В романе четырнадцать глав, но каких! Заострю внимание на некоторых из них, в произвольном порядке (но нумерацию глав сохраню согласно оригиналу):

1. СЕРЖАНТ ГВАРДИИ

Славный Род потихоньку забывает о своей славе, да и русская ар-мия уже не та, уже нерусского образца: Гринёв (сержант из франц. sergent от лат. serviens, -еntеm "служащий" гвардии; заимств. в XVII в. из польск. яз., где gwardia "гвардия" < итал. guardia "стража, караул", которое является германизмом (ср. др.-в.-нем. warten "караулить").
Таким образом, потомок ВИТ-ЯЗЯ (умевшего ВИТЬ боевую коть, владевшего ЯГОЙ) служит в охране (карауле), носит нелепую форму прусского образца… Однако, ЧЕСТЬ его при нём, это в крови.

3.  КРЕПОСТЬ

По воле РОДителя Пётр Гринёв отправляется служить в Оренбург, но распоряжением друга отца, генерала, попадает в итоге в Белогорскую крепость, в команду капитана Миронова.
Название БЕЛОгородской крепости говорит само за себя.

Замечу попутно, что город Оренбург стоит на реке Орь, впадающей в Яик, начало городу положила 'Орская крепость'. Гидроним Орь толкуют от тюрк, ор 'ров, канава, овраг', а также 'долина, лог'. РЕКИ, имевшие жизненно-важное значение никогда не называли абы как, значит, этой этимологии доверять нельзя. Рекам давали ИМЕНА ЗВЁЗД, БОГОВ, ЖЕНЩИН…
Ф.:
"Земля (Ура, Ора, что значит "светящаяся" из-за её атмосферы..,  от этого понятия слово ОРА, АУРА".

Гринёв – (от grin – «зелёный»), от ветви ДУБА ЗЕЛЁНОГО (Древа Жизни), наследник РАД-ЖИ (РОДА ЖИВЫ) служит в охране не где-нибудь, а на Земле (Оре), в БЕЛОЙ КРЕПОСТИ. Печально, что крепость сия в полном упадке… Земля-то почти не охраняется…  Слишком много войн было на Земле… И лучших её сынов перебили…

Мало того, что в крепости командует жена коменданта, но и служат в ней одни инвалиды:

«Василиса Егоровна и на дела службы смотрела, как на свои хозяйские, и управляла крепостию так точно, как и своим домком».

«Подходя к комендантскому дому, мы увидели на площадке человек двадцать стареньких инвалидов с длинными косами и в треугольных шляпах. Они выстроены были во фрунт. Впереди стоял комендант, старик бодрый и высокого росту, в колпаке и в китайчатом халате. Увидя нас, он к нам подошел, сказал мне несколько ласковых слов и стал опять командовать».

«Между тем подали щи. Василиса Егоровна, не видя мужа, вторично послала за ним Палашку. "Скажи барину: гости-де ждут, щи простынут; слава богу, ученье не уйдет; успеет накричаться".-- Капитан вскоре явился, сопровождаемый кривым старичком. "Что это, мой батюшка? -- сказала ему жена.-- Кушанье давным-давно подано, а тебя не дозовешься". -- "А слышь ты, Василиса Егоровна,-- отвечал Иван Кузмич,-- я был занят службой: солдатушек учил".-- "И, полно! -- возразила капитанша.-- Только слава, что солдат учишь: ни им служба не дается, ни ты в ней толку не ведаешь. Сидел бы дома да богу молился; так было бы лучше».

«В богоспасаемой крепости не было ни смотров, ни учений, ни караулов. Комендант по собственной охоте учил иногда своих солдат; но еще не мог добиться, чтобы все они знали, которая сторона правая, которая левая, хотя многие из них, дабы в том не ошибиться, перед каждым оборотом клали на себя знамение креста».

Добавлю, что в крепости была лишь одна пушка.

Пушкин не один раз повторяет: КРЕПОСТЬ НИКУДЫШНАЯ. Вот и получается, что раз эта крепость такая, то каковы же другие? Значит ОРУ СВЕТЯЩУЮСЯ защищать нечем и некому? Кто же довёл русские дружины до такого состояния?

И вот, именно в момент полной незащищённости Белогородской крепости происходит нечто… В крепость едет БЕЛЫЙ КШАТРИЙ, потенциальный ГОРЯН – служить там, охранять ОРУ, но в пути его застаёт разгул стихии…

2. ВОЖАТЫЙ

«…Ветер между тем час от часу становился сильнее. Облачко обратилось в белую тучу, которая тяжело подымалась, росла и постепенно облегала небо. Пошел мелкий снег -- и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение темное небо смешалось со снежным морем. Всё исчезло. "Ну, барин,-- закричал ямщик,-- беда: буран!"...
   Я выглянул из кибитки: все было мрак и вихорь. Ветер выл с такой свирепой выразительностию, что казался одушевленным; снег засыпал меня и Савельича; лошади шли шагом -- и скоро стали. "Что же ты не едешь?"-- спросил я ямщика с нетерпением. "Да что ехать? -- отвечал он, слезая с облучка;-- невесть и так куда заехали: дороги нет, и мгла кругом". Я стал было его бранить. Савельич за него заступился: "И охота было не слушаться, -- говорил он сердито,-- воротился бы на постоялый двор, накушался бы чаю, почивал бы себе до утра, буря б утихла, отправились бы далее. И куда спешим? Добро бы на свадьбу!" Савельич был прав. Делать было нечего. Снег так и валил. Около кибитки подымался сугроб. Лошади стояли, понуря голову и изредка вздрагивая. Ямщик ходил кругом, от нечего делать улаживая упряжь. Савельич ворчал; я глядел во все стороны, надеясь увидеть хоть признак жила или дороги, но ничего не мог различить, кроме мутного кружения метели...»

Буран - вихрь - метель

"Вихрь — в народной метеорологии — нечистый, опасный для человека ветер, олицетворение демонов и результат их деятельности… В отличие от ветра, Вихрь осмысляется только как злое, враждебное начало, связанное или с нечистой силой, или с различными нарушениями законов природы… Главной чертой Вихря является его разрушительная деятельность…"
v-dal.ru›word_s-9846.html
В то же время находим у Пушкина: «В гармонии соперник мой был шум лесов иль вихорь буйный»…  Т.е. в природном вихре таится гармония и ничего плохого нет. То же – БУРАН.  У Пушкина каждое слово самоценно, Пушкин придерживается только гиперборейских смыслов, во всём (а не "атлантических", которые есть кривое зеркало, за редким исключением). Нужно понять, что значит ВИ-ХОРЬ.
На санскрите (санскрит хоть и искаженный язык, но близкий борейскому):
бхр - медведь, грубиян
бхрама - кружение
бхрами - смерч, ураган
бхррам - свобода

Но Пушкин пишет: «всё было МРАК и ВИХОРЬ». Совсем как в «Анчаре»: «ВИХОРЬ ЧЁРНЫЙ налетит» – нечто, нарушающее ЗАКОНЫ ПРИРОДЫ, а в соприкосновении с Древом Яда наделяется еще и ТЛЕТВОРНЫМ духом.

А тут ещё и «чёрный человек» (Пушкин не раз повторяет «чёрный», «мрак» т.е. ЧЕРНО-МОР. "И кто-то в дымной глубине взвился чернее мглы туманной" (Руслан и Людмила):

«Вдруг увидел я что-то черное. "Эй, ямщик! -- закричал я,-- смотри: что там такое чернеется?" Ямщик стал всматриваться. "А бог знает, барин,-- сказал он, садясь на свое место; -- воз не воз, дерево не дерево, а кажется, что шевелится. Должно быть, или волк или человек".
   Я приказал ехать на незнакомый предмет, который тотчас и стал подвигаться нам навстречу. Через две минуты мы поравнялись с человеком. "Гей, добрый человек! -- закричал ему ямщик.-- Скажи, не знаешь ли, где дорога? "
   -- Дорога-то здесь; я стою на твердой полосе,-- отвечал дорожный,-- да что толку?
   -- Послушай, мужичок,-- сказал я ему,-- знаешь ли ты эту сторону? Возьмешься ли ты довести меня до ночлега?
   -- Сторона мне знакомая,-- отвечал дорожный,-- слава богу, исхожена и изъезжена вдоль и поперек. Да вишь какая погода: как раз собьешься с дороги. Лучше здесь остановиться да переждать, авось буран утихнет да небо прояснится: тогда найдем дорогу по звездам.
   Его хладнокровие ободрило меня. Я уж решился, предав себя божией воле, ночевать посреди степи, как вдруг дорожный сел проворно на облучок и сказал ямщику: "Ну, слава богу, жило недалеко; сворачивай вправо да поезжай".
   -- А почему ехать мне вправо?-- спросил ямщик с неудовольствием.-- Где ты видишь дорогу? Небось: лошади чужие, хомут не свой, погоняй не стой.-- Ямщик казался мне прав. "В самом деле,-- сказал я,-- почему думаешь ты, что жило недалече?" -- "А потому, что ветер оттоле потянул,-- отвечал дорожный,-- и я слышу, дымом пахнуло; знать, деревня близко". Сметливость его и тонкость чутья меня изумили. Я велел ямщику ехать. Лошади тяжело ступали по глубокому снегу. Кибитка тихо подвигалась, то въезжая на сугроб, то обрушаясь в овраг и переваливаясь то на одну, то на другую сторону. Это похоже было на плавание судна по бурному морю. Савельич охал, поминутно толкаясь о мои бока. Я опустил циновку, закутался в шубу и задремал, убаюканный пением бури и качкою тихой езды.
   Мне приснился сон, которого никогда не мог я позабыть и в котором до сих пор вижу нечто пророческое, когда соображаю с ним странные обстоятельства моей жизни. Читатель извинит меня: ибо вероятно знает по опыту, как сродно человеку предаваться суеверию, несмотря на всевозможное презрение к предрассудкам.
   Я находился в том состоянии чувств и души, когда существенность, уступая мечтаниям, сливается с ними в неясных видениях первосония. Мне казалось, буран еще свирепствовал и мы еще блуждали по снежной пустыне... Вдруг увидел я ворота и въехал на барский двор нашей усадьбы. Первою мыслию моею было опасение, чтоб батюшка не прогневался на меня за невольное возвращение под кровлю родительскую и не почел бы его умышленным ослушанием. С беспокойством я выпрыгнул из кибитки и вижу: матушка встречает меня на крыльце с видом глубокого огорчения. "Тише,-- говорит она мне,-- отец болен при смерти и желает с тобою проститься". Пораженный страхом, я иду за нею в спальню. Вижу, комната слабо освещена; у постели стоят люди с печальными лицами. Я тихонько подхожу к постеле; матушка приподымает полог и говорит: "Андрей Петрович, Петруша приехал; он воротился, узнав о твоей болезни; благослови его". Я стал на колени и устремил глаза мои на больного. Что ж?.. Вместо отца моего, вижу в постеле лежит мужик с черной бородою, весело на меня поглядывая. Я в недоумении оборотился к матушке, говоря ей: "Что это значит? Это не батюшка. И к какой мне стати просить благословения у мужика?" -- "Всё равно, Петруша,-- отвечала мне матушка,-- это твой посаженый отец; поцелуй у него ручку, и пусть он тебя благословит..." Я не соглашался. Тогда мужик вскочил с постели, выхватил топор из-за спины и стал махать во все стороны. Я хотел бежать... и не мог; комната наполнилась мертвыми телами; я спотыкался о тела и скользил в кровавых лужах... Страшный мужик ласково меня кликал, говоря: "Не бойсь, подойди под мое благословение..." Ужас и недоумение овладели мною... И в эту минуту я проснулся; лошади стояли; Савельич дергал меня за руку, говоря: "Выходи, сударь: приехали".
   -- Куда приехали?-- спросил я, протирая глаза.
   -- На постоялый двор. Господь помог, наткнулись прямо на забор…»

Вот ещё описание «мужичка», уже в царственном виде, когда он захватил временную власть:

«Пугачев  сидел в креслах на крыльце  комендантского  дома. На  нем  был красный казацкий кафтан,  обшитый галунами. Высокая соболья шапка с золотыми кистями  была  надвинута  на его сверкающие глаза. Лицо  его  показалось мне знакомо. Казацкие старшины окружали его».

Великолепная иллюстрация! Над головой Пугачёва икона, где вместо лика - пустота!

Мужик, размахивающий топором, со сверкающими глазами и царёк в красном кафтане очень напоминают известный персонаж индийских Вед – бога смерти Яму. К тому же в этом фрагменте текста всё время повторяется слово «ЯМщик», раз десять, - думаю, что нарочито, чтобы было на слуху, чтобы зацепило…

"Вдруг увидел я что-то черное. "Эй, ямщик! -- закричал я..." - Пушкин так написал, что это звучит как приветствие.

Смотрим в различных источниках, оказавшихся под рукой:

ЯМА — В ДРЕВНЕИНДИЙСКОЙ МИФОЛОГИИ ВЛАДЫКА ЗАГРОБНОГО МИРА. ЕГО СЧИТАЮТ СЫНОМ БОГА СОЛНЦА ВИВАСВАТА. ЯМА БЫЛ ПЕРВЫМ ЧЕЛОВЕКОМ, КОТОРЫЙ ПОСТИГ ТАЙНУ СМЕРТИ, ПРЕОДОЛЕЛ ЕЕ И СТАЛ БЕССМЕРТНЫМ. ЕГО ЦАРСТВО, СОГЛАСНО ПОВЕРИЯМ, НАХОДИТСЯ ГДЕ-ТО НА ЮГЕ ПОД ЗЕМЛЕЙ. ПОМОЩНИКИ ЯМЫ ПРИВОДЯТ ДУШИ УМЕРШИХ К ВОССЕДАЮЩЕМУ НА ТРОНЕ ВЛАДЫКЕ СТРАНЫ СМЕРТИ. ВЫСЛУШАВ ДОКЛАД О ДОБРОДЕТЕЛЬНЫХ И ЗЛЫХ ПОСТУПКАХ ЧЕЛОВЕКА. ЯМА ОПРЕДЕЛЯЕТ ЕГО УЧАСТЬ: РАЙ ИЛИ ЖЕ ОДИН ИЗ ОТДЕЛОВ АДА. РАЗЪЕЗЖАЕТ ЯМА В КРАСНОЙ ОДЕЖДЕ НА ЧЕРНОМ БУЙВОЛЕ, В РУКЕ ОН ДЕРЖИТ ПЕТЛЮ, С ПОМОЩЬЮ КОТОРОЙ ИЗВЛЕКАЕТ ДУШИ УМЕРШИХ ИЗ ТЕЛ.
Яма — в индийской мифологии бог смерти, правитель царства мёртвых и судья над людьми. Он считается одним из 4-х или 8-и мирохранителей (lokapaias), наряду с великими богами Агни, Индрой и Варуной. Он страж южной строны света.  Внешность бога устрашающа: «рот его черен, а глаза красны». Это «мрачного вида муж» , мощный, сияющий, как солнце.

Сын солнца Вивасвата и брат Ману, единственного человека, пережившего великий потоп.

Ведийский первый человек Яма, сын Вивасвана, является в Авесте в виде Има, сына Виванхвао, и т. д.

Яму обычно изображают зелёным, в красных одеждах, с короной или цветком на голове. В одной руке у Ямы булава (гада), в другой — аркан, которым он ловит грешников.

Согласно «Индусской книге смерти» Яма держит в своих руках топор, пестик от ступки, жезл, меч и кинжал для наказания грешников.

У Черномора - "страшная булава". У Пугачёва - топор и петля (он вешает "подданных", рубит им головы). Сомнений нет. Черномор – Пугачёв – Яма. Но правда ли, что он – сын Вивасванта?

ЗАЯЧИЙ ТУЛУП

Это не глава, но один из самых важных КОДОВ романа, смотрим текст Пушкина:

"...Здесь,  ваше благородие",  - отвечал мне  голос сверху.  Я взглянул на полати, и увидел черную  бороду и два сверкающие глаза. - Что, брат, прозяб?
- "Как не прозябнуть в одном худеньком армяке. Был тулуп, да что греха таить? заложил вечор у цаловальника: мороз показался не велик". В эту минуту хозяин вошел с кипящим самоваром; я предложил вожатому нашему чашку чаю; мужик слез с полатей. Наружность его  показалась мне замечательна:  он был  лет сорока,росту среднего, худощав  и широкоплеч.  В  черной  бороде  его  показывалась
проседь; живые большие глаза так и бегали. Лицо его имело выражение довольно приятное,  но  плутовское. Волоса  были  обстрижены  в кружок;  на  нем  был оборванный армяк и татарские шаровары.
Я позвал  вожатого, благодарил за оказанную помочь, и велел Савельичу дать ему полтину  на водку. Савельич нахмурился. "Полтину на водку!  - сказал  он, - за что это? За то,  что ты же изволил подвезти его к постоялому двору? Воля твоя, сударь: нет  у нас лишних полтин. Всякому давать  на водку, так самому скоро  придется голодать".  Я не мог спорить с Савельичем. Деньги, по  моему обещанию, находились в полном  его распоряжении. Мне было досадно однако ж, что не мог отблагодарить человека, выручившего меня, если  не из беды, то по крайней мере из очень неприятного положения. - Хорошо - сказал я хладнокровно; -  если  не хочешь дать полтину, то вынь ему  что-нибудь из моего платья. Он одет слишком легко. Дай ему мой зайчий тулуп.
     "Помилуй, батюшка Петр Андреич! - сказал  Савельич. - Зачем ему  твой зайчий тулуп? Он его пропьет, собака, в первом кабаке".
     - Это, старинушка, уж не твоя печаль, - сказал мой бродяга, - пропью ли я или нет. Его благородие мне жалует шубу со своего плеча: его на то барская воля, а твое холопье дело не спорить и слушаться.
     "Бога  ты  не  боишься, разбойник! -  отвечал  ему  Савельич  сердитым голосом. - Ты  видишь, что дитя еще не смыслит, а ты  и рад  его  обобрать, простоты его ради. Зачем тебе барский тулупчик?.."

Действительно, а зачем? И почему так недоволен старина Савельич(САВА)? Тем, что разбазаривается «барское добро»? Или всё куда серьёзнее?

Следим дальше по тексту:

"Спасибо,   государь,  спасибо,   отец  родной!   -  говорил  Савельич усаживаясь. - Дай бог тебе  сто лет здравствовать  за то, что меня старика призрил  и успокоил. Век за  тебя  буду бога  молить, а  о зайчьем тулупе  и упоминать уж не стану".
Этот  зайчий  тулуп  мог наконец  не на  шутку  рассердить  Пугачева. К счастию,  самозванец  или не  расслыхал  или  пренебрег неуместным  намеком..."

Пушкин же поминает читателю о «заячьем тулупе» несколько раз: в начале романа, в середине и ближе к концу.

ТУЛУП. Происхождение неясно. Одни ученые считают слово исконным и связывают его с туловищем. Действительно: ср. ТУЛУП и ТЕЛО.

У Фасмера:

ТУЛУП

род. п. -а. Трудно отрывать от слов, приведенных на туловище: укр. тулуб "туловище", блр. тулуп "туловище, шкура" (Клих, Маt. i Рr. 2, 210). Другие видят в названии шубы, тулупа заимств. из тюрк., ср. крым.-тат., казах., алт., тел. tuluр "цельный кожаный мешок без шва из одной шкуры". Из русск. заимств. польск. tuub, tоrор "шуба" (см. Брюкнер 574), а также шв. tulubb "шуба" (см. выше).

Заячий тулуп – это буквально «заячья шкура»
При чём тут ЗАЯЦ? Игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце...

Может, из этого фрагмента станет ясно, что отдал Гринёв по простоте душевной обаятельному хищнику:                                                                                                                       

"...В это время из толпы народа, вижу, выступил мой Савельич, подходит к Пугачеву и подает ему лист бумаги. Я не мог придумать, что из того выйдет. "Это что? -- спросил важно Пугачев. "Прочитай, так изволишь увидеть,-- отвечал Савельич. Пугачев принял бумагу и долго рассматривал с видом значительным. "Что ты так мудрено пишешь? -- сказал он наконец.-- Наши светлые очи не могут тут ничего разобрать. Где мой обер-секретарь?"
   Молодой малый в капральском мундире проворно подбежал к Пугачеву. "Читай вслух,-- сказал самозванец, отдавая ему бумагу. Я чрезвычайно любопытствовал узнать, о чем дядька мой вздумал писать Пугачеву. Обер-секретарь громогласно стал по складам читать следующее:
   "Два халата, миткалевый и шелковый полосатый, на шесть рублей".
   -- Это что значит? -- сказал, нахмурясь, Пугачев.
   -- Прикажи читать далее,-- отвечал спокойно Савельич.
   Обер-секретарь продолжал:
   "Мундир из тонкого зеленого сукна на семь рублей.
   Штаны белые суконные на пять рублей.
   Двенадцать рубах полотняных голландских с манжетами на десять рублей.
   Погребец с чайною посудою на два рубля с полтиною..."
   -- Что за вранье? -- прервал Пугачев.-- Какое мне дело до погребцов и до штанов с манжетами?
   Савельич крякнул и стал объясняться. "Это, батюшка, изволишь видеть, реестр барскому добру, раскраденному злодеями..."
   -- Какими злодеями? -- спросил грозно Пугачев.
   -- Виноват: обмолвился,-- отвечал Савельич.-- Злодеи не злодеи, а твои ребята таки пошарили да порастаскали. Не гневись: конь и о четырех ногах да спотыкается. Прикажи уж дочитать.
   -- Дочитывай, -- сказал Пугачев. Секретарь продолжал:
   "Одеяло ситцевое, другое тафтяное на хлопчатой бумаге -- четыре рубля.
   Шуба лисья, крытая алым ратином, 40 рублей.
   Еще заячий тулупчик, пожалованный твоей милости на постоялом дворе, 15 рублей".
   -- Это что еще! -- вскричал Пугачев, сверкнув огненными глазами.
   Признаюсь, я перепугался за бедного моего дядьку. Он хотел было пуститься опять в объяснения, но Пугачев его прервал: "Как ты смел лезть ко мне с такими пустяками? -- вскричал он, выхватя бумагу из рук секретаря и бросив ее в лицо Савельичу.-- Глупый старик! Их обобрали: экая беда? Да ты должен, старый хрыч, вечно бога молить за меня да за моих ребят за то, что ты и с барином-то своим не висите здесь вместе с моими ослушниками... Заячий тулуп! Я-те дам заячий тулуп! Да знаешь ли ты, что я с тебя живого кожу велю содрать на тулупы?"
   -- Как изволишь,-- отвечал Савельич;-- а я человек подневольный и за барское добро должен отвечать.
   Пугачев был, видно, в припадке великодушия.
   Он отворотился и отъехал, не сказав более ни слова. Швабрин и старшины последовали за ним. Шайка выступила из крепости в порядке. Народ пошел провожать Пугачева. Я остался на площади один с Савельичем. Дядька мой держал в руках свой реестр и рассматривал его с видом глубокого сожаления.
   Видя мое доброе согласие с Пугачевым, он думал употребить оное в пользу; но мудрое намерение ему не удалось. Я стал было его бранить за неуместное усердие и не мог удержаться от смеха. "Смейся, сударь,-- отвечал Савельич;-- смейся; а как придется нам сызнова заводиться всем хозяйством, так посмотрим, смешно ли будет".

Почему заяицкий Яма с "огненными глазами" так рассердился из-за заячьего тулупа? Лисья шуба (украденная, отобранная силой) оставила его равнодушным, а вот жалованный с барского плеча тулуп…

Тут к месту будет задаться вопросом: как поступает Пугачёв в отношении двух офицеров гвардии: Швабрина и Гринева?

Швабрин, добровольно (неважно, что из страха) перешедший на сторону Пугачева, назначен комендантом Белогородской крепости. Пугачёв также  предлагает и Гриневу поступить к нему на службу, обещает поставить Гринёва «енаралом и князем», но Гринёв отказывается, напоминая самозванцу о присяге, данной Императрице.

Пугачёв называет генералов «енаралами». Если поставить над «е» две точки, получим «ёна-ралы». Да кто ж они такие, черноморские вояки?

Смотрим текст:
«Господа енаралы! -- провозгласил важно Пугачев.-- Полно вам ссориться. Не беда, если б и все оренбургские собаки дрыгали ногами под одной перекладиной; беда, если наши кобели меж собою перегрызутся…»

Без комментариев.

Гринёв «енаралом» в шайке Пугачёва быть не желает, но, вместо того, чтобы расправиться с непокорным, тот отпускает Гринёва  на все четыре стороны и даже делает ему (в знак уважения или по другой причине?) прощальный подарок:

"Я шел, занятый своими размышлениями, как вдруг услышал за собою конский топот. Оглянулся; вижу: из крепости скачет казак, держа башкирскую лошадь в поводья и делая издали мне знаки. Я остановился и вскоре узнал нашего урядника. Он, подскакав, слез с своей лошади и сказал, отдавая мне поводья другой: «Ваше благородие! Отец наш вам жалует лошадь и шубу с своего плеча (к седлу привязан был овчинный тулуп). Да еще, — примолвил, запинаясь, урядник, — жалует он вам... полтину денег... да я растерял ее дорогою; простите великодушно». Савельич посмотрел на него косо и проворчал: «Растерял дорогою! А что же у тебя побрякивает за пазухой? Бессовестный!» — «Что у меня за пазухой-то побрякивает? — возразил урядник, нимало не смутясь. — Бог с тобою, старинушка! Это бренчит уздечка, а не полтина». — «Добро, — сказал я, прерывая спор. — Благодари от меня того, кто тебя прислал; а растерянную полтину постарайся подобрать на возвратном пути и возьми себе на водку». — «Очень благодарен, ваше благородие, — отвечал он, поворачивая свою лошадь, — вечно за вас буду бога молить». При сих словах он поскакал назад, держась одной рукою за пазуху, и через минуту скрылся из виду.
Я надел тулуп и сел верхом, посадив за собою Савельича. «Вот видишь ли, сударь, — сказал старик, — что я недаром подал мошеннику челобитье: вору-то стало совестно, хоть башкирская долговязая кляча да овчинный тулуп не стоят и половины того, что они, мошенники, у нас украли, и того, что ты ему сам изволил пожаловать; да все же пригодится, а с лихой собаки хоть шерсти клок».

Дело тут не в «совести».

Пугачёв-то, выходит, законник: Швабрина, который продался в его «эгрегор» с потрохами, он ни за что с должности коменданта не уволит, а Гриневу возвращает то, что взял и даже больше: помимо тулупа (не заячий тулуп, а овчинный! Причём, это шуба с его, пугачёвского, казачьего плеча! ТУЛУП из шкуры ОВЦЫ (ЯГнёнка). В чём разница, понятно. А сходство?) жалует ещё и лошадь (коня).

С конём понятно, а с тулупами надо бы разобраться...

ЯГнёнок.
ЗАЯЧИЙ. Что слышим?  За-ЙКА - за-ЯИК. За Яиком.

Вот тут
http://livehistory.ru/forum.html?func=v … =entrypage

утверждают, что:

Горынычем еще называли почему-то реку Урал (Яик)
как например здесь:

Яик ты наш, Яикушка
Яик, сын Горынович!
Про тебя ли, про Яикушку
Идет слава добрая и тд
(Песня уральских казаков, записана до 1890 г.)

А заодно Горынычами называли яицких казаков:

Цитата:
Не сизой орел летал по поднебесью —
Есаул гулял по лесику,
Он гулял, гулял, погуливал,
Добрых молодцев пробуживал:
— „Вы вставайте-ка, ребятушки,
Пробуждайтесь, добры, молодцы,
Добры молодцы-горынычи.
Не спокойно на Яике здесь:
Помутился наш Яикушка
От истоков до синя-моря,
До синего, до Каспицкого"...

(Наш Яикушка» это ведь Ягушка. – М.)

т kazak-odnodvorec: Уральские казаки - народ малоизученный. Трудов о этнографии яицкого казачества, имеющихся на сегодняшний день, явно не достает чтобы представить всю палитру их древней культуры, в которой, пожалуй, тонко и гармонично переплетаются этнографические и языковые мотивы южной и северной России. Вспомним самого яркого персонажа русских народных сказок - Змея Горыныча, ужасного трехголового монстра-"дракона", с которым сражаются доблестные богатыри. Однако, в фольклоре уральских казаков Змей Горыныч предстает совсем в другом амплуа, - доброго покровителя вод и улова - основного источника пропитания уральцев, и самого Яика, называемого станичниками ласково, по отчеству - Яик, Яикушка Горынович (Горыныч). Откуда появилось слово "горыныч"? В древнерусском эпосе существует герой, великан, во многом схожий с другим известным богатырем, - Святогором, - имя ему Горыня. Горыня крепок и умен, лихо сражается с врагами и рушит горы... Уральские казаки буквально поклонялись реке, которая и кормила их, суровых степных воинов, - Яику. Существовала даже особая должность главу рыболовецкой казачьей артели - плавной атаман. О Яике дети его слагали и песни:

Золочено у Яикушки его бело донышко,
Серебряны у Яикушки его белы краешки,
Жемчужные у Горынача его круты бережки!
Яик ты наш Яикушка, Яик, сын Горынович!
Про тебя ли, про Яикушку, идет слава добрая.
Про тебя ли, про Горыновича, идет речь хорошая?

(Прим. М.:  А если так:

Про тебя ли, про Ягушку, идет слава добрая.
Про тебя ли, про Горяна(ныча), идет речь хорошая?

В песне нет слова «ЗМЕЙ», это допущение автора поста. Скорее всего, в песне поётся о ПРА-ЯГЕ в этом месте (на Урале(Яике), а ЗМЕЯ-ГОРЫНЫЧА приплели позже. Выходит, ПЕРНАТЫЕ ЗМЕИ-КОЩЕИ присвоили себе титул ГОРЯНА и стали ГОРЫНЫЧИ, и всё смешалось в одну кучу?).

Но фигурировал Змей Горыныч не только в устном фольклоре, существует запись 1858 года, где говориться, что (цитирую): «В киргизской букеевской орде случилось диво. В степи, неподалеку от ханской ставки, среди бела дня упал с неба на землю огромный змий, толщиной с самого большого верблюда, а длиной саженей двадцать. С минуту змий лежал неподвижно, а потом, свернувшись в кольцо, поднял голову сажени на две от земли и сильно, пронзительно, подобно буре, зашипел. Люди, скот и все живое в страхе попадали ниц. Думали, что настало светопреставление. Вдруг с неба же спустилось облако, подошло к змию саженей на пять и остановилось над ним. Змий прыгнул на облако. Оно окутало его, заклубилось и ушло под небеса». Уральцы и не сомневались, что сей "змий" есть ни кто иной как Змей Горынович. В завершение хочу отметить, что в Гражданскую у уральцев существовал броневик, названый "Змей Горыныч", правда, повоевать ему пришлось недолго. В одном из боев был разрушен красными.
............................................................

ЯИК, ЯЙКА, ЯГА…  «Яик, сын Горынович!»

Что же случилось с «добрыми молодцами», что они так измельчали, превратились в шайку разбойников с большой дороги?           

Казак
Согласно Фасмеру, слово пришло в русский и польский языки из украинского «козак» и древнерусского «козакъ» (означало «вольнонаемный работник, батрaк»). Заимствовано из тюркских языков (qаzаq — «свободный, независимый человек, искатель приключений, бродяга»,  допускает связь с общетюркской основой kaz - слоняться без дела, шататься.
тур. gezmek - гулять, gezi - путешествие, gezer - подвижный,
узб. gizü - гулять
тоф. кес - шляться, бродить
тув. кес - проверять, осмтаривать (капканы).
монг. kesu: - бродить, скитаться)

У атамана (ср. АТМАН) Пугачёва есть также имя:

ЕМЕЛЯ "пустомеля", новгор., "хитрец, притворяющийся дурачком" (Даль). Производное от Емелья\н \ – имя собств., из ср.-греч. от лат. Aemilianus; испытало влияние слова пустомеля – от молоть.

Такой вот «донской Яма» у нас получается, стоящий во главе «казацкого (мужского) эгрегора» (даже у атамана - вспомним для сравнения Стеньку Разина – нет женщины. Нигде в тексте нет ни одного намёка на связь Пугачёва с женщиной).

А мы помним, как заканчивается «Руслан и Людмила»: «Лишённый силы чародейства Был принят карла во дворец…»
И потомок оскоплённого карлы, как видно, поднял бунт, собрал и возглавил шайку каштриев-изгоев. «Заячьих тулупов» и «лисьих шуб» у него теперь полны закрома, а про «овчинные» и поминать не стоит, этого «добра» и вовсе навалом! Но «барского добра» Пугачёву мало (на то он и хищник!), ему хочется раздвинуть границы «СОБственных владений» до невозможного. Ему нужна Абсолютная власть, т.е. стать Государем вместо Государыни. И что он хочет с оной(ёной) Государыней сотворить, лишь одному ему известно…

Замечательные иллюстрации к "Капитанской дочке". Автор: художник Васильев Ю.В. Самая суть отношения к Женщине "вольного казака" схвачена!

В РиЛ наблюдается явный перевес мужских персонажей по отношению к женским:

Руслан - Людмила
Черномор – Наина
Финн
Владимир
Фарлаф
Рогдай
Ратмир

При этом в конце остаётся одна Людмила, а Наина исчезает из поля зрения. Из мужчин гибнет один Рогдай.

Ту же тенденцию (меняющуюся от кульминации к развязке) видим в КД:

Гринёв – Маша (Марья Миронова)
Пугачёв – Императрица
Швабрин
Отец Гринёва – матушка Гринёва
Капитан Миронов – капитанша Василиса Егоровна (родители Маши, оба гибнут)
Савельич – Палашка
Зурин
Генерал (и множество других третьестепенных мужских персонажей).

Ближе к концу равновесие сил восстанавливается и даже намечается противоположная тенденция:

Казнены бунтовщики Пугачёв и Швабрин. Из главных действующих лиц остаются:

Императрица (Женское начало Вселенной)
Маша – Гринёв

Очевидно из текста, что Пугачёв абсолютно равнодушен в женщине в земном воплощении, она его не волнует как мужчину. Кстати, "сын божий" также не интересовался женскими прелестями. Зато в разбойничьем войске имеются красивые молодые мужчины с «тонкими голосками» («Сосед мой, молодой казак, стройный и красивый, налил мне стакан простого вина, до которого я не коснулся. С любопытством стал я рассматривать сборище. Пугачев на первом месте сидел, облокотясь на стол и подпирая черную бороду своим широким кулаком. Черты лица его, правильные и довольно приятные, не изъявляли ничего свирепого. Он часто обращался к человеку лет пятидесяти, называя его то графом, то Тимофеичем, а иногда величая его дядюшкою. Все обходились между собою как товарищи и не оказывали никакого особенного предпочтения своему предводителю. Разговор шел об утреннем приступе, об успехе возмущения и о будущих действиях. Каждый хвастал, предлагал свои мнения и свободно оспоривал Пугачева. И на сем-то странном военном совете решено было идти к Оренбургу: движение дерзкое, и которое чуть было не увенчалось бедственным успехом! Поход был объявлен к завтрашнему дню. "Ну, братцы,-- сказал Пугачев,-- затянем-ка на сон грядущий мою любимую песенку. Чумаков! начинай!" -- Сосед мой затянул тонким голоском заунывную бурлацкую песню, и все подхватили хором…»)...

Итак... Пришло время рассмотреть ближе пару (чету) ПУГАЧЁВ - ИМПЕРАТРИЦА
Оговорюсь здесь сразу, что к Екатерине Великой ИМПЕРАТРИЦА не имеет никакого отношения (если бы это была правительница России, то она была бы названа хоть где-то по имени-отчеству), к тому же Пушкин не отличался раболепием к царским особам.
Фигура же исторического Пугачёва очень подходит для передачи сути "мужского бунта" как такового.

Вспомним само ЯВЛЕНИЕ НАРОДУ «беглого казака», «самозванца» в ВИХРЕ… О нём в тексте говорится: «принесла нелегкая» и вот ещё: «…в степи верст за шестьдесят от крепости видел он множество огней и слышал от башкирцев, что идет неведомая сила». А потом "неведомая сила" оформляется в любимый народом образ Всадника на Белом коне (см. подробнее в теме о МЕДНОМ ЗМЕЕ).

Хотя в народной душе и таится симпатия к «разбойничкам-освободителям» - Робин Гудам, Дубровским и пр., нет сомнения, что стоящий в этом ряду Пугачёв – хищник, попивающий живую кровушку (он этого и не скрывает), он – КОРШУН:

"А молода твоя племянница?" -- "Молода, государь".-- "А покажи-ка мне, старуха, свою племянницу".-- У меня сердце так и екнуло, да нечего было делать.-- "Изволь, государь; только девка-то не сможет встать и прийти к твоей милости".-- "Ничего, старуха, я и сам пойду погляжу". И ведь пошел окаянный за перегородку; как ты думаешь! ведь отдернул занавес, взглянул ястребиными своими глазами!"

Правда, потомок Черномора не жёнолюб, ЁНА земной женщины его уж не волнует, как старика-карлу, Пугач, как старуха из Сказки о рыбаке и рыбке, хочет уж быть ВЛАДЫКОЙ
МОРСКИМ… Эвона, на КОГО замахнулся ВРЕМЕНЩИК-САМОЗВАНЕЦ… ГДЕ он хочет ВОССЕДАТЬ на троне!

Когда Ф. дал своевременную подсказку о том, кто такие 33 богатыря (30 витязей)… что это РОД… то рукоплескала… всё-таки люблю этого парня... 

Да, витязи выходят чредой, четами. Скорее всего это образ сменяющих друг друга поколений, где чета – это выражение полярности, мужская и женская линии Рода. Поэтому они ВЕЛИКАНЫ, они ПРЕКРАСНЫ, РАВНЫ КАК НА ПОДБОР (Золотое сечение)…

Больше всего впечатляет у Пушкина: «чредой из ВОД выходят ЯСНЫХ».

ЭТО РОДЫ ВСЕЛЕННОЙ, рождение РОДОВ. А если хотите, и открытие БРАМЫ.

ЖЕНЩИНА=ВСЕЛЕННАЯ.

ЯСНЫЕ ВОДЫ – это околоплодные воды рождающей женщины и ВОДЫ САМОЙ МАТЕРИ МИРА – «молочные реки в кисельных берегах». Во время оргазма выбрасывается женское СЕМЯ (СЕМЬЯ) – это МОЛОКО ЖИЗНИ, ВЕНЕРИНА ПЕНА (МОРСКАЯ), где зарождается жизнь, а кисельные берега – это… смазка. Во время сексуального возбуждения стенки влагалища наполняются кровью и выделяют капельки смазки: «любовный сок, масло в горшочке с медом, девичью мазь».

Самый интригующий в Лукоморье персонаж – это ДЯДЬКА МОРСКОЙ, или ДЯДЬКА ЧЕРНОМОР… Кажется, подбираемся, наконец, к разгадке ЧЕРНОМОРОВО-ПУГАЧЁВСКОЙ сути, почему предок («красавиц давний похититель») «был принят во дворец» и лишился только «блистающей сединами» бороды, а вот его взбунтовавшийся потомок – ПУГАЧ остался без головы, повторив таким образом судьбу брата карлы. Точно захиревший род - сначала карла - "позор рода", а потом и вовсе предпочитающий общество мужчин изгой.

«...и с ними ДЯДЬКА их МОРСКОЙ».
Кто ТАКОВ этот МОРЯК по отношению к ЧЕЛОВЕЧЕСКОМУ РОДУ (ВИТЯЗЯМ-ПОКОЛЕНИЯМ, которые ЧЕРНОМОР ведёт ко граду – защищённому месту? И почему они его слушаются?).

Получается, дело не в эгрегоре вовсе! Черномор был принят не куда-нибудь, а в ЦАРСКОЕ СЕЛО, в самый ни на есть ДВОРЕЦ ИМПЕРАТРИЦЫ, ЕЁ ТЁМНОЕ ЛОНО (откуда вышел, туда и вернулся), Черномор зачем-то нужен ИМПЕРАТРИЦЕ, но до тех пор, пока его притязания не затрагивают ЕЁ ЖЕНСКОГО ВЛАДЫЧЕСТВА… Пока ДЯДЬКА МОРСКОЙ выводит МОЛОДЫХ, ПРЕКРАСНЫХ, РАВНЫХ КАК НА ПОДБОР (безупречных по линии ДНК) ВИТЯЗЕЙ и ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ РОД несёт в себе полную гармонию, ИМПЕРАТРИЦА принимает его во ДВОРЦЕ, но как только ЧЕРНОМОР замахивается на большее в своём женолюбии (на Людмилу), он лишается бороды...

Если же в нем берёт верх крайность - разбойничья, пиратская сущность ХИЩНИКА-КОРШУНА, и он, СБЕЖАВ ИЗ ДВОРЦА (чтобы собрать шайку, состряпать чёрно-магический эгрегор), начинает претендовать на  КОРОНУ, ГОСПОДСТВО во ДВОРЦЕ (ЛОНЕ) ИМПЕРАТРИЦЫ, то он, Всадник на Белой лошади, остаётся, увы, без головы… Ведь на что замахнулся – на КОРОНУ, ВЕНЕЦ самой ГОСПОЖИ! Не по Сеньке (Емельке) шапка-то… Вспомним, как Черномор также теряет шапчонку перед Людмилой, которой хочет обладать во что бы то ни стало…

Вспомним также: причинивший вред Женщине в Борее делал себе харакири, получая таким образом шанс не выпасть из Круга Жизни… А что делает Пугачёв, демонстрируя государевы регалии - наколку ДВУГЛАВОГО ОРЛА, КОГО он ПУГАЕТ, собрав армию чёрных кшатриев, армию человеческих отбросов ужасного вида (без ушей, ноздрей), то есть самых что ни на есть орков, полулюдей, не способных не только продолжать человеческий род, но даже безобразящих его тварными вставками-вирусами… Уничтожение свободной матриархальной культуры религиозным порабощающим патриархатом показано как взятие крепостей (недаром Пушкин обращает внимание на то, что тело комендантши Василисы Егоровны валяется, прикрытое рогожей). Чёрные орды орков между тем прут на ОР-ЁН-бург (угроза Земле-матери возрастает)…

«Мели Емеля, твоя неделя»… Эта поговорка отлично сочетается со словами Финна: «Но против ВРЕМЕНИ ЗАКОНА его наука не сильна»…

Тот, кто ПУГАЛ, забыл о том, что ЖЕНЩИНА СТРАШНА уже одной своей ВЕЧНОСТЬЮ, ВНЕВРЕМЕННОСТЬЮ.

«ЧРЕДОЙ ИЗ ВОД ВЫХОДЯТ ЯСНЫХ»… Выходят и выходят, а ВОДЫ ВЕЧНЫ…

ЖЕНЩИНА СТРАШНА, в чём и убедился Финн (в том, что НАИНА ДРЕВНЕЕ САМОГО МИРА)… Если Наина кому и помогала, то вовсе не Черномору, разбудившему в ней Змия… (кстати, карла вызвал её тем же способом, что и Финн, приемы у магов похожие).

  Итак… Сколько бы Черноморы-Пугачёвы не воровали красавиц, не унижали женщин, не бунтовали против ВЛАДЫЧИЦЫ МОРСКОЙ, не создавали армий чёрных кшатриев (беглых казаков), тварных армий орков, арапов-терафимов, всякого рода эгрегоров с религиозным содержимым, их власть ВРЕМЕННА.

Во ВСЕЛЕННОЙ нет и не может быть патриархального владычества, потому что рождающий и кормящий ЖЕНСКИЙ принцип таится в самых её недрах. ЧЕРНОМОР необходим в этих ВОДАХ, но в разумном «количестве», если так можно выразиться. Без отмирания отжившего невозможна смена поколений… (А Дядька Морской, по всей видимости, служит в ведомстве МАРЫ).

Никакого «бога-Отца» во Вселенной отродясь не было и быть не может, но Черномор (Яма, Ямщик) есть. Но он не родит и из себя не накормит. Он может лишь выводить поколения ЧРЕДОЮ, ПОПАРНО, ЧЕТАМИ…

Когда Финн увидел, как ЖЕНЩИНА СТРАШНА, что она ДРЕВНЕЕ МИРА, СЛЕПАЯ, КАК ВИЙ, он благоразумно удержался от того, чтобы возненавидеть женское начало, не стал демонизировать его из страха… но как истинный воин духа СКЛОНИЛСЯ ПРЕД ЖЕНСКИМ ЛОНОМ, источающим живую и мёртвую воду (молочные реки, кисельные берега).
НЕ СТАЛ БОЛЬШЕ МАГИЧЕСКИ НАСИЛОВАТЬ ЖЕНСКУЮ ПРИРОДУ, а просто СКЛОНИЛСЯ (см. у Пушкина) перед НЕЙ, ЦАРИЦЕЙ ВСЕЛЕННОЙ:

С двумя кувшинами пустыми
Предстал отшельник перед ними;
Прервали духи давний сон
И удалились страха полны.
Склонившись, погружает он
Сосуды в девственные волны;
Наполнил…

И ЦАРИЦА дала ему от щедрот своих…

Следующим постом поразмышляем и над поразительной СЛЕПОТОЙ Царицы Мира (не потому ли ни в чём не повинный Гринёв чуть не угодил на плаху?), и над её своевременным ПРОЗРЕНИЕМ (чтобы ОНА делала, истребя жёнолюбов?)… Поразмышляем и над странной милостью Пугачёва, вернувшего Гринёву пленённую возлюбленную... Так жёноненавистники себя не ведут.

МИРОНОВА таит в себе и МИР и МЕРУ...

Не Императрица, а Марья Миронова является главным действующим лицом.  Об этом заявлено в самом названии романа – КАПИТАНСКАЯ ДОЧКА.  В этом образе Пушкин собрал все черты как реальной так и «сказочной» ВЕЧНОЙ ЖЕНСТВЕННОСТИ: она и Марьюшка, идущая за Финистом на край Вселенной, она и Голубка-мироносица, и Спящая Царевна (Царевна в темнице), и Прекрасная дама, вручающая рыцарю шпагу, и Венера, исцеляющая взглядом любви… Она и Людмила в шапке-невидимке (когда дежит без сознания в дому священника, тем самым не участвуя в делах церкви), она  и священный ГРААЛЬ (Алая, Елена Троянская в Белогородской крепости, из-за которой сшибаются копья)...

"Я невольно стиснул рукоять моей шпаги, вспомня, что накануне получил ее из ее рук, как бы на защиту моей любезной".

Беззащитная кроткая сирота оказалась всему ГОЛОВА (по-латыни — caput, ср. с КАПИТАН).

В связи с Марьей Мироновой особый интерес представляют две главы романа: СИРОТА и заключительная СУД (не божий, заметим), а также письмо, побуждающее Гринёва действовать без оглядки:

  "Богу угодно было лишить меня вдруг отца и матери: не имею на земле ни родни, ни покровителей. Прибегаю к вам, зная, что вы всегда желали мне добра и что вы всякому человеку готовы помочь. Молю бога, чтоб это письмо как-нибудь до вас дошло! Максимыч обещал вам его доставить. Палаша слышала также от Максимыча, что вас он часто издали видит на вылазках и что вы совсем себя не бережете и не думаете о тех, которые за вас со слезами бога молят. Я долго была больна; а когда выздоровела, Алексей Иванович, который командует у нас на месте покойного батюшки, принудил отца Герасима выдать меня ему, застращав Пугачевым. Я живу в нашем доме под караулом. Алексей Иванович принуждает меня выйти за него замуж. Он говорит, что спас мне жизнь, потому что прикрыл обман Акулины Памфиловны, которая сказала злодеям, будто бы я ее племянница. А мне легче было бы умереть, нежели сделаться женою такого человека, каков Алексей Иванович. Он обходится со мною очень жестоко и грозится, коли не одумаюсь и не соглашусь, то привезет меня в лагерь к злодею, и с вами-де то же будет, что с Лизаветой Харловой. Я просила Алексея Ивановича дать мне подумать. Он согласился ждать еще три дня; а коли через три дня за него не выду, так уж никакой пощады не будет. Батюшка Петр Андреич! вы один у меня покровитель; заступитесь за меня бедную. Упросите генерала и всех командиров прислать к нам поскорее сикурсу да приезжайте сами, если можете. Остаюсь вам покорная бедная сирота
Марья Миронова".

Я живу в нашем доме под караулом – т.е. у себя на Земле женщина не хозяйка, а пленница. У женщины стойкий комплекс СИРОТЫ и ПЛЕННИЦЫ, ждущей своего избавителя в лице любящего мужчины. И таковой, хвала Жизни, находится…

ГЛАВА XII
СИРОТА

Как у нашей у яблонки
Ни верхушки нет, ни отросточек;
Как у нашей у княгинюшки
Ни отца нету, ни матери.
Снарядить-то ее некому,
Благословить-то ее некому.
Свадебная песня.

   Кибитка подъехала к крыльцу комендантского дома. Народ узнал колокольчик Пугачева и толпою бежал за нами. Швабрин встретил самозванца на крыльце. Он был одет казаком и отрастил себе бороду. Изменник помог Пугачеву вылезть из кибитки, в подлых выражениях изъявляя свою радость и усердие. Увидя меня, он смутился; но вскоре оправился, протянул мне руку, говоря: "И ты наш? Давно бы так!" -- Я отворотился от него и ничего не отвечал.
   Сердце мое заныло, когда очутились мы в давно знакомой комнате, где на стене висел еще диплом покойного коменданта, как печальная эпитафия прошедшему времени. Пугачев сел на том диване, на котором, бывало, дремал Иван Кузмич, усыпленный ворчанием своей супруги. Швабрин сам поднес ему водки. Пугачев выпил рюмку и сказал ему, указав на меня: "Попотчуй и его благородие". Швабрин подошел ко мне с своим подносом; но я вторично от него отворотился. Он казался сам не свой. При обыкновенной своей сметливости он, конечно, догадался, что Пугачев был им недоволен. Он трусил перед ним, а на меня поглядывал с недоверчивостию. Пугачев осведомился о состоянии крепости, о слухах про неприятельские войска и тому подобном, и вдруг спросил его неожиданно: "Скажи, братец, какую девушку держишь ты у себя под караулом? Покажи-ка мне ее".
   Швабрин побледнел как мертвый. "Государь,-- сказал он дрожащим голосом...-- Государь, она не под караулом... она больна... она в светлице лежит".
   "Веди ж меня к ней",-- сказал самозванец, вставая с места. Отговориться было невозможно. Швабрин повел Пугачева в светлицу Марьи Ивановны. Я за ними последовал.
   Швабрин остановился на лестнице. "Государь! -- сказал он.-- Вы властны требовать от меня, что вам угодно; но не прикажите постороннему входить в спальню к жене моей".
   Я затрепетал. "Так ты женат!" -- сказал я Швабрину, готовяся его растерзать.
   -- Тише! -- прервал меня Пугачев.-- Это мое дело. А ты,-- продолжал он, обращаясь к Швабрину,-- не умничай и не ломайся: жена ли она тебе или не жена, а я веду к ней кого хочу. Ваше благородие, ступай за мною.
   У дверей светлицы Швабрин опять остановился и сказал прерывающимся голосом: "Государь, предупреждаю вас, что она в белой горячке и третий день как бредит без умолку".
   -- Отворяй! -- сказал Пугачев.
   Швабрин стал искать у себя в карманах и сказал, что не взял с собою ключа. Пугачев толкнул дверь ногою; замок отскочил; дверь отворилась, и мы вошли.
   Я взглянул и обмер. На полу, в крестьянском оборванном платье сидела Марья Ивановна, бледная, худая, с растрепанными волосами. Перед нею стоял кувшин воды, накрытый ломтем хлеба. Увидя меня, она вздрогнула и закричала. Что тогда со мною стало -- не помню.
   Пугачев посмотрел на Швабрина и сказал с горькой усмешкою: "Хорош у тебя лазарет!" -- Потом, подошед к Марье Ивановне: "Скажи мне, голубушка, за что твой муж тебя наказывает? в чем ты перед ним провинилась?"
   -- Мой муж! -- повторила она.-- Он мне не муж. Я никогда не буду его женою! Я лучше решилась умереть, и умру, если меня не избавят.
   Пугачев взглянул грозно на Швабрина: "И ты смел меня обманывать! -- сказал он ему.-- Знаешь ли, бездельник, чего ты достоин?"
   Швабрин упал на колени... В эту минуту презрение заглушило во мне все чувства ненависти и гнева. С омерзением глядел я на дворянина, валяющегося в ногах беглого казака. Пугачев смягчился. "Милую тебя на сей раз,-- сказал он Швабрину;-- но знай, что при первой вине тебе припомнится и эта". Потом обратился он к Марье Ивановне и сказал ей ласково: "Выходи, красная девица; дарую тебе волю. Я государь".
   Марья Ивановна быстро взглянула на него и догадалась, что перед нею убийца ее родителей. Она закрыла лицо обеими руками и упала без чувств. Я кинулся к ней; но в эту минуту очень смело в комнату втерлась моя старинная знакомая Палаша и стала ухаживать за своею барышнею. Пугачев вышел из светлицы, и мы трое сошли в гостиную.
   -- Что, ваше благородие? -- сказал смеясь Пугачев.-- Выручили красную девицу! Как думаешь, не послать ли за попом, да не заставить ли его обвенчать племянницу? Пожалуй, я буду посажёным отцом, Швабрин дружкою; закутим, запьем -- и ворота запрем!
   Чего я опасался, то и случилось. Швабрин, услыша предложение Пугачева, вышел из себя. "Государь!-- закричал он в исступлении.-- Я виноват, я вам солгал; но и Гринев вас обманывает. Эта девушка не племянница здешнего попа: она дочь Ивана Миронова, который казнен при взятии здешней крепости".
   Пугачев устремил на меня огненные свои глаза. "Это что еще?" -- спросил он меня с недоумением.
   -- Швабрин сказал тебе правду,-- отвечал я с твердостию.
   -- Ты мне этого не сказал,-- заметил Пугачев, у коего лицо омрачилось.
   -- Сам ты рассуди,-- отвечал я ему,-- можно ли было при твоих людях объявить, что дочь Миронова жива. Да они бы ее загрызли. Ничто ее бы не спасло!
   -- И то правда,-- сказал смеясь Пугачев.-- Мои пьяницы не пощадили бы бедную девушку. Хорошо сделала кумушка-попадья, что обманула их.
   -- Слушай,-- продолжал я, видя его доброе расположение.-- Как тебя назвать не знаю, да и знать не хочу... Но бог видит, что жизнию моей рад бы я заплатить тебе за то, что ты для меня сделал. Только не требуй того, что противно чести моей и христианской совести. Ты мой благодетель. Доверши как начал: отпусти меня с бедною сиротою, куда нам бог путь укажет. А мы, где бы ты ни был и что бы с тобою ни случилось, каждый день будем бога молить о спасении грешной твоей души...
   Казалось, суровая душа Пугачева была тронута. "Ин быть по-твоему! -- сказал он.-- Казнить так казнить, жаловать так жаловать: таков мой обычай. Возьми себе свою красавицу; вези ее, куда хочешь, и дай вам бог любовь да совет!"

Вот парадокс:  волю пленнице даёт изверг, лишивший роду-племени и сделавший сиротой! Конечно, в таком решении «благодетеля» несомненна заслуга Гринёва… Но зато когда ему угрожает позорная казнь, «бедная сирота» преображается до Богини, достойной самой Императрицы! УМ и СЕРДЦЕ капитанской дочки вступают в свои права… Её чела коснулись КОЛЬЦОМ, и «тайных чар исчезла сила":

«…Марья Ивановна благополучно прибыла в Софию и, узнав на почтовом дворе, что Двор находился в то время в Царском Селе, решилась тут остановиться. Ей отвели уголок за перегородкой. Жена смотрителя тотчас с нею разговорилась, объявила, что она племянница придворного истопника, и посвятила ее во все таинства придворной жизни. Она рассказала, в котором часу государыня обыкновенно просыпалась, кушала кофей, прогуливалась; какие вельможи находились в то время при ней; что изволила она вчерашний день говорить у себя за столом, кого принимала вечером,-- словом, разговор Анны Власьевны стоил нескольких страниц исторических записок и был бы драгоценен для потомства. Марья Ивановна слушала ее со вниманием. Они пошли в сад. Анна Власьевна рассказала историю каждой аллеи и каждого мостика, и, нагулявшись, они возвратились на станцию очень довольные друг другом.
   На другой день рано утром Марья Ивановна проснулась, оделась и тихонько пошла в сад. Утро было прекрасное, солнце освещало вершины лип, пожелтевших уже под свежим дыханием осени. Широкое озеро сияло неподвижно. Проснувшиеся лебеди важно выплывали из-под кустов, осеняющих берег. Марья Ивановна пошла около прекрасного луга, где только что поставлен был памятник в честь недавних побед графа Петра Александровича Румянцева. Вдруг белая собачка английской породы залаяла и побежала ей навстречу. Марья Ивановна испугалась и остановилась. В эту самую минуту раздался приятный женский голос: "Не бойтесь, она не укусит". И Марья Ивановна увидела даму, сидевшую на скамейке противу памятника. Марья Ивановна села на другом конце скамейки. Дама пристально на нее смотрела; а Марья Ивановна, с своей стороны бросив несколько косвенных взглядов, успела рассмотреть ее с ног до головы. Она была в белом утреннем платье, в ночном чепце и в душегрейке. Ей казалось лет сорок. Лицо ее, полное и румяное, выражало важность и спокойствие, а голубые глаза и легкая улыбка имели прелесть неизъяснимую. Дама первая перервала молчание.
   -- Вы верно не здешние? -- сказала она.
   -- Точно так-с: я вчера только приехала из провинции.
   -- Вы приехали с вашими родными?
   -- Никак нет-с. Я приехала одна.
   -- Одна! Но вы так еще молоды.
   -- У меня нет ни отца, ни матери.
   -- Вы здесь, конечно, по каким-нибудь делам?
   -- Точно так-с. Я приехала подать просьбу государыне.
   -- Вы сирота: вероятно, вы жалуетесь на несправедливость и обиду?
   -- Никак нет-с. Я приехала просить милости, а не правосудия.
   -- Позвольте спросить, кто вы таковы?
   -- Я дочь капитана Миронова.
   -- Капитана Миронова! того самого, что был комендантом в одной из оренбургских крепостей?
   -- Точно так-с.
   Дама, казалось, была тронута. "Извините меня,-- сказала она голосом еще более ласковым,-- если я вмешиваюсь в ваши дела; но я бываю при дворе; изъясните мне, в чем состоит ваша просьба, и, может быть, мне удастся вам помочь".
   Марья Ивановна встала и почтительно ее благодарила. Всё в неизвестной даме невольно привлекало сердце и внушало доверенность. Марья Ивановна вынула из кармана сложенную бумагу и подала ее незнакомой своей покровительнице, которая стала читать ее про себя.
   Сначала она читала с видом внимательным и благосклонным; но вдруг лицо ее переменилось,-- и Марья Ивановна, следовавшая глазами за всеми ее движениями, испугалась строгому выражению этого лица, за минуту столь приятному и спокойному.
   -- Вы просите за Гринева? -- сказала дама с холодным видом.-- Императрица не может его простить. Он пристал к самозванцу не из невежества и легковерия, но как безнравственный и вредный негодяй.
   -- Ах, неправда! -- вскрикнула Марья Ивановна.
   -- Как неправда! -- возразила дама, вся вспыхнув.

Здесь придётся вклиниться в авторский текст: ИМПЕРАТРИЦА СЛЕПА КАК ВИЙ! И ей – неуправляемой в «гневе» природной силе – нужно как-то донести, что Гринёв не «безнравственный и вредный негодяй», но любящий мужчина… Что и удаётся Капитанской Дочке с её УМОМ и СЕРДЦЕМ:

   -- Неправда, ей-богу, неправда! Я знаю всё, я всё вам расскажу. Он для одной меня подвергался всему, что постигло его. И если он не оправдался перед судом, то разве потому только, что не хотел запутать меня.-- Тут она с жаром рассказала всё, что уже известно моему читателю.
   Дама выслушала ее со вниманием. "Где вы остановились?" -- спросила она потом; и услыша, что у Анны Власьевны, примолвила с улыбкою: "А! знаю. Прощайте, не говорите никому о нашей встрече. Я надеюсь, что вы недолго будете ждать ответа на ваше письмо".
   С этим словом она встала и вошла в крытую аллею…»
....................................................................................
«Императрица сидела за своим туалетом. Несколько придворных окружали ее и почтительно пропустили Марью Ивановну. Государыня ласково к ней обратилась, и Марья Ивановна узнала в ней ту даму, с которой так откровенно изъяснялась она несколько минут тому назад. Государыня подозвала ее и сказала с улыбкою: "Я рада, что могла сдержать вам свое слово и исполнить вашу просьбу. Дело ваше кончено. Я убеждена в невинности вашего жениха. Вот письмо, которое сами потрудитесь отвезти к будущему свекру".
   Марья Ивановна приняла письмо дрожащею рукою и, заплакав, упала к ногам императрицы, которая подняла ее и поцеловала. Государыня разговорилась с нею. "Знаю, что вы не богаты,-- сказала она;-- но я в долгу перед дочерью капитана Миронова. Не беспокойтесь о будущем. Я беру на себя устроить ваше состояние".
   Обласкав бедную сироту, государыня ее отпустила. Марья Ивановна уехала в той же придворной карете.
   Анна Власьевна, нетерпеливо ожидавшая ее возвращения, осыпала ее вопросами, на которые Марья Ивановна отвечала кое-как. Анна Власьевна хотя и была недовольна ее беспамятством, но приписала оное провинциальной застенчивости и извинила великодушно. В тот же день Марья Ивановна, не полюбопытствовав взглянуть на Петербург, обратно поехала в деревню...
----
   Здесь прекращаются записки Петра Андреевича Гринева. Из семейственных преданий известно, что он был освобожден от заключения в конце 1774 года, по именному повелению; что он присутствовал при казни Пугачева, который узнал его в толпе и кивнул ему головою, которая через минуту, мертвая и окровавленная, показана была народу. Вскоре потом Петр Андреевич женился на Марье Ивановне. Потомство их благоденствует в Симбирской губернии.-- В тридцати верстах от *** находится село, принадлежащее десятерым помещикам.-- В одном из барских флигелей показывают собственноручное письмо Екатерины II за стеклом и в рамке. Оно писано к отцу Петра Андреевича и содержит оправдание его сына и похвалы уму и сердцу дочери капитана Миронова».

СУД-то, оказывается, совсем не тот, что намалеван на христианских иконах, и не совсем СТРАШНЫЙ...

ИМПЕРАТРИЦА РАССУДИЛА следующим образом:

- она, во-первых, взяла на себя УСТРОИТЬ СОСТОЯНИЕ Марьи Мироновой (а стало быть, утвердила в прежнем статусе Женщину);
- во-вторых, помиловала Гринёва, вернув ему жизнь, любовь и честь, запятнанную клеветой Швабрина (а значит, не «все мужики сволочи»);
- в-третьих и последних казнила (выбросила из Круга Жизни) Пугачёва и Швабрина, лишив головы зажравшийся «божественный мужской эгрегор». И поделом!

«Мы добрых граждан позабавим
И у позорного столба
Кишкой последнего попа
Последнего царя удавим!»

Да сбудется реченное Пушкиным 

Объект любви Гринёва:

МАРЬЯ МИРОНОВА – в русских народных сказках Марья Моревна – любимая жена, родная мать, которую унёс Кощей. Мудрость, любовь, красота – совершенные качества Женщины (в русском языке). Ср. "похвалы уму и сердцу" капитанской дочки.