Иванка написала:
"Заклинание льна и пряжи на браслете из Городища.(Галицкое княжество XII-XIII вв.). Верхний ряд — укрупненные фотографии, нижний ряд — общая схема. а. посиделки-супрядки, б. заклинание пахоты, в. растительный символ и волк на засеяном поле, г. женщина и кувыркающийся на поле «волкодлак»-волхв ".
Виктор Васнецов
Иван-Царевич на Сером Волке, 1889
Холст, масло. 249×187 см
Государственная Третьяковская галерея, Москва
«По хлебам проходит волк»
ВОЛК — одно из наиболее мифологизированных животных. Волк был связан с плодородием и с жреческим сословием Руси (волхвами); его считали посредником между людьми и богами, «тем» и «этим советом»; тем и этим советом ему приписывали функции «охранитель от зла», и т.п.
Культ волка очень древен и сложен. Вероятно, для древних славян-земледельцев волки были очень полезны весной, когда всходили яровые хлеба и лён, а в лесных чащах было много рогатой мелочи (косули, дикие козы, серны), оленей, кабанов, причинявших огромный вред посевам; волки на открытых пространствах засеянных нив легко ловили эту живность, оберегая тем самым поля от потравы. Возможно, это и была одна из причин, по которой волк в народном представление стал связываться с плодородием; другой же причиной могло быть древнейшее представление тучи в образе волка.
Часто также утверждалось, что волк способен путешествовать между мирами, то есть является животным-трикстером.
Ему традиционно приписывались функции посредника между «этим» и «тем светом», между людьми и богами или нечистой силой и вообще силами иного мира.
Божество-трикстер нарушает установления богов или законы природы, иногда злонамеренно (например, Локи) но при этом, как правило, добиваясь, пусть и неосознанно, какого-нибудь позитивного эффекта.
Я — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо.
Мефистофель (Гёте. Фауст)
Архетипы находят свое содержание в народных сказках, мифах, легендах. Каждая сказка, легенда несет в себе скрытый способ решения той или другой жизненной проблемы. Как написано в словаре по Аналитической психологии В. Зеленского, «архетипический мотив — всегда схема или образчик мысли поступка, свойственных человеку вообще во все времена и повсеместно».
Остановимся подробнее на архетипе «трикстера». Этот архетип довольно редко упоминается исследователями этой области, но по своей сути является очень ярким и характерным образом.
Образ трикстера взят Юнгом из мифологии американских индейцев племени Виннебагос, в которой этот образ ярко выведен в отдельного персонажа.
Трикстер — это и нечеловек , и сверхчеловек , и животное , и божественное существо , главным пугающим свойством которого является бессознательное. Трикстер — это фигура, воплощающая в себе физические страсти , желания не подвластные разуму. Не сознательные размышления определяют поведение трикстера , а бессознательные порывы.
Он настолько бессознателен к самому себе, что его тело не является единым целым, две его руки бьются одна с другой. Даже нельзя определить его пол этого существа : не смотря на фаллические признаки, он может стать женщиной и выносить ребенка.
Трикстер представляет собой первобытно «космическое» существо, обладающее божественно-животной природой : с одной стороны , превосходящее человека своими сверхчеловеческими качествами, а с другой — уступающее ему из-за своей неразумности и бессознательности. Он так же не ровня животным ввиду своей черезвычайной неуклюжести и отсутствия инстинктов. Эти недостатки говорят о его человеческой природе, которая не так хорошо приспособлена к окружающей среде, как животные.
«Разновидности» образа трикстера можно найти в мифологии всех времен и народов. В греческой мифологии — это алхимический образ Меркурия (или Гермеса) и образ Диониса. В Меркурии можно найти черты типичные для трикстера : это и любовь к коварным и злым выходкам , способность изменять облик , его двойственная природа . Зевс за ним признал искусство ораторства и умение убеждать. Дионис — бог вина, опьянения, религиозного экстаза, оргиастической музыки и безумия. Ему тоже присуща двойственная природа, т.к. его родителями были бог неба и богиня загробного мира. Где бы он не появлялся, он нес веселье и разрушение. Дионис полон энергии, доходящей до экстаза, в каком-то смысле — он революционер , т.к. стремительно врываясь , он нарушает прежде существующие порядки.
Дионесийский культ стирает различия между богами и человеком, т.к. верующие ассоциируют себя с самим Дионисом, да и вино, приходящее вместе с Дионисом, в этом способствует. А стремление к общему равенству нередко приводит людей к массовому умопомешательству. Как только индивиды, движимые этой идеей, сбиваются в толпу, возникает угроза того, что прозвучит воинственный призыв, и люди начнут громить улицы и футбольные стадионы. Или еще хуже — толпа находит себе фюррера, способного управлять ею, как стадом овец.
Дух трикстера обнаруживается и в средневековье, главным образом выражаясь в празднике «Пир дураков», во время которого, как сообщается в хронике 1198 года, было совершено «столь много мерзостей и постыдных действий», что святое место было осквернено «не только непристойными шутками, но даже пролитием крови». Спустя 250 лет в хрониках можно прочитать, что во время этого праздника «даже священники и духовные лица выбирали архиепископ, епископа или папу и называли его Папой дураков». «В самой середине церковной службы маски с нелепыми лицами, переодетые женщинами, львами и фиглярами, плясали, пели хором непристойные песни, ели жирную пищу с угла алтаря возле священника, правящего мессу, играли в кости, бегали и прыгали по всей церкви». В некоторых местах, по-видимому, сами священники были приверженцами «Пира дураков». Юнг указывает, что этот праздник или «счастливый случай» давал волю более древнему слою сознания со свойственными язычеству необузданностью, распутством и безоответностью.
В этих торжествах трикстер появляется еще в своей первоначальной форме. уже после 16 века, когда он был выгнан за пределы церкви, он всплывает в светском обществе в виде итальянских комических представлений, где герои , украшенные фаллическими эмблемами, развлекали публику непристойностями.
Совершенно очевидно, что трикстер является «психологемой», черезвычайно древней архетипической психологической структурой. «В своих наиболее отчетливых проявлениях он предстает как верное отражение абсолютно недифференцированного человеческого сознания, соответствующего душе, которая едва поднялась над уровнем животного».
Юнг определяет еще один компонент этого образа, этот компонент Юнг называет тенью. Он говорит, что мы не осознаем того факта, что в карнавальных обычаях и им подобных присутствуют пережитки коллективного образа тени. Под воздействием цивилизации этот коллективный образ постепенно разрушается, оставляя трудно распознаваемые следы в фольклоре. Но его главная часть внедряется в личность и становится предметом личной ответственности.
В общем, если подводить итог, то можно выделить «функции» архетипа трикстера. Это, конечно, в первую очередь, возможность выхода страстей, не признающихся моральными устоями. Своими безрассудными выходками трикстер способен поломать закоренелые существующие обычаи. Трикстер — это огромный источник энергии для будущего развития. И в мифологии индейского племени Виннебаго присутствует мотив перехода трикстера в героя, стоящего на более высокой ступени развития. И , как утверждает Дж.Хендерсен , трикстер — это первая и во многом рудиментарная стадия в развитии героического мифа , на которой герой целиком находится во власти своих инстинктов , предельно раскован, и часто ребячлив. К тому же в трикстере отражаются теневые стороны общества, компенсируя его однобокость, показывая то, что не хотят замечать, превращая установившиеся обычаи в фарс, как это происходит на «Пире дураков».
Часто нарушение правил происходит в форме различных уловок, хитростей (напр., у Эриды) или воровства. Трикстеры бывают хитрыми, или глупыми, или же могут совмещать оба этих качества; часто являются предметом осмеяния, даже будучи священными существами или выполняя различные культурные функции. Примером может служить священный Хейока, чья роль заключается в том, чтоб дурачиться и играть, и с помощью этого повышать самосознание и служить уравновешивающим механизмом.
Во многих культурах (напр., в древнегреческих, скандинавских или славянских мифах, а также в индейских историях), трикстер и культурный герой часто смешиваются. Иллюстрацией может служить Прометей в Древней Греции, укравший у богов огонь, чтобы дать его людям. Он скорее культурный герой, чем трикстер. Во многих североамериканских мифологиях Койот (у юго-западных индейцев) или ворон (северо-западные индейцы) также выкрал огонь у богов (звезды или солнце), но он более трикстер, чем культурный герой. Различие заключается в других историях, касающихся характеров этих персонажей: Прометей — Титан, тогда как Койот или Ворон обычно является шутником и проказником.
Одним из самых распространенных мотивов во многих мифологиях (в особенности Северо-Западной и Центральной Евразии), является сюжет о воспитании волчицей родоначальника племени, а иногда и его близнеца. Подобный мотив, например, отражен в римской легенде об основателях Рима — Ромуле и Реме, которых вскормила капитолийская волчица.
Сходное предание мы встречаем у североамериканского индейского племени тлинкитов. Согласно легенде, один из предков рода встретил волка, подружившегося с ним и обещавшего его осчастливить, после чего род стал считать волка своим тотемом.
У древних тюрков есть предания о происхождении родов от волка. Предания рассказывают, что тюрки произошли от связи женщины гуннского рода и волка.
Другой вариант подобной легенды повествует о том, что волчица выкормила мясом гуннского мальчика, а потом у нее от него родилось десять сыновей — основателей тюркских родов.
Также очень часто героя-родоначальника, вождя племени или дружины называют волком или имеющим «голову волка». Например, прозвище грузинского царя Вахтанга Горгослани в буквальном переводе означает — «волкоглавый».
У славянских народов волк, как ни странно, был связан с плодородием, и в некоторых случаях его считали священным животным бога богатства и плодородия Велеса. Так называемые «Велесовы дни», приходившиеся на зимние святки, называли также «волчьими праздниками».
Кроме того, покровителем волков, по-видимому, был солнечный бог Дажьбог, аналогичный греческому Аполлону Ликейскому, «волчьему», покровителю волков, а также, вероятно, богиня земли и плодородия Лада, аналогичная греческой богине Лето, оборачивающейся в мифах волчицей.
Вероятно, для древних славян-земледельцев волки были весьма полезны весной, когда всходили яровые хлеба и лен, а в лесных чащах водилось множество рогатой мелочи (косули, дикие козы, серны), оленей, кабанов, причинявших огромный вред посевам; волки же на открытом пространстве засеянных нив легко ловили эту живность, оберегая тем самым поля от потравы. Возможно, это и была одна из причин, по которой волка в народном представлении стали связывать с плодородием.
Со временем связь волка с плодородием расширялась, и он стал нередко представать как Дух Хлеба. Например, когда хлеба колыхали ветры, в некоторых местах говорили: «По хлебам проходит волк», «Ржаной волк бежит по полю».
В Силезии о жнецах, которые собираются скосить последний клочок поля, говорят, что они приготовились «схватить волка».
Во многих местах Германии, где вера в Хлебного волка особенно распространена, крестьяне опасаются сжинать остаток хлеба, потому что в нем, по их словам, скрывается волк. А о вяжущей снопы женщине они говорят: «Волк кусает ее», «У нее волк», «Она должна вытащить волка» (из хлеба). Кроме того, волчицей зовут саму эту женщину. Такое прозвище сохраняется за ней на протяжении целого года. Иногда ее называют более конкретно — Ржаной, Зерновой или Картофельной волчицей.
А вот на острове Рюген женщина, которая вяжет последний сноп, не просто зовется волчицей, она еще и «ведет» себя как это животное: войдя в дом, она начинает с того, что кусает хозяйку и служанку, за что получает большой кусок мяса.
http://svarga.name/archives/670
«Волки и вороны»
Может Бог, а может просто эта ночь пахнет ладаном.
А кругом высокий лес, темен и замшел.
То ли это благодать, то ли это засада нам;
Весело на ощупь, да сквозняк на душе.
Вот идут с образами - с образами незнакомыми,
Да светят им лампады из-под темной воды;
Я не помню, как мы встали, как мы вышли из комнаты,
Только помню, что идти нам до теплой звезды...
Вот стоит храм высок, да тьма под куполом.
Проглядели все глаза, да ни хрена не видать.
Я поставил бы свечу, да все свечи куплены.
Зажег бы спирт на руке - да где ж его взять?
А кругом лежат снега на все четыре стороны;
Легко по снегу босиком, если души чисты.
А мы пропали бы совсем, когда б не волки да вороны;
Они спросили: "Вы куда? Небось до теплой звезды?.."
Назолотили крестов, навтыкали, где ни попадя;
Да променяли на вино один, который был дан.
А поутру с похмелья пошли к реке по воду,
А там вместо воды - Монгол Шуудан.
А мы хотели дать веселый знак ангелам,
Да потеряли их из виду, заметая следы;
Вот и вышло бы каждому по делам его,
Если бы не свет этой чистой звезды.
Так что нам делать, как нам петь, как не ради пустой руки?
А если нам не петь, то сгореть в пустоте;
А петь и не допеть - то за мной придут орлики;
С белыми глазами, да по мутной воде.
Только пусть они идут - я и сам птица черная,
Смотри, мне некуда бежать: еще метр - и льды;
Так я прикрою вас, а вы меня, волки да вороны,
Чтобы кто-нибудь дошел до этой чистой звезды...
Так что теперь с того, что тьма под куполом,
Что теперь с того, что ни хрена не видать?
Что теперь с того, что все свечи куплены,
Ведь если нет огня, мы знаем, где его взять;
Может правда, что нет путей, кроме торного,
И нет рук для чудес, кроме тех, что чисты,
А все равно нас грели только волки да вороны,
И благословили нас до чистой звезды