиозной реформой началось движение за самоуправление, которому предстояло за два века полностью изменить соотношение сил не только в Италии, но и во всей Европе. Оно началось именно на Апеннинском полуострове, поскольку здесь городская цивилизация имела крепкие античные корни и богатые традиции торговли с опорой на собственные финансовые ресурсы. Старые римские центры, пострадавшие от рук варваров, успешно возрождались, в Италии горожан было намного больше, чем в других странах Запада.
Городскую цивилизацию и ее характерные особенности в нескольких словах никто не опишет нам лучше, чем вдумчивый современник, германский историк середины XII века Оттон Фрейзингенский: «Латиняне (жители Италии), — пишет он, — по сей день подражают мудрости древних римлян в расположении городов и управлении государством. Они настолько любят свободу, что предпочитают подчиняться скорее консулам, чем синьорам, чтобы избегнуть злоупотреблений властей. А чтобы они не злоупотребляли властью, их сменяют почти каждый год. Город заставляет всех живущих на территории диоцеза подчиняться себе, и с трудом можно найти синьора или знатного человека, который не подчинился бы власти города. Город не стыдится посвящать в рыцари и допускать к управлению юношей самого низкого происхождения, даже ремесленников. Поэтому итальянские города превосходят все прочие по богатству и могуществу. Этому способствует не только разумность их учреждений, но и длительное отсутствие государей, которые обычно остаются по ту сторону Альп».
Экономическая сила итальянских городов оказалась едва ли не решающей в борьбе Империи и Папства. Город вовсе не противопоставлял себя традиционному феодальному миру. Напротив, он не мыслил себя вне его. Еще до того, как коммуна, этот новый способ политического самоуправления, окончательно кристаллизовалась, городская элита поняла, что пользование свободами должно быть признано императором или Папой, лучше — и тем, и другим. Ими же эти свободы должны были охраняться. К середине XII века в понятии свободы сконцентрировались все ценности городской цивилизации Италии. Государь, который посягал на нее, превращался из защитника в поработителя и тирана. В результате горожане переходили на сторону его противника и продолжали непрекращающуюся войну.

Данте Алигьери: поэзия как политика
Первая половина жизни Данте прошла во Флоренции во время бурных событий последних десятилетий XIII века, когда чаша весов склонилась здесь в пользу гвельфов. Великий поэт активно участвовал в общественной жизни родного города, сначала в качестве советника, а с 1300 года — приора. К этому времени светская власть Папы в Тоскане стала ощущаться довольно сильно, а внутри партии гвельфов произошел раскол. Вокруг Корсо Донати объединились фундаменталисты («Черные») — твердые сторонники Папы и французских королей, а вокруг Вьери деи Черки — «Белые», умеренные, склонные к компромиссам с гибеллинами.
Апогея конфликт достиг при Бонифации VIII (1295—1303). Согласно его булле «Unam sanctam» от 1302 года, все верующие должны подчиняться понтифику во всех духовных и мирских делах. Этот Папа боялся политического сопротивления строптивых Белых гвельфов (в частности, они готовились приютить у себя его злейших врагов, римское семейство Колонна), и к тому же он задумал включить всю Тоскану в Папскую область. Для наведения мостов «в этом направлении» Бонифаций VIII направил банкира Вьери, контролировавшего более половины флорентийских финансов, но Данте и его товарищи раскусили план понтифика и не приняли посредника. Более того, Белые гвельфы решили «сыграть на опережение» и сами отправили делегацию в Рим (в нее вошел и автор «Божественной комедии»), чтобы обезопасить себя — ведь пойти на открытую конфронтацию с Римом не представлялось мыслимым. А тем временем… оставшиеся во Флоренции приоры впустили в город Карла Валуа, брата французского короля Филиппа Красивого. Присутствие принца крови в городе, настроенном к французам, в общем, доброжелательно, лишило правительство маневра, а Черные гвельфы взялись за оружие и изгнали Белых. Последовали проскрипции, а Алигьери никогда больше не вернулся на родину. Ему вынесли два заочных смертных приговора и лишь через пятнадцать лет заочно амнистировали. В изгнании Белые гвельфы часто объединялись с гибеллинами. Эта политика была удачной формой умеренного гвельфизма, которая вполне устраивала Пап вроде Григория Х (1271—1276) или Николая III (1277— 1280). Но что касается Бонифация VIII, то этот понтифик вызывал у Данте только ненависть. Да и другие гвельфы стыдились личности того, чьи интересы они должны были защищать.
Сначала Данте был рупором изгнанников. Однако вскоре он переменил свою точку зрения: поэт уверился в том, что спасти Италию от междоусобиц способна только твердая рука германского монарха. Теперь он возлагал надежды на Генриха VII из династии Люксембургов (1275—1313). В 1310 году король отправился в Италию, чтобы приструнить города и оказать давление на противников. Кое-что ему удалось: он получил императорскую корону. Но после этого Генрих повел себя так же, как и его предшественники, увязнув в бесконечной шахматной партии. Города тоже не знали, как себя вести, их лидеры метались. В 1313 году император скоропостижно скончался в Тоскане. С этого момента Данте решил, что лучше быть «самому себе клевретом» (по-итальянски более точно: «быть самому себе партией»). Он одновременно и лукавил, и был вполне искренен. «Божественная комедия» завершается апофеозом Империи и Любви в райской Розе: мироздание было для него немыслимо без монархии, объединяющей любовью мир людей. Но последний законный, с точки зрения Данте, император Фридрих II (1194—1250) казнится в аду среди еретиков, вместе со своими придворными: казначеем Петром Винейским, осужденным на муки за самоубийство, и астрологом Михаилом Скоттом — за волхвование. Это тем более удивительно, что широтой своих взглядов этот император вызывал у флорентийского поэта глубокую симпатию. Но таков был Данте: когда он чувствовал, что должен карать, он переступал через свои личные чувства. Точно так же его по-настоящему возмутила выходка кардинала Джакомо Колонна, который, согласно народной молве, дал пощечину захваченному в плен Папе Бонифацию VIII. Он ненавидел лично Бонифация, но как истинный католик почитал Папу Римского и не мог представить себе, что можно коснуться его, совершить физическое насилие над понтификом. Точно так же Данте уважал императора Фридриха, но не мог не отправить в ад того, кому молва приписывала еретические высказывания (неверие в бессмертие души и учение о вечности мира). Парадокс Данте — парадокс Средневековья.
Когда в 1150-х годах молодой германский император Фридрих I Барбаросса появился на полуострове с целью вернуть к повиновению североитальянские провинции, его взору предстала своеобразная огромная шахматная доска, где квадраты представляли собой города с подчиненными им более или менее крупными провинциями — контадо. Каждый преследовал свои интересы, которые наталкивались на противодействие ближайшего соседа. Поэтому Мантуе трудно было стать союзником Вероны, а Бергамо, скажем, — Брешии и т.д. Каждый город искал союзника в более отдаленном соседе, с которым у него не было территориальных споров. Город старался всеми силами подчинить своим порядкам округу, в результате этого процесса, называемого comitatinanza, возникали маленькие государства. Сильнейшие из них старались поглотить слабейших.
Усобицам в Ломбардии, Венето, Эмилии, Романье, Тоскане не было видно конца. Поражает жестокость, которую проявляли друг к другу итальянцы. В 1158 году император осадил непокорный Милан, и «никто, — пишет хронист, — не участвовал в этой осаде с большим неистовством, чем кремонцы и павийцы. Осажденные тоже не проявили ни к кому больше враждебности, чем к ним. Между Миланом и этими городами давно существовали соперничество и раздоры. В Милане были убиты или мучились в тяжком плену многие тысячи их людей, земли их грабились и сжигались. Поскольку они не могли сами должным образом отомстить Милану, превосходившему их и по собственным силам, и по количеству союзников, то они решили, что настал подходящий момент расплатиться за нанесенные им оскорбления». Объединенным германско-итальянским войскам удалось тогда сломить гордый Милан, его укрепления как важнейший символ свободы и независимости были срыты, а по центральной площади проведена не менее символическая борозда. Впрочем, славным германским рыцарям не всегда сопутствовала удача — городские ополчения, особенно объединенные под эгидой Ломбардской лиги, наносили им столь же сокрушительные поражения, память о которых сохранялась на века.
Жестокость была непременной составляющей борьбы итальянских средневековых партий. Жестокой была власть, но столь же жестокими по отношению к ней были горожане: «провинившихся» подестa, консулов, даже прелатов избивали, вырывали им языки, ослепляли, с позором гоняли по улицам. Такие нападения не обязательно вели к изменению режима, но давали иллюзию временного освобождения. Власть отвечала пытками и стимулировала доносительство. Изгнание или смертная казнь грозили подозреваемому в шпионаже, заговоре и связях с врагом. Обычное судопроизводство в таких вопросах не применялось. Когда преступники скрывались, власть не гнушалась услугами наемных убийц. Наиболее распространенным способом наказания было лишение имущества, а для богатых семей еще и снос палаццо. Методичное разрушение башен и дворцов имело своей целью не только стереть память об отдельных личностях, но и об их предках. Вернулось зловещее понятие проскрипций (так еще во времена Суллы в Риме называлось объявление некоего гражданина вне закона — разрешалось и поощрялось его убийство, а имущество отходило в казну и отчасти самим убийцам), и часто они распространялись теперь на детей и внуков осужденного (по мужской линии). Так правящая партия выкорчевывала из общественной жизни целые семейные древа.

Это гордое слово «Ломбардия»
Жители североитальянских городов отлично понимали: в одиночку бороться с германскими императорами не получится. Поэтому еще в 1167 году шестнадцать коммун во главе с Миланом создали так называемую Ломбардскую лигу. Для представительства в новом союзе каждый участник делегировал своего депутата, так называемого «ректора». В компетенцию ректоров входили политическая стратегия, вопросы объявления войны и заключения мира, а также общее интендантство (армейское снабжение). Ярче всего эта хорошо отлаженная федерация показала свою силу 27 мая 1176 года в битве при Леньяно (в 30 километрах от Милана) против рыцарей Фридриха I. Император действовал строго по принятым тогда правилам, полагаясь на фронтальную атаку своей тяжелой конницы. А ломбардцы проявили фантазию. Они выдвинули вперед тяжелую миланскую конницу, которая, имитируя отступление, вывела немцев на копья и багры общеломбардского пешего ополчения. Войска Фридриха смешались и сразу получили в правый фланг удар кавалеристов из Брешии, стоявших в резерве. Фридрих бежал, бросив щит и знамя. В 1183 году он вынужден был подписать Констанцский мир, по которому городам возвращались все отнятые, было, привилегии и предоставлялась еще более широкая автономия управления. Однако когда в 1237 году внук Барбароссы Фридрих II пришел в Ломбардию завершить дело, неудачно начатое дедом, военное счастье отвернулось от итальянцев. 27 ноября 1237 года у местечка Кортенуово на реке Ольо немецкая конница неожиданно атаковала миланцев. Удар был сокрушительным, горожан разгромили и опрокинули. Правда, не дрогнула ломбардская пехота — заняв круговую оборону, она держалась до позднего вечера против закованных в броню рыцарей, закрывалась от них стеной из щитов и выдерживала жестокие рукопашные. Однако гвельфы несли тяжелые потери от стрел арабов, находившихся в войске Фридриха. Поздним вечером сдались последние из оборонявшихся. В этом сражении побежденные потеряли убитыми и пленными несколько тысяч человек. Но несмотря на поражение, Лига продолжала существование и борьбу. Более того, благодаря ее усилиям Фридриху так и не удалось полностью подчинить Ломбардию. Распалась же она уже после смерти этого энергичного государя.
Кроме того, повседневный поток насилия исходил еще и от особых организованных групп, вроде расширенных родовых «ополчений» («консортерий»), приходских «дружин» одной какой-нибудь церкви или «контрад» (квартальных «команд»). Существовали различные формы неповиновения: открытый отказ следовать законам коммуны (фактический синоним «города»), военное нападение на весь родной город со стороны изгнанных из него по политическим мотивам, «теракты» против магистратов и клира, похищение их имущества, создание тайных обществ, подрывная агитация.
Надо сказать, что в этой борьбе политические пристрастия менялись с быстротой калейдоскопа. Кто ты, гвельф или гибеллин, часто решали сиюминутные обстоятельства. За весь тринадцатый век вряд ли найдется один крупный город, где бы власть не поменялась насильственным образом несколько раз. Что говорить о Флоренции, менявшей законы с легкостью необыкновенной. Все решалось практикой. Захвативший власть формировал правительство, создавал законы и следил за их исполнением, контролировал суды и т. д. Противники — в тюрьме, в изгнании, вне закона, но изгнанники и их тайные союзники не забывали обиду и тратили свои состояния на тайную или явную борьбу. Для них правительство противников не обладало никакой законной силой, во всяком случае, не большей, чем их собственное.
Гвельфы и гибеллины вовсе не были организованными партиями, подчинявшимися руководству своих формальных лидеров. Они представляли собой сеть независимых группировок, сотрудничавших друг с другом до определенного момента под подходящим знаменем. Гвельфы часто обращали оружие против Папы, а гибеллины действовали, не учитывая интересы претендентов на императорскую корону. Гибеллины не отрицали Церковь, а гвельфы — Империю, но старались свести к минимуму их реальные притязания на власть. Гвельфские правительства часто оказывались под отлучением. Прелаты же нередко вели свое происхождение из аристократических семейств с гибеллинскими корнями — даже некоторые Папы могли бы быть обвинены в гибеллинских симпатиях!

Замок Виллафранка в Монелье близ Генуи много раз переходил от гвельфов к гибеллинам и обратно

Цена свободы
В противостоянии гвельфов и гибеллинов можно и нужно искать истоки современных политических традиций Западной Европы — истоки буржуазной, то есть, собственно, в буквальном переводе, городской демократии. При том, что, как мы видели, ни по структуре своей, ни по методам и целям борьбы ее участники вовсе не были «демократичны». Члены партий вели себя не только авторитарно, но и просто зверски. Они бескомпромиссно стремились к той власти, которая ускользала из рук «вселенских», великодержавных государей, чье положение, казалось, надежно закреплялось вековой традицией феодального общества. Но если бы экономическая, правовая и культурная конъюнктура в Европе действительно не изменилась и не позволила бы выйти наружу и окрепнуть новым силам, возможно, демократия, отнюдь не чуждая средневековому сознанию в целом, осталась бы только мечтой или воспоминанием о давно ушедшем прошлом Греции и Рима. Ведь кроме кровавых свадеб, казней и предательств образовались и первые парламенты, первые светские школы, наконец, первые университеты. Возникла и новая культура слова — модернизированное ораторское искусство, при помощи которого политики теперь должны были убеждать сограждан в своей правоте. Тот же Данте немыслим без борьбы гвельфов и гибеллинов, без взрастившей его городской культуры. Он также немыслим без своего учителя — Брунетто Латини, который, по словам хрониста, первый научил флорентинцев жить по законам Политики. А без Данте, его современников и потомков, в свою очередь, невозможен Ренессанс — эпоха, показавшая европейским народам возможность развиваться каждому по собственному выбору. К примеру, в Италии эпохи Возрождения термины «гвельфы» и «гибеллины» потеряли былое значение, политические страсти закипели вокруг новых людей и новых проблем. Но по-прежнему жители страны помнили, что именно тогда, в противостоянии грозным императорам Гогенштауфенам, родилось то, что было им всего дороже: Свобода. Помнили, даже не всегда осознавая это, — рефлекторно.

Партии гвельфов и гибеллинов были мобильны, сохраняя при этом своих служащих и корпоративные правила. В изгнании они действовали как наемные банды и политические группы, оказывавшие давление то войной, то дипломатией. Возвращаясь домой, становились не то чтобы властью, но влиятельнейшей общественной силой (понятия партии власти не существовало). К примеру, когда в 1267-м гвельфы в очередной раз установили контроль над Флоренцией, их капитан и консул вошли в правительство. При этом их партия осталась частной организацией, которой, правда, официально «присудили» конфискованное имущество изгнанных гибеллинов. С помощью этих средств она начала, по сути, финансовое закабаление города. В марте 1288-го коммуна и пополо были должны ей уже 13 000 флоринов. Это позволило гвельфам так надавить на земляков, что те санкционировали начало войны против тосканских гибеллинов (что и привело к победе при Кампальдино в 1289 году). В общем, партии исполняли роль основных цензоров и хранителей политической «правоверности», обеспечивая с переменным успехом верность горожан Папе или императору соответственно. Вот и вся идеология.

Предводитель пизанских гибеллинов Уголино делла Герардеска вместе со своими сыновьями был заключен в замок Гуаланди, где умер от голода

Читая средневековые пророчества, историософские рассуждения последователей Иоахима Флорского или сочинения Данте, сулящие беды итальянским городам, складывается впечатление, что в той борьбе не было ни правых, ни виноватых. От шотландского астролога Михаила Скотта, выступившего перед Фридрихом II в 1232 году в Болонье, досталось как непокорным гвельфским коммунам, так и верным Империи городам. Пизанского графа Уголино делла Герардеска Данте осудил на страшные муки ада за предательство своей партии, но, несмотря на это, под его пером тот стал едва ли не самым человечным образом всей поэмы, во всяком случае, ее первой части. Хронист XIII века Саба Маласпина называл демонами и гвельфов, и гибеллинов, а Джери из Ареццо обзывал своих сограждан язычниками за то, что они поклонялись этим партийным наименованиям, словно идолам.
Стоит ли искать за этим «идолопоклонством» разумное начало, какие-либо реальные политические или культурные убеждения? Можно ли вообще разобраться в природе конфликта, корни которого уходят далеко в прошлое итальянских земель, а последствия — в Италию Нового времени, с ее политической раздробленностью, «неогвельфами» и «неогибеллинами»? Может быть, в чем-то борьба гвельфов и гибеллинов сродни дракам футбольных tifosi, иногда довольно опасным и кровопролитным? Разве может уважающий себя молодой итальянец не болеть за родной клуб? Разве он может оказаться совсем «вне игры»? Борьба, конфликтность, «партийность», если угодно, в самой природе человека, и Средневековье в этом очень похоже на нас. Пытаться искать в истории гвельфов и гибеллинов исключительно выражение борьбы классов, сословий или «прослоек», пожалуй, не стоит. Но при этом нельзя забывать, что от борьбы гвельфов и гибеллинов во многом происходят современные демократические традиции Запада.
Лавирование между двумя непримиримыми врагами — Папой и императором — не давало возможности ни одной из партий добиться окончательного военного и политического превосходства. В другом случае, если бы кто-то из противников оказался обладателем неограниченной власти, европейская демократия осталась только в учебниках истории. А так — получился своего рода уникальный силовой паритет, во многом и обеспечивший в дальнейшем резкий рывок западной цивилизации — на конкурентной основе.
http://www.vokrugsveta.ru/vs/article/6150/

Гвельфы и гибеллины

Уже меня окликнул мой
вожатый;
Я молвил духу, что я речь
прерву,
Но знать хочу, кто с ним
в земле проклятой.
И он: "Здесь больше тысячи
во рву;
И Фредерик второй лег в яму
эту..."
Ад, Песнь 10, строфы 115-119.
(Здесь и далее - перевод М. Лозинского.)

Дух, с которым у раскаленных могил беседовал Данте, был Фарината дельи Уберти, глава флорентийских гибеллинов - с ними когда-то враждовали предки поэта, принадлежавшие к партии гвельфов. А Фредерик второй - это Фридрих II, император Священной Римской империи, попавший в Ад в 1250 году.

Фридрих II Штауфен. Миниатюра из "Соколиной книги". XIII век.

Начиная с Карла Великого, те, кто претендовал на титул императора - империя называлась то Римской, то Священной, пока в XII веке не утвердилось название Священной Римской империи, - короновались в Риме. Императоры избирались курфюрстами: тремя архиепископами - Кельна, Майнца и Трира и четырьмя светскими правителями - Бранденбурга, Саксонии, Богемии и Рейнской марки. Последние сто - сто пятьдесят лет до рождения Данте в 1265 году императорами избирались главным образом представители династии Гогенштауфенов: Фридрих I Барбаросса, его сын Генрих VI и внук Фридрих II, тот самый, о котором в Аду, среди разверстых пылающих могил поведал несчастный Фарината.

Семь курфюрстов Священной Римской империи избирают очередного императора. Старинная миниатюра.

Но на императорском троне до Фридриха II был представитель другой могущественной германской династии - Вельфов - Оттон IV. Эти два рода - давние соперники, и в раздробленной Италии у каждого из них были свои сторонники: гибеллины (по искаженному названию родового замка Гогенштауфенов Вайблинген) и гвельфы (по названию династии Вельфов). Папская область в то время - всего лишь одно из небольших государств на территории, разрушенной варварами империи Древнего Рима, государств, которые враждовали и воевали друг с другом. Римские понтифики возлагали короны на головы могучих пришельцев с севера чаще всего с одной целью - чтобы императорская армия, выражаясь сегодняшним языком, служила им "крышей". Императоры должны были защищать папу, но делали это совсем не бескорыстно. И проблема заключалась не только в том, что они беззастенчиво грабили страну. Многие из них - и в этом особенно преуспел Фридрих II - были настоящими безбожниками.

Представитель соперничающего рода Вельфов Оттон IV. Медальон. XIII век.

Известный историк советский академик Е. В. Тарле писал: "Фридрих II - лицо поистине замечательное в европейской истории; это вполне человек переходной эпохи, эмансипированный от старых верований, не заменивший их никакими новыми..." Чего только стоят приписываемые ему слова: "Будда, Христос и Магомет - три великих обманщика"! Чрезвычайно одаренный, умный, широко образованный, покровительствовавший наукам и искусствам (это он основал в Неаполе старейший в Европе университет, в котором могли учиться не только христиане, но и магометане, и последователи иудаизма), Фридрих II был вместе с тем прекрасным дипломатом и практичным политиком. Он вел совершенно свободный, эпикурейский образ жизни, не считаясь ни с какими условностями, что вызывало в Ватикане особенно сильные чувства.
До Фридриха II претенденты приходили в Рим, чтобы получить из рук папы императорскую корону, пообещать всемерную помощь и защиту и немного пограбить страну. Его дед Фридрих I Барбаросса (Рыжебородый), бесстрашный рыцарь и крестоносец, мог прийти в непокорный Милан, разграбить его, сравнять с землей и уйти в свою сумрачную Германию. Фридрих II никуда из Италии не ушел. И не только потому, что кроме императорского титула обладал еще титулом короля Сицилии, которую получил в наследство от матери, Констанции Сицилийской, последней представительницы сицилийских королей, принадлежавших к норманнской династии. Фридриху нравилось в Италии. Отсюда он правил своей империей и совершенно не обращал внимания на многочисленные проклятия, сыпавшиеся на его голову из Ватикана. С тех пор, как в 1220 году он всеми правдами и неправдами вынудил папу Гонория III короновать его, римские понтифики (а их сменилось немало за 30 лет владычества Фридриха II) не раз пытались отлучить его от церкви и однажды даже довели дело до конца.
Но Ватикану нужен был этот безбожник. Его периодически посылали в Крестовые походы, он собирал армии, возвращался с полпути, вновь отправлялся, заключал с мусульманами почетный мир вместо того, чтобы покорить неверных. После такого позора папа Григорий IX решил сам организовать крестовый поход, но против... Фридриха II.

Священный Иерусалим - столица королевства крестоносцев - был восстановлен императором Фридрихом II. Гравюра XV века.

Фридрих II пережил и этого понтифика. Однако его непримиримая позиция к церкви вызывала неприятие даже в его собственной семье. Старший сын Фридриха II, Генрих Хромой, заподозренный отцом в папистском заговоре, был заключен в тюрьму, где и умер.

Шесть этюдов из Данте

А. Шендерович
Опубликовано в журнале "Наука и жизнь", N 8, 2001 г.
http://nature.web.ru/db/msg.html?mid=11 … html#part1

Д.Е. Новокшонов ;  Потрясающий рассказ! Автор часто упоминает слово "троллить"...почему? Возможно не считает своё эссе истиной в последней инстанции!

Введение (аннотация, Einleitung)

Долгое время языком науки была латынь. Столь глубокой традиции преподавания древних языков, как на Западе, в России не было.
Сейчас латынь стала языком посвященных, феней, наподобие лагерной, воровской, блатной, военной или научной, терминологическим аппаратом. В действительном мире ясное и полное ее понимание сохранилось лишь в классической филологии.
Классик слово любопытное. Classicum — это сигнал, дававшийся военными музыкальными инструментами к началу сходок по сотням и к началу сражения. Как скоро на палатке полководца развевалось красное знамя как общий призыв готовиться к предстоящей битве, то музыканты легиона все вместе давали сигнал к выступлению в бой .
Команда к этому могла исходить только от полководца (imperator) и могла исполняться только в его присутствии. Но этот же сигнал раздавался также при смертной казни солдата, совершившего преступление. Впоследствии classicum раздавался и при казнях, совершавшихся за городскою чертою Рима. Словарные значения слова классик (classicus): перворазрядный, военно-морской. И. В. Сталин сыграл решающую роль в возрождении отечественной школы академической классической филологии после последнего разгрома во время Гражданской войны в России. В СССР кафедр классических филологий было четыре: в Ленинграде, Москве, Тарту и Тбилиси.
В 2013 г. последние кафедры классической филологии в РФ удалось спасти после жесткого сетевого троллинга малограмотных чиновников в Министерстве образования. Вожди РФ чуть не повели молодежь по пути Средневековой Европы темных веков.
Тогда в Европе, как и сейчас в РФ, носителям новых языков латынь казалась уже не только приметой образованности, но и тайноязычием посвященных, непонятность чтилась ради непонятности, из глоссариев извлекались редчайшие слова неведомого происхождения, простые понятия описывались сложными перифразами , члены предложения перетасовывались в фантастическом порядке. Образцы таких текстов дошли до Африки, Британии, Галлии; наиболее известны Гисперийские речения, сборник школьных латинских упражнений из кельтской Британии; вот как приблизительно описывается в них утро учебного дня: «Титанова олимпическую пламенит квадрига потолочность, пучинные пареньями зарит флюиды, огневержным надмирные сечет багрецом полюсы, ввыспрь ристает датную твердь...». Теоретический фон таких упражнений раскрывают сочинения грамматика из Тулузы (по-видимому, начало VII в.), писавшего под громким псевдонимом «Вергилий Марон»: он пишет о «двенадцати латынях», о «раздрании словес», об анаграммах, инверсиях, сокращениях слов, о языках «для вещания таинств», а обращает свои писания к братьям-грамматикам, которые носят имена «Гомера», «Цицерона», трех «Луканов» и т. д., ссылаются на неведомые грамматические авторитеты ромуловых времен, ведут двухнедельные диспуты о том, каков звательный падеж от «я», и чтут «философию», включающую в себя науки, «не столь несущие пользу, сколь утоляющие любознательность». Перед нами картина полуученой игры в ученость, перерастающей в автопародию; где здесь благоговейное отношение к слову переходит в богохульное, сказать вряд ли возможно:
«Светская школа в темные века прекращает свое существование почти повсеместно — когда вьеннский епископ Дезидерий попытался ввести в преподавание обычный материал античных грамматик, он получил суровый выговор от Григория I: «не подобает единым устам гласить хвалу Христу и хвалу Юпитеру». Лишь в самых высоких церковных кругах была сделана попытка отделить деловую, фактическую сторону античной культуры от ее идеологического «языческого» осмысления и принять первую, не принимая второй. Такой попыткой была огромная энциклопедия, составленная епископом Исидором Севильским (ок. 570–636 гг.) — «Этимологии, или Начала», 20 книг, последовательно трактующих о девяти благородных науках (с медициной и правом), о боге, о человеке, о мироздании, о культуре и быте; все сведения тщательно собраны из отцов церкви, позднеантичных компендиев, комментариев и доступных классических писателей, все единообразно излагаются в виде определений и фактов, точность которых удостоверена. Этот каталог мироздания призван был полностью освободить читателей от обращения к языческим первоисточникам; и действительно сочинение Исидора стало основным запасом знаний о мире для всего Средневековья».
Средневековое мышление отличалось от современного и описано как буддистское. Важнейшая особенность этого мышления, отчетливо проявившаяся в «Римских деяниях», это, по остроумному определению Ферреро, arrêt mental — остановка мысли, недодумывание до конца, поражающее нас отсутствие логики:
«В средние века писатель или художник пользовался, как бы мы сейчас сказали, кодовым языком, а читатель и зритель не просто читал и смотрел, а переводил с языка тайнописи на свой язык. Ум тех, для кого предназначались эти произведения средневекового искусства, был ориентирован символически, и перевод осуществлялся «с листа», почти непроизвольно… Рефлекс сознания — искать под одним смыслом другой был настолько силен, что делал возможным такие адаптации , как создание монашеского Овидия, т. е. приспособление для дидактических целей даже его фривольной Ars amandi. Если современный зритель увидит на капители романского собора в Отене (XIII в.), как аббат и аббатисса дерутся за пастырьский посох, он скорее всего расценит сценку как гротескную и даже антиклерикальную . Как далек, однако, подлинный смысл отенского изображения от этих само собой напрашивающихся объяснений!»
Достижение средневекового миросозерцания не так просто, необходима средневековая действительность. О случившемся в Средневековье писал Х. К. Андерсен в своей сказке про Кая, Герду и Снежную королеву:
«Жил-был тролль, злой-презлой, сущий дьявол. Раз был он в особенно хорошем расположении духа: смастерил такое зеркало, в котором все доброе и прекрасное уменьшалось дальше некуда, а все дурное и безобразное так и выпирало, делалось еще гаже. Прекраснейшие ландшафты выглядели в нем вареным шпинатом, а лучшие из людей — уродами, или казалось, будто стоят они кверху ногами, а животов у них вовсе нет! Лица искажались так, что и не узнать, а если у кого была веснушка, то уж будьте покойны — она расползалась и на нос и на губы. А если у человека являлась добрая мысль, она отражалась в зеркале такой ужимкой, что тролль так и покатывался со смеху, радуясь своей хитрой выдумке.
Ученики тролля — а у него была своя школа — рассказывали всем, что сотворилось чудо: теперь только, говорили они, можно увидеть весь мир и людей в их истинном свете. Они бегали повсюду с зеркалом, и скоро не осталось ни одной страны, ни одного человека, которые не отразились бы в нем в искаженном виде.
Напоследок захотелось им добраться и до неба. Чем выше они поднимались, тем сильнее кривлялось зеркало, так что они еле удерживали его в руках. Но вот они взлетели совсем высоко, как вдруг зеркало до того перекорежило от гримас, что оно вырвалось у них из рук, полетело на землю и разбилось на миллионы, биллионы осколков, и оттого произошло еще больше бед. Некоторые осколки, с песчинку величиной, разлетаясь по белу свету, попадали людям в глаза, да так там и оставались. А человек с таким осколком в глазу начинал видеть все навыворот или замечать в каждой вещи только дурное — ведь каждый осколок сохранял свойство всего зеркала. Некоторым людям осколки попадали прямо в сердце, и это было страшнее всего: сердце делалось как кусок льда. Были среди осколков и большие — их вставили в оконные рамы, и уж в эти-то окна не стоило смотреть на своих добрых друзей. Наконец, были и такие осколки, которые пошли на очки, и худо было, если такие очки надевали для того, чтобы лучше видеть и правильно судить о вещах.
Злой тролль надрывался от смеха — так веселила его эта затея. А по свету летало еще много осколков».
Порча латинского языка на Западе и Востоке породила трудности перевода, которые позволяют уму обмануть стремящийся расправиться с ним разум. Накопившись, эти трудности привели к Реформации в Европе. В России реформации-перестройки также были не раз.

ТРЛ 1. Все дороги ведут из Рима

Средневековые христианские сочинения на латыни напоминают современные писания во многих отраслях научного знания. Порядочные ученые давно пишут об этой напасти. Л. С. Клейн в самом начале своего основательного труда «Археологическая типология» признает, что археологи перестали понимать друг друга: «Название этой книги понятно всем археологам, но вряд ли хоть кто-нибудь из них сможет объяснить его так, чтобы с этим согласились остальные. Оба составляющих термина — археологическая (соотв. археология) и типология (соотв. тип) пока не имеют четких определений».
Трудности перевода осознали даже психиатры: «Бред — это адекватное описание неадекватной реальности , в которой существует больной». Положение усугубляется неясным ученым троллингом о происхождении русских и славян. Бревном на пути исследователей прошлого лежит «тохарская проблема»: «Тохары, прежде чем исчезнуть в этом мире, оставили нам замечательные памятники своего языка и тем самым создали острейшую «тохарскую проблему», без решения которой трудно было даже приблизиться к постижению «проблемы индоевропейской». По господствующему в мире взгляду, «тохарские диалекты были, очевидно, первой, самой ранней (предшествовавшей и индо-иранским миграциям) миграционной волной в восточном направлении от ареала первоначального распространения праиндоевропейского языка».
Творцы этой диалектно-волновой гипотезы изображают Бронзовый век, откуда воинственные, общительные и безымянные тохары продвигаются на колесницах из лесов Восточной Европы, населенных носителями балтийских и финно-угорских языков, чтобы осесть в степях и пустынях поближе к Китаю. На основании заимствования из тохарского в китайский язык пяти слов: бык, корова, свинья, мед и собака, а также найденной археологами повозки-двуколки западноазиатского типа, датируемой иньским временем, Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванов троллят так: «Эти племена должны были находиться на достаточно высоком уровне социально-экономического и государственного развития, что и позволило им пронести через всю Центральную Азию с Ближнего Востока новый способ военной организации». А так завершают свои построения: «Более полную картину продвижения этих племен из Древней Передней Азии в Восточную Азию можно надеяться получить лишь в результате детального археологического изучения малообследованных обширных областей Средней Азии, являвшихся промежуточным регионом на пути передвижения древних индоевропейских племен в восточном направлении». Все основанные на этом умозрительном троллинге построения до сих пор растут из словосочетания «может быть».
Чем более засорены непонятными и неоднозначными смыслами языковые средства, тем неразумнее бред (Е. В. Косилова: галлюцинации можно объяснить неправильной работой системы распознавания образов. А бред — неправильной работой системы, производящей умозаключения) . Бред на русском языке облегчается не только его засоренностью неоправданными заимствованиями, но и неясностями с происхождением многих славянских слов. Внесение наглядности в эти вопросы также является целью представленного в данной книге анализа, который для примерности сознательно составлен в виде (жанре) троллинга (далее — ТРЛ ).

«Уж феней она точно не стала», — замечание А. Б. Егорова.
В. В. Ребрик указал еще на г. Львов, а А. Б. Егоров припомнил уничтоженных классиков.
Лат. glossarium — собрание глосс. Глосса (греч. γλῶσσα — язык, речь) — иноязычное или непонятное слово в тексте книги с толкованием, помещённым либо над самим словом, либо под ним (как здесь), либо рядом на полях.
Греч. περίφρασις — пересказ. Прием троллинга, заключающийся в замене какого-либо слова или словосочетания описательным оборотом речи, в котором указаны признаки неназванного прямо предмета.
Греч. φανταστικός, от phantazo, воображаю.
Греч. θεωρία — смотрение, исследование — умозрение, учение.
Код передает понятие.
Из греч. σύμβολον — знак.
Лат. reflexus — отражённый.
Позднелат. adaptatio — прилаживание, приспособление.
Греч. διδακτικός — поучающий.
Франц. frivole, легкомысленный, не вполне пристойный.
Лат. abbas (atta, греч. abbá), арамейск. avva — отче, отец.
Франц. grotesque, буквально — причудливый.
Клир (κλήρος, clerus) — причт, духовенство, попы.
Лат. reformatio — переделка, преобразование.
Лат. terminus, межевой знак, предел, окончание. Здесь — слово.
См. лат. frater, товарищ; русск. брат. Англос. breodian, кричать, звать, ср.-в.-н. braten, болтать. Также ср. с русск. вред.
Лат. adaequatus — приравненный; вполне соответствующий, согласующийся.
Действительности.
Греч. ὑπόθεσις — предположение; подоснова.
Нем. Analysis < греч. ἀνάλυςις, освобождение, в Новом Завете: смерть.
Термин предложен Е. Н. Новокшоновым. Ср. сев. русск. трололо, южн. русск. траляля.

Отредактировано Лаодика (2014-07-09 15:01:13)

  ТРЛ о Боге (много ватников)

Эссе 1. Откуда есть пошла русская земля

Отец учил создателя Redshon: «Все мы люди, все мы человеки». В слове человек, как заметил М. Р. Фасмер, корень věkъ значит “сила”: уве́чье, диал. обезве́кнуть, ослабеть (арханг.). В семантической метафоричности этимологического дискурса первого корня этого сложного слова надо разобраться.
Русское слово чалый значит серый, с сероватым оттенком, укр. чалий, из серакоричневый, др.-русск. чалъ — то же. В тур., тел., уйг. čаl, серый, седой. В языке Ригведы r и l выступают независимо от условий как r. В финно-угорских языках присутствует то же неразличение звуков r и l, что есть в китайском, и отмечено в раннем санскрите: «Между прочим, в языке Обдорян есть одна особенность, которая замечается во всех северно-сибирских поселениях. Многие из природных Обдорян произносят вместо “ш” — “с”, а вместо “ж” — “з”; иногда наоборот: например, узе наси присли (уже наши пришли), беднязки плохо зивут, поймал ерса (ерша). Точно также затрудняет их “ч”: посол к цорту, а некоторых “р”, “л”: то и дьё (то и дело), тли любля (три рубля). Вследствии этого язык коренного Обдорянина напоминает какое-то детское сюсюкание. Это сюсюкание идет по всему северу Сибири, постепенно усиливаясь по направлению к востоку: в Обдорске оно еще слабо и осмеивается большинством, в Туруханском крае (по реке Енисею) оно сильнее, и наконец в Колымском крае (крайний северо-восток Сибири) достигает полного господства. Объясняется это явление, вероятнее всего, влиянием инородческих языков. Остяки, по крайней мере, сюсюкают и, вообще, их говор имеет какой-то слюнявый характер».
В слюнявом сюсюканье можно упрекнуть и древних италиков времен Пунических войн, о чем сообщает Макробий: «Поэтому Варрон в пятой книге "Божественных [дел]" говорит, что [слово] "жертвенники (aras)" сперва произносилось asas, потому что совершающие жертвоприношение были вынуждены держать сосуды. А кто сомневался бы, что сосуды обыкновенно держат за ручки (ansis)? Итак, при замене букв [слово "жертвенники"] начали произносить aras, как, [например], прежде говорили "Валезии" и "Фузии", ныне [же] говорят "Валерии" и "Фурии"». Переход какого-либо звука в r называется ротацизмом (от названия греческой буквы ρ, ро). Но на Востоке кроме сюсюканья вместо шеканья до сих пор обычен переход r в l, назову его лямбдацией (от названия греческой буквы λ, λάμδα), дав тем пример метонимического тролления.
Перечисленные фонетические явления хорошо засвидетельствованы в изменениях слова seres. В древнеегипетском ser — prince, князь, chief, шеф, начальник; отдавать приказ. Sert — приказ. Упоминание серов появляется у латинских авторов впервые при Августе. Тит Ливий в отрывках-эпитомах Луция Аннея Флора: «Скифы и сарматы отправили послов с просьбой о дружбе. Серы (seres) и живущие под самым солнцем инды, принеся в дар геммы, жемчуг (margarita) и слонов, сочли наибольшей данью длительность пути, на который у них ушло четыре года. Уже цвет кожи этих людей допускал, что они пришли из другого мира». Гораций, обращаясь к Меценату, также пишет о серах:

Для граждан ты силишься знать
И Рима, блюститель закона,
Что Серы готовят опять,
Что Бактры, что жители Дона.
Во мраке событий исход
Бог мудро сокрыл, и смеется,
Коль смертный, все знать наперед
Желая, не в меру мятется.

Римское плебейское родовое имя Caesius значит серо-голубой, голубоглазый, сероглазый. Такого цвета были и знамена Красса. Белые волосы, седина, серость — один из точных признаков породы потомков Энея и его ребят. Седина среди китайцев является скорее исключением, чем правилом.
Плиний пишет, что двумя товарами серов, в которых была крайне заинтересована Римская империя, были шёлк и сталь, причем последняя держала пальму первенства (palma, ладонь. — Д. Н. ) у любых других народов, в Парфии мечи делали хуже: Ex omnibus generibus palma Serico ferro est. Seres hoc cum vestibus suis pellibusque mittunt. Secunda Parthico, neque alia genera ferri ex mera acie temperatur, caeteris enim admiscentur.
Словом ferrum Плиний говорит о стальном оружии вообще и о мечах в наибольшей степени (метонимия). Среди римлян, попавших в лагеря Тохаристана был или были выдающиеся кузнецы, в достижениях которых надо искать исток качества знаменитых японских дворянских сабель, одну из которых получил И. А. Гончаров в 1853–1854 гг., путешествуя на фрегате «Паллада».
Сари (sārī) — название древней игры, похожей на шахматы в Индии. Са́ри — обычная женская одежда на Индии. В Индии флот царя Черы (Серы. — Д. Н.) Сенгуттувана нанес поражение яванам. Им связали руки за спиной и лили на головы топленое и растительное масло. В Махавамше упоминаются морские суда, везущие 700 человек. Судя по строке Наукодьям випадам джинеям, морские походы были частыми. Под заголовком Янам (Поход), содержится рассказ о них. Война серов с яванами является продолжением Гражданской войны в Риме; ее подробности надо искать в индийских эпосах Махабхарата и Рамаяна. Римляне и их потомки (серы) устроили судоходство в междуречье Средней Азии.
Нуку́с (узб. Нукус, Nukus, каракалп. Нөкис, No‘kis) — город в Узбекистане, столица Республики Каракалпакстан.
Население — 301,7 тыс. жителей (2013)

Рисунок из Беш-тепе вблизи Нукуса дает рисунок корабля, в котором можно увидеть и обычный египетский из папируса с треугольным парусом, и русскую ладью, и драккар викингов и коч поморов. Реку серов, Серский дар / Серское начало, Сырдарью, (устар. Сыр-Дарья́, каз. Сырдария, узб. Sirdaryo, тадж. Сирдарё) ранее саки называли Яксартом, греч. Ἰαξάρτης. Это длиннейшая и вторая по водности после Амударьи река Средней Азии.
Серые римляне много путешествовали, их ТРЛ оставил много следов. Первым известным нам согдийцем-мореплавателем был отец знаменитого Кан Сен-ху — первого проповедника буддизма в Юго-Восточном Китае. Предки его жили в Индии, куда перебрались из Согда, а затем отец перебрался в Изяочжи, т. е. Северный Вьетнам, где торговал.
В первой половине I века шелководство пришло в Хотан, «носивший санскритское название Кустана... Хотан посещал Марко Поло. Известный буддийский паломник Фа-Сянь описал (IV в.) Хотан как изумительный город, где процветал культ Будды». С I-го века шелк стал важным товаром международной торговли. Торговые товарищества, которые вели эту торговлю мало отличались устройством от тыловых служб римского легиона и хорошо изучены.
В Риме, в первые века нашей эры, существовал особый шёлковый рынок. Шелк делали шелковые люди, серы, seres. Производить шелк очень просто, этому можно научить женщин. Личинка шелкопряда живет на листьях шелковицы. В первые тридцать дней жизни, превращаясь в гусеницу, она съедает листьев, в двадцать раз более ее веса. Поэтому для выращивания шелкопряда серы высаживали большие плантации шелковицы. Тысячи шелкопрядов выращивали на подносах. Когда гусеница окукливалась и кокон созревал, бабочку убивали горячим паром. Коконы заливали кипятком, очищая от серицина (шёлковый клей, альбуминоидное протеиновое тело от вываривания бабочек; порошок без цвета и запаха, растворим в горячей воде): после этого волокна разматывали, получая более или менее тонкую нить: от шести-семи волокон для самой тонкой до двадцати пяти для более грубой. Длина нити, из которой сплетен кокон достигает 1200–1500 м. нити. Из одного кг коконов можно получить 100 г. шелка-сырца. Женщин требовалось много. «После размотки коконов остаются куколки шелкопряда. Высушенные куколки служат ценным кормом для пушных зверей (лисиц, куниц, соболей, и крыс. — Д. Н.): 1 кг их заменяет 2,5 кг живого мяса. Жир куколок пригоден для варки мыла, а получаемые при этом жмыхи служат кормом для сельскохозяйственных животных».
Некрашеный шелк — серый. Грязно-бел и окрас шелкопрядовых крыльев с более или менее отчётливыми буроватыми перевязями. Шелковые ткани вместе с китайскими поделками лишь на одном Алтае найдены в курганах Шибе, Катанды, Каракола и Яконура. «Шелк, появившийся на Западе после открытия Шелкового пути, вызвал у современников восхищение. Бесчисленные караваны доставляли шелк из далекой Серики. В 125 г. Дионисий Периегет писал: «Серы… собирая пестрые цветы в пустынной окраине, изготовляют одежды искусные, знаменитые окраской, подобные цветам луговой травы, не напрасно бы с этим и труд пауков состязался». Греческому автору вторит китайский автор трактата «Жемчужный лес в Саду закона», VII в.: «Когда западные иноземцы видят многоцветную шелковую ткань, то они не верят, что она произведена из нитей, которые выделяют шелкопряды, питающиеся листьями».
По мнению Харада Ёсито, ткань sericae — это гладкая шелковая ткань, изготовленная в Сичуе (букв. Западная граница, район Ганьсу и Шэньси). В тех же краях находим главнейшие памятники зрелого буддийского искусства: «Там, где мастер не связан требованиями канона — в фигурах стражей и процессиях донаторов (дарителей) — обнаруживается такое совершенное знание человеческого тела, которое прямо перекликается с искусством античной Европы, превосходя его иногда силой экспрессии и уменьем компоновки . Сходство с античной скульптурой усиливается еще и тем обстоятельством, что мастер не ставит себе других задач, кроме отображения прямой выразительности человеческого тела в его простейших проявлениях». Ради красивых тряпок, пользовавшихся бешеным спросом у женщин и модников в Риме и Китае, были убиты многие миллиарды живых существ: бабочек. Эффект бабочки (Butterfly effect) — словосочетание-термин в естественных науках, обозначающий свойство некоторых хаотичных систем : незначительное влияние на систему может иметь большие и непредсказуемые последствия где-нибудь в другом месте и в другое время. Красочно эффект бабочки был показан в одноименном американском фильме. Случай с убийством миллиардов бабочек ради ниток вряд ли можно назвать незначительным.
Корень ser- вместе с латинским суффиксом страдательного причастия t виден с слове сарт. Сарты (ныне узбеки) — это дети серов, о которых по разным причинам не смогли позаботиться отцы. Сарт = сирота. М. Р. Фасмер: «сирый, сирота́, укр. сирота́, блр. сiрота́, др.-русск., ст.-слав. сиръ ὀρφανός, болг. си́рота, сербохорв. сиро̀та, словен. sirọ̑ta, чеш., слвц. sirý, сиротливый, осиротевший, польск. sierota, в.-луж., н.-луж. sуrоtа. Праслав. *sirъ родственно лит. šeirỹs, вдовец, šeirė̃, вдова, авест. sаē-, сиротливый, осиротелый». В английском sir, старофранц. sieur, господин, государь.
Природными носителями латыни слово seres можно понять и в духе народной этимологии: se res, где se равно русской возвратной частице –ся при глаголах, с ее помощью в русском выражают залог страдания: вешаться, теряться, мучиться. Однако в словосочетании se res это личное местоимение при имени res, многозначительность которого в латыни примечательна: вешь, дело, обстоятельство, власть и т.д. Самый простой перевод se res на русский: самодел, вещь в себе, то есть Self, thing in itself, Ding an sich, chose en soi, cosa in sè. В бытовом языке народа до сих пор таких людей называют серыми. С подачи Н. В. Гоголя в русской литературе появилось еще одно определение им: маленькие люди. Саму свежую кличку дал им нувориш из РФ конца XX — начала XXI вв. О. В. Дерипаска — ватники. О таких хорошо троллил В. С. Высоцкий:

Мы, маленькие люди, — на обществе прореха,
Но если вы посмотрите на нас со стороны —
За узкими плечами небольшого человека
Стоят понуро, хмуро дуры — две больших войны.

Слово seres и его производные многозначительны и в латинском языке; Корень ser- имеет высокую продуктивность, которую сохранил и в русском языке, особенно языке простонародья. М. Р. Фасмер: «Укр. сíрий, др.-русск., русск.-цслав. сѣръ, болг. сер, се́рей, сало, жир, словен. sẹr, sẹ́rа, серый, белокурый, др.-чеш. šěrý, чеш., слвц. šerý, польск. szary, в.-луж. šěry, н.-луж. šеrу». Слово serika также дало название распространенной на востоке Украины, в Полтавской и Харьковской губерниях женской повседневной одежде: дерга, джерга, жерга. Эта понева (кусок материи в 160 см ширины и 90 см длины) делается из трех кусков иногда неокрашенной шерсти. Подвязанная на талии поясом, она закрывает нижнюю часть туловища женщины сзади, оставляя спереди просвет, который обычно прикрывают передником. Римский плебейский лагерный Либер долго пировал среди кочевых Либер. «Римская армия, состоявшая еще в III в. главным образом из крестьян, в IV в. окончательно превратилась в армию наемников. Императоры уже со времен смут не доверяли легионерам и окружали себя варварской кавалерией. Это военное устройство было закреплено в царствование Диоклетиана и Константина I. В сущности, императоры вернулись к военной системе греческих военных монархий. В конце IV в. Феодосий I пересилил значительное количество варваров с их семьями на территорию империи; так началось легальное проникновение варваров в Галлию и Паннонию. Варвары становились не только офицерами, но и командующими армиями и постепенно сосредоточили в своих руках фактическую власть. Даже вооружение римской армии варваризировалось и уже мало походило на оружие, которым латинские легионы покорили средиземноморские страны. Изменился также боевой порядок; солдаты нападали на врагов с диким рычанием, заимствованным у германцев. Вместо орлов появилось изображение дракона, надутого воздухом, прикрепленного к древку копья, о котором, как о знаке дьявольском, писал Пруденций».
Такого крокодила-дракона (draco) видим на изображении всадника из сарматских вспомогательных войск второй половины II в. Его неримский вид впечатляет: «На теле воина красная татуировка, а лицо покрыто красной и черной раскраской. Чешуйчатый панцирь доходит почти до колен человека, а выполненные с помощью той же техники, но прикрепленные отдельно рукава достигают локтя. Железные чешуйки пришивались к кожаной основе и помещались с расчетом перекрывать друг друга. Достигающие лодыжек сапоги сделаны из козлиной кожи и перевязаны кожаными ремешками, проходящими под подошвой и охватывающими лодыжку. Штандарт, называемый draco, с корпусом в виде ветрового конуса подпадает под описание Арриана: «сшитые вместе куски крашеного материала». Отдельные части покрыты шелком. Кинжал крепится на бедре с помощью двух пар крылышек с кожаными ремешками, то есть типичным для воинов-сарматов способом. На ременной сбруе лошади серебряные phalerae (бляхи, — Д. Н.). Ношение «скифской плетки» (нагайки. — Д. Н.) являлось прерогативой всадников кочевой конницы, этот обычай прижился также и в римской армии. В случае возникновения потребности подкрепить силы, сарматы иногда пили кровь своих коней; традиция эта у степных жителей по-прежнему сохранялась и в Средние века».
Для того, чтобы изготавливать из серой шелковой пряжи много крашеных тканей, женщин и детей требуется еще больше. Увеличение населения сопровождалось увеличением популяции грызунов. Перебои с поставками шелка на Запад начинаются при Юстиниане в середине VI в. Вскоре истощение почв и космическая катастрофа превратят Таримский бассейн в основном в пустыню и вынудят жителей уйти на север, северо-запад и юг. Потомки дошедших до Русской равнины известны ныне как малоросы, великороссы, белорусы и др. Их ТРЛ заметен в языках родственных племен и ныне. В языке коми слово сер значит: узор, расцветка, рябь, уменье, обычай, нрав, лад. М. Р. Фасмер: «Сары, непромокаемая обувь, колымск. Заимств. из диал., в котором s- соответствует č-. См. близкие формы на чарки́. Ср. венг. sarú, башмак». В. И. Даль: cары, сиб. якутские коневьи сапоги, бахилы. В татарском: сары = жёлтый, желтуха; аксыл сары — светло-жёлтый, белокурый; кара сары — тёмно-жёлтый. Саран: скупой, прижимистый, жадный. Сарымсак: чеснок. Cарай: 1) дворец, хоромы, палата; 2) двор (царский). Выражение сарынь на кичку дошло до нас из воровского языка волжских разбойников, ушкуйников. История имени серов еще не написана, но их пути ясно видны в названиях Саратов (Сарытау, желтая гора) и Саранск (мокш. Саранош, эрз. Саран ош). См. также: Сара-булак, Саралы-юс, Сарасинская волость, Саратан, Сара-тау, Сарман-увак, Сартан, Сары-копши, Сарыса, Сары-тарбагатай, Сары-узек, Сары-чеку, Шарабалык, Шарачамагун, Шараша, Шар-хусун, Шары-сумбе и т.д.
Слово серый есть во многих мудростях, записанных В. И. Далем: «Серый, примесь черного, темного к белому; оттенки серого различны, но главных два: избура и изсиня: избурасерый, буросерый: серый волк, серый заяц, серое (некрашеное) сукно: изсинясерый, голубосерый: серые глаза, зола, пепел, серый конь; дикий, железистый, пепельный; близкий к сивый, сизый, седой. Серая бумага, грязного цвета, самая простая, низкой руки. Серые нитки, суровые, небеленые. Серая погода, пасмурная, сумрачная. Серый мужичек, серяк, серячек, простой, грубый, рабочий, черный, лапотник-лопатник. Серяк, серый заяц, русак. Ему серая (либо пегая, саврасая) не ко двору приходится. И серо, да сбойливо. Мыло серо, да моет бело. На мужике кафтан хоть сер, да ум у него не черт (не волк) съел. Серо, серо — да волюшка своя! Сера, что свинья; а зла, что змея. Есть в нем серой шерсти клок. У меня хоть кафтан сер, да я за пазухой смел; а у тебя кафтан синь, да люди говорят: его скинь (я богаче, а ты продувной). Что серо, то и волк. Вали на серого, серый все свезет. Серее волка на четверть. Не за то волка бьют, что сер, а за то, что овцу съел. Сер козел, сед козел, а все псиной несет. На дворе серо. Все серо от пыли. Наше небо серо».
Просторечное русское обращение Серый значит еще Сергей — мужское русское личное имя, возводимое к древнему римскому родовому Sergius, ведущему родословную от троянцев и имеющему этрусские корни. Они зовутся так же, как и их предки: Sergestusque domus tenet a quo Sergia nomen. В. В. Колесов троллил: «Каждый цвет воспринимался [русскими] конкретно [предметно] чувственно, по своей типичной вещи (как признак в отношении к денотату [обозначаемому предмету]). Виды серого сохранили номинации [именования] сер, зекр — голубовато-серый (очи), сив — темно-серый с сединой (борода), дик — темно-серый (зверь), голуб — светло-серый (оперенье птиц), модр — желтовато-голубой (полевой цветок), пелес — серовато-бурый, полов — желтовато-серый (туча, шерсть, старая солома), сед — грязно-белый и пр. — также по соответствующим «вещам». Имя серов оставило о себе не серую память. Сары в языках древних тюрок: взрослый, уважаемый, созревший, желтый, золото.
М. Р. Фасмер из распространения слова шар сделал вывод о ранней его связи с тюркскими языками; ср. чув. sărlа, красить, sără, краска. В русских сказках лягушонка Василиса (греч. Царица ) едет к Ивану в коробченке. Римляне уходили на восток пользуясь словами corbis, корзина, corbula, корзинка, посудинка. Это слово также позволяет уточнить путь серов с Востока на Запад. Огромен был список кораблей будущих славян, вряд ли меньше чем у Гомера в «Илиаде». И. И. Срезневский: «Нет ни одного славянского наречия, в котором это слово не было бы своим… слово korab, korabi — живет как народное». Значение судна, посудины, короба есть и у болг. кораб, чешск. korab, польск. korab, серб. кораб. Латинское слово, став славянским, русским кораблем, вернется в византийский греческий: κάραβος = карбас и в позднюю латынь: carabus; исп. carabella, порт. caravella, араб. караб и гураб. Со временем это устаревшее слово будет вытеснено в русском языке новым: лодья (лодка). Это слово обычно для балтийских славянских языков: чешск. lod, lodi, польск. lodzia, вендск. lodia, поморо-люнебургск. lîda. Слово корабль сохранится лишь в торжественной речи вплоть до времени, когда Петр I создаст новый флот. Ныне, когда Русский флот вышел в океан, устаревшим нам кажется слово ладья. Слово лодья вошло в шведский (lodia) и финский (lotia) языки.
Русское море = латинскому mare, отсутствующему в индоиранских и германских языках (See). В литовском море = юрья. В латышском — iūra. Происхождение такого названия для моря можно вывести из древнеегипетского iu-ma и i:rw. После захвата Египта Октавианом выезд за границу египтянам был усложнен. Это является безусловным доказательством того, что бегство стало повальным. Со времени Августа сенаторы и всадники высшего ранга без разрешения принцепса не имели права появляться в Египте. Жестокая эксплуатация, память о независимости, унижение, порядок, в котором пришлые иудеи стояли выше коренных египтян, выполняя роль, которую они играли на Украине до ее воссоединения с Россией, все это гнало египтян в эмиграцию. Общие черты хозяйственного устройства Египта, Шумера и Китая давно отмечены. Египетское захоронение в саркофаге еще живо в Китае. Китайские саркофаги, как и египетские гробы, делались без единого гвоздя. «Почти одновременно с Клеопатрой, в 31 или 30 году, умер и Петубаст, сын верховного жреца Пшерени-Птаха и Та-Имхотеп, вымоленный ими у благого бога Имхотепа, который сжалился над их слезами и явился во сне. Так сошли со сцены две династии — царей Египта и верховных жрецов в Мемфисе». Мемфис, Менфе, Мембе и др. (копт.) — названия древнеегипетского города на рубеже Верхнего и Нижнего Египта, на западном берегу Нила. Новый Мемфис египтян в Индии называется Мумбаи. Самоназвание египтян Ке́ми (копт. Kὴμε, русск. Кемь).
«Отголоски сношений Восточных Славян с Балтийскими слышны в русских былинах, например, о Дюке (лат. dux, вождь. — Д. Н.) Степановиче:

Снаряжался Дюк Степанович, княжеский сын,
Из славного, богатого Волынь-города,
Из тоя Индеюшки богатыя,
Снаряжался во стольно-Киев град.

Дюк восхваляет свой город, и князь Владимир посылает в эту Индеюшку и в город Волынь своих оценщиков». О слиянии двух близко родственных народов в Восточной Европе много написал Б. А. Рыбаков. В это время для славян меняется понятие мир: «Если некогда слово "мир" означало поселок, "вервь" ("мирская сходка" — собрание крестьян одной деревни), то теперь географические рубежи мира раздвигаются до пределов всего Старого Света — от "аглян" во "Вретании" до "индов" и китайцев-"серов", "живущих на коньць земля"». Слиянию близкородственных народов в Европе предшествовало их разделение: в Китае пала династия Тан, основанная Ли Юанем. В IX веке (одновременно с появлением Киевской Руси и уходом буддизма из Индии. — Д. Н.) процветала могущественная камбоджийская империя с центром в Ангкоре. Во главе государства стоял монарх, личность которого обожествлялась. Свободные жители носили оружие и были пришельцами.
Восточных славян обычно подразделяют на три основных группы: русские, белорусы и украинцы (малороссы). С этнографической и языковой точек зрения такое деление восточных славян на три ветви неудовлетворительно. Можно говорить о двух русских народах: севернорусском (окающий говор) и южнорусском (акающий говор). Обе названные русские народности резко отличаются друг от друга типом жилища, одежды и другими особенностями быта. Различия подробно рассмотрел Д. К. Зеленин. Он же отметил распространенность у всех восточных славян сермяги, у русских известной также под тюркским именем зипун, у белорусов и украинцев свита, сiрак. Тогдашняя сермяга — это современный ватник. Из арабских и византийских источников известно около 60 хазарских личных имён и несколько географических названий: sār — белый, sārïg — жёлтый. В речи хазар название столицы каганата Саркел звучало как Шаркил (в греческом звука ш не существует, поэтому он передан через с). А. Ф. Гильфердинг также сопоставил русский глагол шарить с санскр. hṛ = хватать, отнеся туда же начало слов шараборить (тоб.) и шарабошить (волог.) = искать. Город Саркел (хазарск. Белый дом, русск. Белая Вежа) был построен между 834 и 837 гг. в районе пересечения торговых сухопутных дорог с водным путём по Дону. В. А. Дмитриев: «Половцы (куманы, команы, шары, сары, сорочины) — тюркско-кипчакское население степей Восточной Европы XI–XIII вв. Позднее были частично истреблены монголами или вошли в состав ряда народов Евразии. Русское слово половый — светло-желтый — является калькой тюркского сары — желтый, в другом значении западный».
Становится ясен смысл и происхождение звучащего гордо в ТРЛ А. М. Пешкова (Горького) имени человек — серая сила (věkъ), серая стража (vigilia), белая вежа.
В год убийства Бога (375) гунны уничтожили государство остготов Германариха между Балтийским и Чёрным морями. Убивец Бога римлян гот Витимир через год будет убит гуннским царём Баламбером. Гунны были буддистами и поклонялись живому Богу .

Д.Е. Новокшонов