Сохнет стаявшая глина,
На сугорьях гниль опёнок.
Пляшет ветер по равнинам,
Рыжий ласковый ослёнок.
Пахнет вербой и смолою.
Синь то дремлет, то вздыхает.
У лесного аналоя
Воробей Псалтырь читает.
Прошлогодний лист в овраге
Средь кустов – как ворох меди.
Кто-то в солнечной сермяге
На ослёнке рыжем едет.
Прядь волос нежнй кудели,
Но лицо Его туманно.
Никнут сосны, никнут ели
И кричат Ему: «Осанна!»
1914г.
ОБ ИНТЕРПРЕТАЦИИ СТИХОТВОРЕНИЯ С.А.ЕСЕНИНА
«СОХНЕТ СТАЯВШАЯ ГЛИНА»
В 1918 г. С. Есенин работал над эссе «Ключи Марии». Именно оно стало истинным манифестом имажинизма. И именно в нём С.А. Есенин попытался объяснить свою теорию соподчиненности образов. На первое место он поставил самый простой «заставочный образ», который является обычной метафорой, при котором одно слово лишь закрывает, «заставляет» другое. Второй – корабельный. Речь идет о целой системе образов, которые подобно кораблям из гавани «отплывают» из одного главного заставочного. И, наконец, самый интересный и сложный – «ангелический». Это тот образ, который лишь незримо присутствует в тексте, являясь всего лишь намёком…
Задачей моего доклада будет показать, как работает эта система соподчинения образов в тексте стихотворения «Сохнет стаявшая глина».
Неподготовленный читатель увидит здесь всего лишь пейзажное стихотворение: весенний лес, озаренный не то восходящим, не то заходящим Солнцем. Однако поэт незаметно и вроде бы неожиданно и совершенно нелогично «заставляет» (строит заставочный образ) слово «ветер» словосочетанием «Рыжий ласковый осленок». Наверное, не сразу можно понять и то, почему над оврагом движется не Солнце, но «Кто-то в солнечной сермяге на осленке рыжем»… Автор не даёт нам вглядеться в Его лицо. Мы читаем у Есенина выстроенной на основе первого заставочного корабельный образ – «Прядь волос нежней кудели, но лицо его туманно»… то есть, как и на картине Мих. Вас. Нестерова «Видение отроку Варфоломею», никто не увидит лица Явившегося в Солнечных одеждах.
Знаменитое полотно «Видение отроку Варфоломею» (будущему Сергию Радонежскому; 1889–1890 г.г., Третьяковская галерея) Михаил до самой смерти считал лучшей своей работой. Чувством чудесного проникнуты и фигуры, и среднерусский пейзаж на картине, вызвавшей самые противоречивые мнения и ставшей сенсацией XVIII Передвижной выставки.
Сам пейзаж, как видим, тоже отличается множественностью корабельных образов, поражающих своей недосказанностью. Если это обычный лес, то причем здесь аналой, причем Псалтырь… Почему, наконец, по лесу разносится запах вербы и курится голубое марево.
Они, естественно, складываются в ангелический образ, но для того, чтобы увидеть и понять его, надо тщательно прочесть стихотворение на основе законов, самим автором над собою поставленным. Сложность прочтения заключается в том, что я бы назвал есенинской «имитацией естественности», а сам он нередко определял как мистическое изографство (5, 97).
Ведь, еще раз повторю, каждый образ сам по себе кажется читателю абсолютно реалистическим, а вовсе не символистским.
Что же, посмотрим еще одну группу образов.
Заставочный образ здесь:
Прошлогодний лист – ворох меди.
Он порождает серию корабельных:
ветер – осленок
дует – пляшет
вздымает – несёт на себе…
Достаточно сравнить правый и левый столбики, чтобы заметить колебание, перетекание из видимого мира в неведомый. И, наконец, – ангелический, отблеск которого поэт хотел бы увидеть на земле, когда с болью писал:
И может быть пройду я мимо
и не замечу в тайный час,
Что в елях – крылья херувима,
А под пеньком – голодный Спас.
(1, 111)
Прежде чем вернуться к нашему тексту, следует, наверное, сказать, что все Собрание сочинений виделось Есенину как законченный «роман в стихах», прослеживащий всю жизнь лирического героя от рождения (в ночь на Ивана Купалу) и до самой смерти в зимнюю ночь перед зарей в результате ритуального самоубийства. А следовательно поэтика всех стихотворений едина. Образ, чуть намеченный в одном стихотворении, развертывается в другом.
Так, для понимания предпоследней фразы «никнут сосны, никнут ели…» следует вспомнить, что в поэзии Есенина деревья устойчиво сравниваются с толпами людей. например: «Пригорюнились девушки-ели» (1, 167), «Заневестилася кругом роща елей и берёз» (1, 80), «Темным елям снится гомон косарей» (1, 130). Нетрудно заметить, что во всех случаях ели – это юные девушки. Наоборот, сосны – пожилые или даже старые женщины:
Словно белою косынкой
Подвязалася сосна.
Понагнулась, как старушка,
Оперлася на клюку…
(1, 84)
Виснет темь, как платок, за сосной
(1,167).
Попробуем восстановить ангелический образ. Весенний пейзаж не только одушевляется. но и преображается. Перед нашим мысленным взором встаёт не просто весенний склон оврага, но Храм, где курится ладан (в тексте – смола), где пахнет вербой, читается Псалом, собралось множество народу: старого и молодого. И тогда мы понимаем, что на рыжем маленьком осленке навстречу ему едет облеченный в Солнце Иисус Христос. Собравшиеся встречают его возгласами: «Осанна!» Следовательно, это пересказ евангельского фрагмента «Вход Господень в Иерусалим», то есть Вербное воскресенье.
Мы увидели, что такие, на первый взгляд далёкие от Евангелия строки обретают чёткость. Но не обычную – иллюстративную, а ту, которая подспудно, под влиянием системы художественных образов рождается и крепнет в нашем сознании.
И уже сам поэт «беззначным» языком – тем словом, которое по его же мнению, «не вписывается в строку», «не убирается под тире», но «невидимо присутствует» (4, 212), уверенно сознавая себя очевидцем вечно длящегося библейского события, благовестит: «И привели осленка к Иисусу»…
[1] Стихотворение цитируется по изданию: Есенин С.А. Собрание сочинений в пяти томах. Т.1. М. 1966. С. 120. По этому же изданию приводятся остальные цитаты из стихотворений Есенина.
http://www.eroshenko-epoko.narod.ru/Mat … Sohnet.htm
И это ещё не всё, что вмещает в себя ЖЕНЩИНА. 
