КНИГА МАТЕРЕЙ

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » КНИГА МАТЕРЕЙ » Слово о полку Игореве » Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве"


Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве"

Сообщений 1 страница 11 из 11

1

http://lib.misto.kiev.ua/HISTORY/RUSSIA … arukow.txt

Георгий Сумаруков. Затаенное имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве"

    Книга  посвящена  давней  проблеме: поиску имени автора "Слова о  полку
Игореве". Исследователь  попытался подойти к разрешению этой  проблемы путем
обнаружения и прочтения тайнописи  - одного из  известных и распространенных
приемов древнерусских авторов оставлять свои имена в скрытом виде.

Главы из книги:

Полоцкая княгиня Мария Васильковна - возможный автор "Слова"

    Чрезвычайно заманчиво  исследовать  возможность написания  поэмы  женой
Святослава Всеволодича.  Причин  тому  несколько.  Во-первых,  она  занимает
своеобразную нишу предполагаемых авторов в родословной таблице семей из рода
Ольговичей,  и  эта ниша еще не  стала  предметом  изучения.  Во-вторых, эта
княгиня, если  она была  автором поэмы, непомерно  восхваляла  своего  мужа,
сделав  его идеальным героем поэмы. В-третьих, она включила  в поэму большой
раздел, описывающий события,  происходившие в  Полоцкой земле;  полоцкая  же
тема прямого  отношения  к главной теме поэмы не имеет, и  ее присутствие  в
поэме  можно  было  бы  объяснить тем, что жена  Святослава  была  родом  из
Полоцкой земли. Звали ее Мария Васильковна.
    Что известно о Марии Васильковне? В Ипатьевской летописи под 1143 годом
читается следующая запись:  "В  то же лето приведе Всеволод  за  сына своего
Святослава Васильковну Полоцкого  княза. И скупишася братия вся  и безбожные
ляхове.  И  пиша  у  Всеволода.  И  тако  разидошася".  Историк  В.Н.Татищев
добавляет,  что свадьбу  сыграли зимой  -  между  Рождеством  и Крещением. В
летописном  сообщении содержатся  любопытные  детали. Так,  невесту  привел,
согласно  тогдашнему  обычаю,  не сам  жених, а его  отец.  И  свадебный пир
состоялся  не  у жениха, а,  как полагалось, у его отца. Летописец, как было
принято, княжну-невесту назвал не по имени, а лишь по отчеству. И если бы не
Любечский  синодик - книга с именами умерших для  поминовения  в церкви,- мы
так и не узнали бы ее имени.
    Исходя  из  даты  свадьбы,  можно   приблизительно  определить  возраст
невесты. Если Святослав родился, как считают исследователи, около 1125 года,
то в год свадьбы ему  было  около 18  лет.  Невесте было,  видимо, несколько
меньше - лет 15-16. Это  обычный возраст  для  вступления  в  брак на  Руси.
Следовательно, родилась Мария около 1127-1128 годов.
    До свадьбы жизнь  Марии  складывалась  так. Ранние годы она  провела  в
Витебске,  где княжил ее  отец  -  Василько Святославич. В 1132 году  он был
приглашен на княжение в Полоцк, причем  приглашение  поступило от городского
веча, изгнавшего предыдущего  неугодного князя.  И для маленькой Марии, а ей
тогда  было около четырех-пяти лет, начался новый, полоцкий период жизни.  В
Полоцке  в то время жила одна из самых замечательных  женщин  Древней Руси -
Евфросиния Полоцкая, сестра отца Марии, ее тетка. Евфросиния, став монахиней
в возрасте 11 лет, первое время жила при полоцком Софийском соборе, где  она
"нача писати своими руками".  Она не только переписывала  книги для продажи,
но и переводила с греческого. Деньги, полученные от  продажи книг, раздавала
бедным.  За четыре  года  до приезда  в  Полоцк маленькой  Марии  Евфросиния
основала в  пригороде женский монастырь.  Огромной заслугой  Евфросинии было
открытие  ею при монастыре школы для  девочек. И хотя нет прямых указаний на
то, что княжна Мария обучалась грамоте в школе своей тетки, косвенные данные
позволяют допустить это. Действительно,  возраст Марии был самым "школьным",
а ее отец, брат Евфросинии, в те времена был правящим князем в этом стольном
городе  Полоцкой  земли.  Невозможно  представить себе,  чтобы княжну Марию,
прожившую в Полоцке до замужества  11 лет, не  обучали бы грамоте: ведь, как
известно из летописей и современных исследований, в княжеской среде  на Руси
образованию детей уделяли особое внимание3.
    После свадьбы молодожены отправились на княжение во Владимиро-Волынское
княжество, полученное  в  удел  Святославом от  отца.  Там  их  относительно
самостоятельная и спокойная жизнь продолжалась около трех лет. В 1146 году в
Киеве  умер  отец Святослава, и на  Руси  произошел обычный  в таких случаях
передел княжеств.  В  результате  передела  у Святослава Владимиро-Волынское
княжество отобрали, и для  него и Марии начался длительный период  лишений и
скитаний.  Академик Б.А.Рыбаков  подсчитал,  что  в  течение  первых 12  лет
самостоятельной  жизни Святослав  вынужден был 11  раз менять  покровителей,
изменяя при  этом не только место жительства, но и  политические симпатии. В
эти годы Святослав жил  то в небольших  городах по Бугу, то  в Туровском или
Пинском княжествах, то владел разными малыми городами по Десне, Сейму или  в
верховьях  Оки. И  только в 1157  году  добился стола относительно  крупного
Новгород-Северского  княжества.  Через   семь   лет   он  становится  князем
Черниговской земли, а с  1176 года,  с небольшими  перерывами, Святослав  на
правах старшинства занимает Киевский великокняжеский престол.
    Надо полагать, что ко времени похода Игоря Мария Васильковна, прожив  в
супружестве  42  (!) года,  вместе  с  мужем исходила-изъездила всю  Русь  и
проникла во все тонкости межкняжеских отношений.
    Мария  Васильковна  была социально  активной  личностью. С  ее  мнением
считался  даже сам великий  князь  Святослав,  ее  муж. Ипатьевская летопись
рассказывает, что  в  1180 году  произошло следующее: Шел Давыд  Ростиславич
(князь  Смоленский) в  ладьях  (по  Днепру)  на  охоту,  а Святослав  шел по
Черниговской стороне, охотясь  напротив Давыда. И тогда Святослав с княгиней
своей и Кочкарем, милостником  своим,  не поведав знатным боярам думы своей,
задумал устремиться на Давыда (чтобы пленить его), Давыд же с княгиней своей
впрыгнул  в  ладью.  Они  же  (Святослав с дружиной) пытались догнать  их по
берегу  и  стреляли   из  луков  по  ним.  И  так  Бог  сохранил  (беглецов)
невредимыми. Святослав  же захватил  лишь дружину и имущество. И вернулся из
погони.  На следующий день  искали Давыда,  но не нашли. Как  видно из этого
рассказа,  мнение  Марии  и Кочкаря  для Святослава оказалось  достаточным и
более важным, чем мнение  знатных бояр,  для  принятия столь  ответственного
решения, как пленение Смоленского князя.
    Историк А.В.Соловьев отмечал, что большой  поход на  север в 1180  году
Святослав предпринял по совету княгини.
    В.Н.Татищев  писал: "Княгиня и Кочкарь  более, нежели Святослав, Киевом
владели, и никто в том иное не ведал".

    Премудрое древо родословное

    Мария  Васильковна и Святослав  Всеволодич прожили долгую жизнь.  У них
было  пять  сыновей  и  три  дочери.  Известно,  что  их  дети  состояли   в
династических  браках. Такие  браки заключались для  укрепления межкняжеских
отношений. В призывах к единству, содержащихся в "Золотом слове Святослава",
династические  браки  легко  прослеживаются.  Так,  первый призыв  обращен к
великому князю Владимиро-Суздальской земли Всеволоду Большое Гнездо. Старший
сын  Святослава,  Владимир, в 1179 году женился  на  племяннице Всеволода, а
младший сын, Мстислав, в 1183 году - на свояченице  Всеволода (бысть же брак
велик). Следовательно, Всеволод  Большое  Гнездо, как  родственник родителей
обеих молодых жен, приходился Святославу и Марии сватом.
    Второй  призыв  обращен  к  Рюрику  и  его  брату   Давыду.  Рюрик  был
соправителем Святослава, то  есть  был тоже великим князем Киевским. В  1183
году  Святослав   женил  своего  сына  Глеба  на  дочери  Рюрика  Анастасии.
Следовательно, Рюрик  был сватом Святославу и Марии. Заметим, что  Святослав
женил  этих сыновей после того как стал  великим князем Киевским,- достигнув
высшей власти, он продолжал укреплять ее династическими браками.
    Третий  призыв к  единству Святослав  в  "Золотом слове"  направил  еще
одному  могущественному князю -  Ярославу  Осмомыслу Галицкому.  В 1166 году
Святослав  выдал замуж  свою  дочь Болеславу  за сына  Осмомысла, известного
Владимира  Галицкого.  Ярослав  Осмомысл,  таким  образом, также  приходился
Святославу и Марии сватом.
    Последующие  обращения адресованы  второстепенным князьям,  с  которыми
Святослав в близком родстве или свойстве не состоял.
    В династических браках состояли и другие  дети Святослава и Марии: Олег
первым браком был женат  на дочери Андрея Боголюбского, а вторым - на дочери
Юрия  Ростиславича; Всеволод Чермный был женат  на  Марии-Анастасии,  дочери
великого  князя Польского Казимира  II; еще одна дочь  была  выдана за внука
Мстислава Великого, а другая - за Романа Глебовича.
    Древнерусские летописцы в родословном древе правящей княжеской династии
выделяли крупные ветви: были князья Ольговичи,  потомки  Олега Святославича,
были Мономашичи  - потомки  Владимира Мономаха, были  и  полоцкие  князья  -
Всеславичи. Иногда в летописях выделялись и более мелкие ответвления.  Такое
группирование  князей  было  удобно,  поскольку князья  каждой  ветви обычно
проводили  одну  и  ту  же  или  близкую  политику  по  отношению  к  другим
династическим ветвям или  соседним  странам. Однако  принадлежность князей к
какой-либо группировке вовсе не исключала  возможности силовых  столкновений
при  переделах  владений внутри  такой  ветви.  В битвах  гибли дружинники и
мирное население, горели и разграблялись города, но в конце концов наступало
замирение, и между князьями восстанавливалась  родственная дружба. Летописцы
отмечали  и  войны  между крупными династическими  группировками. Чаще всего
такие  сообщения касались отношений  между  Ольговичами  и  Мономашичами.  В
современной  научной  литературе это  подчеркивается  так сильно,  что порой
кажется,  будто  вражда между ними  была такой же постоянной и непримиримой,
как между  домами Монтекки и  Капулетти из "Ромео и Джульетты" В.Шекспира. В
действительности   такой   вражды  не   было.   Обострения  отношений   были
кратковременными,  и столкновения имели местное значение. Частые сообщения о
войнах  между  Ольговичами и  Мономашичами  можно объяснить тем, что обе эти
группировки были на Руси относительно многочисленными по сравнению с другими
княжескими группировками. Во всяком случае, между Ольговичами и Мономашичами
династические браки  были нередки. Во времена  похода Игоря  из Ольговичей в
браках  с Мономашичами  были  названные  выше  сыновья Святослава  и Марии -
Владимир,  Мстислав,  Глеб  и  Олег,  а  также  две  дочери,  имена  которых
установить не удалось,- всего шесть детей из восьми. Это немало. Брат Игоря,
Буй-Тур Всеволод, был женат на внучке Юрия Долгорукого - "Красной Глебовне",
как она названа  в  "Слове". Один из  сыновей Игоря, Святослав, был женат на
дочери Рюрика. Из этого краткого перечня видно, что в те времена брачные узы
не разъединяли, а весьма тесно связывали Ольговичей с Мономашичами.
    Автор "Слова о полку  Игореве" был сторонником  князей  Ольговичей. Это
факт очевидный. Интересно, что призывы к единству в  поэме обращены к десяти
разным князьям Мономашичам и лишь к одному князю из ветви Галицких  князей -
Ярославу Осмомыслу. Полное  отсутствие обращений к князьям Ольговичам вполне
объяснимо:  автор понимал,  что  сплочение  Ольговичей должно произойти  без
особого приглашения. По той же причине полностью  отсутствуют  обращения и к
Полоцким князьям. Это  становится  понятным, если считать, что  автор поэмы,
близкий к Святославу человек, происходил из Полоцкой земли, где остались его
близкие родственники, которые по законам родства должны явиться на помощь.

    Женщина - летописец?

    Великая княгиня Мария  Васильковна,  по-видимому, принимала  участие  в
Киевском летописании.  Академик Б.А.Рыбаков  из Киевской  летописи  выделяет
тексты,     которые      называет     "Киевской     летописью     Святослава
Всеволодича"4. В эту летопись  входят записи  с 1179 по 1186 и за
1194 год. Характерной особенностью этих записей является обилие всякого рода
семейных  подробностей, чего  в текстах  летописи за другие годы почти  нет.
Так, в летописи Святослава под 1179  годом сообщается,  что  он  женил  сына
Всеволода на  польской  княжне.  Б.А.Рыбаков  обращает внимание  на  то, что
великий  князь Киевский назван без отчества и титула, просто  по имени.  Это
мог  сделать только его  личный  летописец  (добавим: или жена). Еще запись:
Всеволод Большое Гнездо выдал свою племянницу за сына Святослава - Владимира
(Иде  Владимир  с  женою  к  Чернигову, к отню - ту  бо  живяше  Святослав).
Следующая запись: Того же лета преставися Глебовая княгиня Рязаньская. Еще в
одной   записи  очень   кратко   описано  погребение  матери  Святослава   в
Кирилловской   церкви,    построенной   ею   в   память   своего   мужа    -
Всеволода-Кирилла.  Сообщается  также   об  успешном  отражении  половецкого
набега,  в котором  Святослав представлен как мудрый военачальник. Следующая
статья летописи сообщает о  перераспределении  княжеств в Черниговской земле
между князьями Ольговичами. Под этим же годом записано, что брат Святослава,
Ярослав Черниговский, выдал дочь за Переяславского князя. И, наконец, запись
о крестинах: дочь  Юрия  Долгорукого, Ольга Юрьевна, крестила дочь Всеволода
Большое Гнездо.
    Как видно из этих записей, тема семейных отношений явно преобладает над
темой государственных отношений. Действительно,  летописец  сообщил о разных
свадьбах три раза, о крестинах - один, о смертях - три. О государственных же
делах сказано лишь два раза:  об отражении половецкого набега и о переделе в
Черниговской земле. Все эти семейные подробности, очевидно, указывают на то,
что  к написанию "Киевской  летописи Святослава Всеволодича"  имела какое-то
отношение женщина,  притом  общалась она со Святославом по-свойски,  называя
его по имени, без  титула и отчества,  и подчеркивая его  военное искусство.
Такой женщиной могла быть только княгиня, а именно великая княгиня  Киевская
Мария Васильковна, жена Святослава Всеволодича.
    В  чем  могло  состоять  участие   Марии  Васильковны  при  составлении
Святославовой летописи? Она  могла  давать княжескому  летописцу  указания в
общем виде  о  надобности  написать  на  заданную ею  тему. Могла  проверять
написанное  летописцем сообщение и вносить свои  изменения. Могла,  наконец,
сама написать летописный текст (об этом рассказано ниже).
    Святославова  летопись  завершается  рассказом  под   1194  годом.  Это
короткое  произведение  оставляет  сильное  впечатление  своей  простотой  и
проникновенностью. И оно достойно того, чтобы его привести полностью:

    1194 год.  Святослав  созвал в  город Рогов своих родственников:  брата
Ярослава и  двух двоюродных братьев -  Игоря и Всеволода. И стал с ними думу
думать,  чтобы пойти им  на Рязанских князей, претендуя на тамошние волости.
Послал Святослав посла в Суздаль к Всеволоду Большое  Гнездо, желая получить
от него согласие идти на Рязань. Всеволод согласия не дал.
    И Святослав отправился  обратно  из  Корачева  в Киев в Юрьев  день, 23
апреля. И ехал летом  на санях, потому что у него на ноге образовался нарыв.
И плыл в лодках-насадах по Десне. Прибыл Святослав в Киев.
    И поехал оттуда в  Вышгород  в  пятницу, 22  июля,  поклониться  святым
Борису и Глебу.  И вошел  в  церковь, со слезами приложился к святой раке. И
потом  в Кирилловскую церковь поехал, к  отцовой гробнице,  и хотел  войти в
церковь, но поп  с ключом  случайно отлучился.  Святослав его  не дождался и
расстроился  тем, что не пришлось ему поклониться отцову  гробу. И поехал  в
Киев.
    В субботу поехал в церковь святых мучеников  Бориса  и Глеба, стоящую у
монастыря святого Кирилла, как бы присутствуя на последней службе.
    В воскресенье был праздник: память мучеников благоверных  князей Бориса
и Глеба. И не мог он ехать с Нового двора, здесь этот праздник и праздновал.
    Наутро,  в  понедельник, 25  июля,  пришла  к  нему  весть  от  сватов,
прибывающих  посольством, чтобы взять  Святославову внучку, Ефимью Глебовну,
за византийского царевича.  Святослав выслал им навстречу  киевских  знатных
бояр, а сам не поехал, так как был болен и слаб, и речь его была невнятной.
    И очнувшись от забытья,  спросил княгиню свою: "Когда будет день святых
Маккавеев?" Она ответила:  "В  понедельник" (через неделю, 1 августа). Князь
сказал: "О не дождусь я этого дня" (ведь в день святых Маккавеев умер в 1146
году его отец, князь Всеволод). Княгиня  видела,  что принятие им монашества
невозможно. Князь же стал просить, чтобы исповедаться. И сказал: "Я верую  в
единого  Бога". И  велел  постричь себя  в монахи. И послал за сватом  своим
Рюриком.  И  преставился 25  июля. И  положили его во  святом Кирилловом,  в
родовом его монастыре.
    Князь  Святослав был мудр: в заповедях Божьих ходил  и чистоту телесную
проповедовал, монашеский чин и иерейский любил, и нищих миловал.

    В рассказе необычайно  много подробностей. Думается,  что писавший этот
рассказ  либо  сам следовал всюду за Святославом, либо излагал  рассказанное
ему  очевидцем. Княгиня, упомянутая в рассказе - это Мария  Васильковна. Она
находилась  у смертного одра Святослава, с которым прожила  вместе 51 год. В
этом  рассказе,  как  и в  летописных  статьях 1179  года, чувствуется  рука
великой  княгини. Святослав  показан  с наилучшей стороны. Обращает на  себя
внимание отношение автора рассказа к  родителям Святослава. Добрая память об
отце сохранилась  у  Святослава на  протяжении почти 50 лет: он  даже  хочет
умереть в  день смерти  отца. О его матери, Марии Мстиславне, в рассказе нет
ни слова, хотя она умерла относительно недавно и похоронена в том же родовом
монастыре, кстати  сказать, ею же созданном. В  статье 1179 года о смерти  и
похоронах Марии  Мстиславны, как  было отмечено,  сказано глухо и сдержанно.
Такое отношение к Марии Мстиславне, разумеется, задано летописцу  либо самим
Святославом, либо Марией Васильковной, ее снохой, что более вероятно.

   Признаки женского почерка в "Слове"

    В качестве одного  из главных  - если не самого  главного  - возражений
против авторства женщины выдвигают то, что "Слово" - произведение о войне, а
поскольку война  - дело  мужское, то и  автор его, естественно, должен  быть
мужчиной. Л.Е.Махновец скрупулезно подсчитал, что на Руси в конце  XII  века
было - ни больше, ни  меньше - 299 княгинь, но  по указанной причине ни одна
из них  не могла  быть автором этой поэмы  (правда, он все же допускает, что
"Плач Ярославны"  могла написать женщина)10.  Спору нет, "Слово о
полку Игореве" относится к военным повестям. В нем рассказано о походе Игоря
со своими дружинами на половцев, о сражении, окончившемся поражением дружин,
о пленении Игоря. Но  рассмотрим внимательно, как в "Слове"  изложено начало
сражения:

    Утром,   в   пятницу,   потоптали  они   поганые  полки  половецкие  и,
рассыпавшись стрелами по полю,  помчали красных девиц половецких,  а с  ними
золото, и паволоки, и дорогие оксамиты. Ортмами, япончицами и кожухами стали
мосты  мостить по болотам  и топким местам - и всяким  узорочьем половецким.
Червленый  стяг,  белая  хоругвь,  червленый  бунчук,  серебряное  древно  -
храброму Святославичу!

    По этому  описанию совершенно невозможно воссоздать  картину  сражения.
Собственно, о сражении здесь  сказано поверхностно,  в  самых  общих фразах:
половецкие  полки "потоптаны". А вот о  военной  добыче говорится, наоборот,
очень   подробно:   ценные  украшения   и   одежды   перечислены   со   всей
скрупулезностью.
    Так  писать  могла  только  женщина.  Более  того,  в  поэме, там,  где
приведено  окончание сражения  Игоря,  а также  в описаниях  сражений  давно
минувших дней - всюду  предметы военного обихода снабжены яркими  эпитетами,
например:   щиты  червленые,  сабли  каленые,  полки  железные.  Метафорично
говорится  о  действиях  воинов  на поле брани: занять оборону -  это значит
кликом  поля перегородить,  пойти  в наступление  - рассыпаться стрелами  по
полю. Таких эпитетов  и метафор  здесь очень много. Именно они придают поэме
ту особую  поэтичность,  которая выделяет  ее  из остальной  массы  древних,
безусловно, замечательных, но все же прозаических литературных произведений.
Такая манера  описания  сражений,  какую  мы  видим  в  "Слове",  явно более
подходит автору-женщине, нежели мужчине.
    В  противоположность  тому,  что  мы  видели  в  "Слове", в Ипатьевской
летописи,  в  повести  об этом  же  походе Игоря,  начало  сражения  описано
подробно, ясно, четко и строго.

    Наутро  же, в  пятницу,  во  время, когда  служат обедню, встретились с
полками  половецкими.  Успели  подготовиться  половцы:  вежи свои  отправили
назад, а сами, собравшись от мала до велика, стали на противоположном берегу
реки Сюурлий. А наши построились в шесть полков: Игорев полк - посередине, а
по правую  руку - полк брата его, Всеволода, а по левую руку  -  Святослава,
племянника  его,  перед этими полками - полк сына  его, Владимира, и  другой
полк, Ярославов: ковуи с  Ольстином, а еще полк  впереди: стрелки, собранные
от всех князей. И так построили полки свои...

    Так же подробно в летописной повести описаны и все другие эпизоды этого
сражения. Мы не  знаем, кем был  автор этой летописной повести  -  человеком
светским  или  из духовного сословия, но ясно,  что он  был  мужчиной, а  не
женщиной. Столь  же  тщательно описаны ратные сцены и многих  других военных
повестей всего древнерусского периода.

    Женщина-охотница?

    Против  авторства  женщины,   на   первый   взгляд,  свидетельствуют  и
многочисленные  употребления образов из соколиной охоты, например в описании
игры  на гуслях певца Бояна:  Боян  же, братья, не  десять соколов  на  стаю
лебедей пускал,  но свои вещие персты на живые струны возлагал - они же сами
князьям славу рокотали. Или еще пример: Тогда  пускал десять соколов на стаю
лебедей  -  которую  догонял сокол,  та  первая песнь пела.  Таких  примеров
немало.
    Считается, что широкое применение образов соколиной охоты указывает  на
то, что автор был хорошим  охотником.  Отсюда вывод напрашивается сам собой:
поскольку охота  -  занятие чисто мужское, то автор поэмы - мужчина. В общем
виде это так, но применительно к "Слову" этот  вывод представляется спорным.
Автором могла быть и женщина. И вот почему.  Во-первых, по описаниям в поэме
воссоздать ни одну из сцен соколиной охоты нельзя, поскольку они  изложены в
самых  общих  чертах  и метафорично, можно сказать  чисто  по-женски (как  и
ратные  сцены).  Ведь не называем  же мы охотниками сочинителей  фольклорных
произведений, в которых имеются образы соколиной охоты. Во-вторых, известно,
что  женщины  лично  участвовали в  княжеских  охотах.  Выше  было приведено
летописное  сообщение  о  неудачной попытке Святослава взять в  плен  Давыда
Смоленского.  Нападение  совершено на  охоте,  причем  и  Давыд, и Святослав
охотились вместе с женами. Так что женщины-княгини представляли себе хотя бы
в общем виде охотничье, мужское дело.

    Все-таки женщина

    Еще  одна литературная особенность  может  свидетельствовать  в  пользу
автора-женщины. Это  плачи. Всего в  поэме три плача: плач  русских женщин о
павших  на поле брани мужьях,  знаменитый "Плач  Ярославны" по  мужу  Игорю,
плененному половцами, и плач княгини Анны  по утонувшему в  реке Стугне сыну
Ростиславу (кстати, в этой сцене автор не упомянул имени его  сводного брата
Владимира  Мономаха,  на  глазах  которого  Ростислав  утонул  -  это  явное
умолчание о Владимире Мономахе; об умолчаниях см.  ниже).  Хорошо  известно,
что  во все времена  слагательницами и исполнительницами плачей на Руси были
женщины. В летописях,  которые  почти  всегда писались  мужчинами, о  плачах
упоминается лишь вскользь и поверхностно.

Полоцкая тема в "Слове" - визитная карточка автора

    Мы упоминали также, что в поэме есть  большой раздел, в котором описаны
события,  происходившие  в Полоцкой земле (напомним,  что Мария  Васильковна
была княжной Полоцкой). Действительно, полоцкий раздел занимает одну десятую
часть  всего  текста  поэмы  - столько же, сколько  описания всех  сражений,
вместе взятых. Такое внимание  к полоцким событиям может свидетельствовать о
полоцком происхождении  автора. Раздел начинается с рассказа-вставки о князе
Изяславе:

    Уже  ведь Сула не течет серебряными струями для  города Переяславля.  И
Двина болотом течет у грозных полочан под кликом поганых. Один лишь Изяслав,
сын Васильков,  позвенел  своими острыми  мечами  о шлемы литовские, омрачил
славу деда своего Всеслава, а  сам  под багряными щитами на  кровавой траве,
израненный  литовскими  мечами, исходил юной кровью и сказал: "Дружину твою,
князь, птицы крыльями приодели, а звери кровь полизали".

    Изяслав  Василькович -  брат  Марии  Васильковны  -  княжил,  видимо, в
небольшом княжестве Полоцкой земли где-то у границы с Литовской землей.
    Полоцкая тема продолжается и после рассказа-вставки об Изяславе:

    Не  было тут брата Брячислава, ни другого - Всеволода:  одиноко изронил
он жемчужную душу из  храброго  тела через златое ожерелье. Приуныли голоса,
поникло веселье. Трубы трубят городенские.

    Князь  Брячислав - родной брат Марии  Васильковны.  В поэме сказано: Не
было тут б р а т а Брячислава... (выделено мной.- Г.С.). Если бы поэму писал
посторонний  этому персонажу  человек,  он написал бы:  Не  было  тут  князя
Брячислава,.. но не брата. Очевидно, употребление  этого слова указывает  на
родственные  отношения писавшего  поэму  к  Брячиславу  и  его  братьям. Это
обстоятельство также свидетельствует в пользу авторства Марии.
    Названный третьим князь Всеволод ("другой Всеволод")  был братом Марии.
Он,  как  и Изяслав, в  летописях не  упомянут.  Итак, в этом разделе  поэмы
названы  три  родных  брата  Марии  Васильковны.  Осведомленность  автора  о
полоцких делах  значительно бoльшая,  чем  у  летописцев:  братья  не только
названы по  именам,  но и сообщается о сражениях, в которых погибли  двое из
них. Об этих сражениях летописи молчат. Авторская скорбь  по  погибшим может
быть понята как скорбь близкого родственника.

    Завершается полоцкий раздел поэмы подробным большим  рассказом-вставкой
о  вещем  князе Всеславе  Полоцком. Он  был  прадедом  Марии Васильковны  по
отцовской линии  и современником  Олега "Гориславича".  В поэме  к  Всеславу
Полоцкому, личности  очень  противоречивой, автор  относится  однозначно:  с
восхищением.

    Полоцкие Гориславны

    Можно привести  еще  одно косвенное свидетельство  в  пользу  полоцкого
происхождения   автора  "Слова".   Родоначальник   князей  Ольговичей,  Олег
Святославич,  в  поэме   назван  Олегом  Гориславичем.  Ни  в  каких  других
письменных источниках он  Гориславичем не  прозывался. Это отчество-прозвище
происходит  от  имени Горислав.  Происхождение  его, считают  исследователи,
неясно.  Ясна только вторая  половина имени  - слав, т.е. слава или славный.
Первая же половина имени произошла либо от слова горе (в таком случае полное
имя - Горькославный), либо от слова гора, верх - Верхославный, но, думается,
что  правомочно  производить его  и  от  глагола  гореть, тогда  полное  имя
означает Горящий славой. Так или иначе, но в поэме Олегу Гориславичу автор и
сочувствует,  и  осуждает  его,  и  восхищается  им. Имя  Горислав  (женская
разновидность - Горислава) в древнерусских письменных источниках встречается
считанное число  раз. Два  из них  для  нас представляют интерес,  поскольку
имеют прямое отношение к Полоцкой земле.
    Владимир I  Красное Солнышко, взяв в жены полоцкую княжну Рогнеду после
кровавой расправы  над ее отцом  и братом, прозвал ее Гориславой. Дальнейшая
судьба Рогнеды-Гориславы была горестна: Владимир выслал ее с сыном-первенцем
Изяславом в отстроенный для  них город в Полоцкой земле - Изяславль. Изяслав
стал основателем династической ветви Полоцких князей, к которой принадлежала
и Мария Васильковна. Второй раз это имя встречается  в связи с более близкой
Марии Васильковне  родственницей. Игуменья  Евфросиния Полоцкая постригла  в
монахини  двух своих сестер, родную  и двоюродную, и  двух племянниц. Родную
сестру  в  миру  звали  Гориславой.  Княжна  Мария  Васильковна  приходилась
Гориславе  племянницей  и,  возможно, училась  вместе  с ней в  монастырской
школе.  Без сомнения, Мария Васильковна знала и трагическую  судьбу Полоцкой
Рогнеды-Гориславы, приходившейся ей прабабкой.
    Таким  образом, в  роду Марии Васильковны были две Гориславы, о судьбах
которых она  знала.  И  если  она  действительно  была автором  "Слова",  то
становится  понятным отнесение этого очень редкого отчества-прозвища к Олегу
Святославичу,  родному  деду  ее  мужа.  Неясно только, почему  она его  так
прозвала - из сочувствия, осуждения или восхищения.

    Оглушительные умолчания

    В  поисках имени автора любого литературного произведения исследователи
обращают внимание не только на упомянутые события,  но и на  то, о чем автор
умолчал,  чтобы  понять причины  умолчания. В "Слове  о полку Игореве" таких
явных умолчаний несколько.
    На Руси было всего  три Софийских собора. В поэме же упомянуты лишь два
-  Киевский  и  Полоцкий.  А Новгородский  собор,  второй  по  значению,  не
упомянут. Причина умолчания заключается, видимо, в том, что  автор не  хотел
писать  о  неприглядном эпизоде, происшедшем в  1067 году. Всеслав Полоцкий,
захватив  Новгород, снял с Софии колокола  и перевез их на Софию Полоцкую. В
полоцком  разделе  поэмы  говорится о том, что Всеслав,  находясь  в  Киеве,
слышал звон колоколов из Полоцка. О том, что это были новгородские колокола,
автор  не  упомянул.  Такое  умолчание  мог  сделать  лишь  полоцкий  автор,
симпатизировавший Всеславу и представлявший его идеальным князем.
    Автор в "Слове" ничего не пишет о Владимире Мономахе, княжившем в Киеве
несколько десятилетий назад. Между тем этот могущественный князь мог бы быть
блестящим  примером  для  подражания  князьям  Игорева  времени.  Во-первых,
Владимир Мономах,  как никто из  других князей,  создал прочное  единство на
Руси.  Во-вторых, объединив Русь, он  нанес  такой  сокрушительный  удар  по
половецким ордам, что после него в южных степях половцев не было  около двух
десятилетий.
    Но Владимир  Мономах  принимал  участие  и  во  внутренних  походах,  в
междоусобной борьбе Древней Руси.  Немало таких походов  связано с  Полоцкой
землей, и  о них  он пишет в своем "Поучении  детям". Так,  летом 1077 года,
будучи совсем молодым  князем,  он ходил на  Полоцк. Кажется, этот поход был
неудачным, но на  другую зиму  состоялся новый поход,  в результате которого
выжгли  Полоцк.  В следующем году Всеслав  Полоцкий сжег Смоленск -  ответом
Мономаха был стремительный  конный рейд  преследования с поводными конями  к
Смоленску, но Всеслава там уже  не застали. Однако преследование продолжили,
и Мономах  пожег землю  (Полоцкую), повоевал ее  до Лукомля  и  до Логожска,
после чего пошел войной на Друцк.  Владимир Мономах вел междоусобные войны в
Полоцкой земле  и  позже, став  великим князем Киевским.  Однажды осенью  он
вместе  с черниговскими дружинами  и наемными половцами ходил к Минску.  Они
захватили город и  не оставили в нем ни челядинца, ни скотины. Состоялся еще
один поход в Полоцкую  землю:  ...к Минску ходили,  на Глеба,  который наших
людей захватил,  и  Бог нам  помог.  И делали то, что  задумали. А  задумали
отторгнуть Минскую  волость от Полоцкой земли  и присоединить  к Киевской, а
Глеба вместе с семьей как пленника вывезти в Киев.
    Еще одно  красноречивое  умолчание - о великом князе Киевском Мстиславе
Владимировиче, сыне Владимира Мономаха.  Он успешно продолжал политику отца,
ведущую к  сплочению русских  княжеств в борьбе с  внешней  опасностью.  Как
сказано в  летописи, он  загнал половцев  за Дон  и за Волгу, за Яик (Урал).
Известны его успехи в установлении добрых  отношений со многими европейскими
странами. За  многочисленные достоинства этого могущественного князя еще при
жизни называли Великим. Но по отношению к Полоцкой  земле  Мстислав Великий,
как и  его отец, проводил жесткую  политику. Так, он организовал  совместный
поход    нескольких   князей    против   "непослушного"   Полоцкого   князя,
намеревавшегося  вернуть  отторгнутые  еще  Владимиром Мономахом  Минскую  и
Друцкую волости. Наступление шло четырьмя колоннами, и нападение на полоцкие
города  должно было произойти одновременно  в условленный день.  Но полочане
сами  изгнали  неугодного Мстиславу  князя, избежав тем  самым разгрома.  По
отношению  к Полоцкой земле  Мстислав  совершил  еще  одно унижавшее полочан
действие. За очередное непослушание он вызвал в Киев трех полоцких князей  с
семьями   и  двух  княжичей,  там  их   осудил  и  выслал   в   Византию,  в
Константинополь,  к  своему  зятю,  императору  Иоанну  II  Комнину.  Ссылка
продолжалась десять лет.
    Оба  великих  князя -  Владимир  Мономах  и  Мстислав  Великий - крепко
держали единство Руси  в защите  от  половецкой опасности, поэтому они,  без
сомнения, были  бы  очень  удачными  образцами  князей  для  дополнительного
утверждения главной идеи "Слова".  Но  по отношению  к  Полоцкой  земле  они
проводили  разрушительную,  подчас  унизительную   политику.  Следовательно,
умолчание их имен может указывать  на полоцкое происхождение  автора  поэмы,
которому оба эти князя, разумеется, не были симпатичны.

    Итак, похоже на то, что автором была Мария Полоцкая

    Таким образом, здесь  высказано предположение о возможном авторе "Слова
о полку Игореве" - княгине  Марии  Васильковне, жене Святослава Всеволодича,
одного  из  главных  героев  поэмы.  Основанием  для  этого  были  следующие
рассуждения. Княгиня  Мария  Васильковна,  в принципе, могла  быть  автором,
поскольку в Древней Руси среди князей и княгинь писатели  были, в  том числе
выдающиеся. Княжна Мария с раннего  детства и до  замужества жила в Полоцке,
где  княжил  ее отец,  и, по-видимому, там в школе для девочек,  открытой ее
знаменитой   теткой   -   игуменьей   Евфросинией  Полоцкой,   она  получила
образование.  Выданная замуж, Мария Васильковна  на многие годы оказалась  в
самом центре политической и культурной жизни  Руси, вместе с мужем изъездила
всю Русь и имела возможность вникать во все тонкости межкняжеских отношений.
Став великой  княгиней Киевской, она решительно вторгалась в дела управления
княжеством и вообще проявляла высокую социальную  активность. Она жила в той
княжеской  среде, где  традиционно высоко чтили книжность. В  "Слове о полку
Игореве",  на мой  взгляд,  со  всей  четкостью  проступает женский  почерк.
Военная тема и сцены  охоты изложены в самом общем виде, чисто  по-женски, с
привлечением многочисленных подробностей,  касающихся украшений  и  нарядов.
По-женски эмоционально переданы и три плача  русских  женщин, в том числе  и
знаменитый  "Плач  Ярославны".  Многочисленные  красочные  и  яркие  эпитеты
выделяют  "Слово"  из  ряда  других  древнерусских  произведений,  вероятно,
потому, что оно написано не мужчиной, а женщиной.
    Несколько признаков указывает на полоцкое происхождение автора "Слова".
Это и осведомленность в полоцких событиях, изложенных в непомерно большом по
объему   разделе-вставке,   где  говорится  с  сочувствием  о  трех  братьях
Васильковичах. И что замечательно, автор более осведомлен о  полоцких делах,
чем летописцы; он называет имена  братьев  Изяслава и Всеволода,  о  которых
летописи  молчат.  Автор  рассказывает и  о Полоцком  князе Всеславе  Вещем.
Употребляет  чрезвычайно  редкое,  но обычное для полоцкой  княжеской  среды
имя-прозвище "Гориславич".  Признак полоцкого  происхождения автора -  это и
умолчания  об  обидчиках  Полоцкой  земли  -  князьях Владимире  Мономахе  и
Мстиславе  Великом,   являвшихся,  между   тем,  прекрасными  примерами  для
подражания в борьбе с половцами. Это и  обращения с призывами  объединиться,
адресованные князьям  разных  княжеских ветвей,  за  исключением  Ольговичей
(Черниговских) и  Всеславичей (Полоцких):  для  тех и других не  нужно  было
особого приглашения  - по  закону  родства  оно  предполагалось само  собой.
"Отцом" князей Ольговичей был Киевский  великий князь Святослав. От Полоцкой
земли  в Киеве была  только  Мария Васильковна. Можно смело  утверждать, что
полоцкая тема в "Слове о полку Игореве" - это своеобразная визитная карточка
автора. По-видимому, именно  она, Мария Васильковна, и была автором "Слова о
полку  Игореве".  Однако  это   предположение  основано  лишь  на  косвенных
свидетельствах. Необходимы же прямые доказательства.

...в  зачине поэмы, там, где автор сопоставляет свою
творческую манеру с манерой Бояна, читается краестрочная запись Мария. (АКРОСТИХ - И.)
    С. 6, 8-я строка снизу:

    МЫСЛЕНУдревулетаяумомъподъобл (29)19 (-3,6)
    акысвиваяславыобаполысеговремени (32) (-0,6)
    рищавътропутроянючресъполянагорыпет (35) (+2,4)
    ибылспесьигоревитогоолгавнукунебур (34) (+1,4)
    ясоколызанесечрезъполяширокаягали (33) [32,6]

    Единый ключ для прочтения всех записей в "Слове"

    Однако  наличие  единичной  записи имени еще  не  доказывает,  что  оно
принадлежит   автору  произведения.  Прежде  всего,   нужно  убедиться,  что
прочитанная запись - не случайное, хотя  и маловероятное, сочетание букв  на
краях строк,  давшее  желаемое слово. Нужно проверить,  воссоздается ли  имя
Мария  от других  слов с тем же корнем мысль,  встречающихся в разных местах
поэмы. Иными словами, повторится ли применение того же ключа.

    Повторное  применение того  же ключа дало  прочтение этого  имени еще в
четырех местах  поэмы.  Отправной точкой воссоздания  структуры текста  была
такая же буква м в словах с корнем мысль.
    С. 20, 10-я строка сверху:

    МЫСЛИЮсмыслитинидумоюсдуматиниочим (34) (+0,8)
    асъглядатиазлатаисребранималотогопот (36) (+2,8)
    репатиавъстонабобратиекиевътугоюачерн (37) (+3,4)
    иговънапастьмитоскаразлис (26) (-7,2)
    япорускойземлипечальжирнатечесред (33) [33,2] (-0,2)

    С. 28, 40-я строка сверху:

    МЫСЛИЮтипрелететииздалечаотнязлат (33) (+1,4)
    астолапоблюститыбоможешиволгувеслы (34) (+2,4)
    раскропитиадонъшеломывыльят (27) (-4,6)
    иажебытыбылътобылабычагапоногате (32) (+0,4)
    якощейпорезанетыбоможешипосухужи (32) [31,6] (+0,4)

    С. 31, 2-я строка сверху:

    МЫСЛЬноситъвасъумънаделовысокопл (32) (-2,4)
    аваешинаделовъбуестиякосоколънавет (34) (-0,4)
    рехъширяясяхотяптицювъбуйствеодолет (35) (+0,6)
    исутьбоуваюжелезныипапорзиподъшеломыл (37) (+2,6)
    атинскимитемитреснуземляимногистра (34) [34,4] (-0,4)

    С. 40, 4-я строка сверху:

    МЫСЛИЮполямеритъотъвеликагодонудом (34) (+1,4)
    алагодонцакомоньвъполуночиовлу (30) (-2,6)
    ръсвиснузарекоювелитькнязюразумет (33) (+0,4)
    икнязюигорюнебытькликнустукнуземл (33) (+0,4)
    явъшуметрававежисяполовецкииподви (33) [32,6] (+0,4)

Почему авторы скрывали свои имена?

    Почему  же Мария затаила свое имя? Приблизиться к правильному ответу на
этот  вопрос,  наверное, можно,  разобравшись в причинах, по которым на Руси
авторы скрывали свои имена.
    Одной из причин в какой-то мере была традиция оставлять анонимными свои
письменные   произведения.    Однако   эта   традиция   не   была    слишком
распространенной. Имена авторов многих произведений  известны. В наше  время
научная текстология и литературоведение открывают  все новые и новые  имена.
Изучение тайнописи - один из  плодотворных путей исследований. Нет сомнения,
что количество известных нам имен древнерусских авторов будет увеличиваться.
    Другой причиной сокрытия имени была авторская скромность.  Автор считал
неудобным  для себя  объявлять  свое  имя  широкой  публике.  Вместе  с  тем
авторское тщеславие  толкало его запечатлеть  свое  имя,  но так,  чтобы оно
могло быть обнаружено только лицами узкого круга. Автор выбирал тот или иной
вид тайнописи  и  записывал  свое  имя,  пользуясь определенным шифровальным
ключом. Читатель, также владевший ключом, узнавал имя.
    Можно ли считать, что Мария затаила  свое имя  из авторской скромности?
Не  исключено. Однако  об  этой черте  характера Марии  достоверно ничего не
известно.
    Причиной   сокрытия  имени  в   ряде  случаев  было   опасение   автора
подвергнуться репрессиям  со  стороны недоброжелателей. В данном  случае эта
причина   маловероятна.   Вероятнее   другое.  Как   известно,   женщины   в
средневековой  Руси особым  авторитетом  не  пользовались,  и Мария тоже это
знала.

    Таким образом, обнаруженная  в "Слове о полку Игореве" тайнопись в виде
краестрочных записей имени Мария, повторенных  четыре раза, и двух фраз: Сие
писа Мария и Сие писа сестра / Брячислава ни другаго Всеволода служит прямым
доказательством  того,   что  автором  поэмы  была  Полоцкая   княжна  Мария
Васильковна, жена великого князя Киевского Святослава Всеволодича.

Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве"

Отредактировано Иванка (2013-11-17 15:11:15)

2

Иванка написал(а):

автором  поэмы  была  Полоцкая   княжна  Мария
Васильковна, жена великого князя Киевского Святослава Всеволодича.

БРАВО!!! :flag:

Портрет Марии

Да, удивительные женщины были на Руси! Говорят, сарматы, разбившие в своё время скифов и захватившие сколотов, будущих славян, были амазонками — отсюда и пошли знаменитые богатырки русских сказок и былин! Мария, дочь Василька, внучка Всеслава, того, кто «обесися сине мгле» (то есть облако оседлал), может быть, и никакая не богатырка. Но чем-то напоминает она тот неуловимый женский идеал, чьи черты проступают с икон тех веков.

А может быть, пришло мне в голову, попытаться поискать изображения Марии, хоть на тех же рисунках в летописи? И представьте, мне кажется, такой «портрет» есть.

Вообще в Лицевой летописи, как известно, есть полный набор иллюстраций к «Слову о полку Игореве». Они могли быть перерисованы с каких-нибудь более древних рукописей.

Просматривая эти изображения, я наткнулся на сцену, где киевский Святослав узнаёт весть о поражении князя Игоря.

Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве"

Сам Святослав в центре, в короне цесаря. Справа и слева от него — люди, также в коронах, члены его семьи.
Слева (для зрителя, то есть по правую руку) — персонаж с бородой, возможно, один из сыновей великого князя (царя), или Рюрик, соправитель.

А КТО СПРАВА?

Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве"
                                                             
Внимательно вглядываясь, видим женское лицо. Жест, который мы бы сейчас назвали «схватилась за голову».
И интересно: её жест повторяет жест Святослава, реакция почти одинакова, как может быть у очень близких людей.

Так не Мария ли это?

Тот, кто сталкивался хоть немного с древнерусской живописной миниатюрой, тот понимает, что каждое изображение лица человека (даже самое маленькое) имеет точно переданные портретные черты. Зная это, я с помощью компьютера увеличил изображение, и получил удивительно прекрасное женское лицо. Проступили даже румяна на щеках!

У меня не осталось никаких сомнений — это Мария! Миниатюра передаёт тот самый трагический момент, когда «княгыня» узнала об участи, постигшей князя, с которым она и её муж связывали, вероятно, будущую судьбу Руси. «Ох, — как бы говорит жест Марии, — не воскресить уже Игоревы полки! Да и сам Игорь пересел видно из седла княжьего в седло невольника».

Даже жест — и тот был из «Слова о полку»! Возникает, естественно, вопрос к тем, кто сомневается в подлинности «Слова»: неужели возможна такая нечеловеческая точность в подделке? Неужели её создатель с увеличительным стеклом исследовал летописи с целью «согласовать» миниатюру и свою «подделку»?

МАРИЯ ВАСИЛЬКОВНА — жена вел. князя киевского Святослава Всеволодовича, вышла замуж за него в 1143, пережила мужа, умершего в 1194. Мария Васильковна имела на Святослава большое влияние, о чем свидетельствует рассказ о событиях 1180, когда вел. князь киевский только по совету с ней и с «милостником своим» Кочкарем задумывает предпринять поход против князей Давида и Рюрика Ростиславичей. В летописи Мария Васильковна обозначается только как «Васильковна» или как жена Святослава, имя «Мария» названо в Любецком синодике.
Она дочь полоцкого князя Василька Святославича (Рогволодовича), правнучка Всеслава Брячиславича Полоцкого. По мнению А. В. Соловьева, с именем Марии Васильковны связано то, что автор «Слова» «уделяет так много внимания полоцким делам» (Полит. кругозор. С. 83). Дальнейшее развитие и подробную разработку эта мысль Соловьева нашла в работе Л. Е. Махновца.

Последний считает, что автором «Слова» был галицкий князь Владимир Ярославич, женатый на Болеславе — дочери Святослава Всеволодовича и Марии Васильковны (следует отметить, что ко времени событий «Слова» Болеслава либо уже умерла, либо с Владимиром Ярославичем разошлась). Мария Васильковна, теща Владимира Святославича, являлась для него, как считает Махновец, одним из основных информаторов о событиях истории Полоцкой земли и о полоцких князьях. Он полагает, что именно на внимание Марии Васильковны рассчитаны строки «Слова» о гибели ее брата — «Единъ же Изяславъ, сынъ Васильковъ, позвони своими острыми мечи… на кроваве траве притрепанъ литовскыми мечи» (С. 33-34). Как пишет Махновец, «полоцкая тема занимает в «Слове» непропорционально большое место потому, что это тема Марии Васильковны» (Про автора. С. 118).

Лит.: Ипат. лет. Стб. 313, 614, 680; Татищев В. Н. История Российская. М.; Л., 1964. Т. 3. С. 122-123; Соловьев. Полит. кругозор. С. 83-84; Махновец. Про автора. С. 28-29, 75-76, 115-118, 123.

Л. А. Дмитриев
http://tochka.gerodot.ru/slovo/maria.htm

3

Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве"
Художник И.БИЛИБИН

4

Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве"

Не знаю, почему, но вспомнились мне вдруг Пётр и Феврония с белым кроликом (ср. с ФАВоР)  :flirt:

5

Тьмутараканский камень

Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве"

Отношение к Тьмутараканскому камню до сих пор неоднозначно. Случайно ли он „Слово” были обнаружены почти одновременно или это была четко спланированная операция?  В «Слове о полку Игореве» Тьмутаракань упоминается везде где только можно и даже где нельзя. Так, например, в этой «ироической песне», как «Слово» было названо при первом издании, можно прочесть: «Всеслав… ночью волком рыскал. Из Киева добегал до Тьмутаракани. Утром, до петухов». Но самое удивительное заключается в том, что в тексте «Слова о полку Игореве» есть прямое указание на Тьмутараканский камень: «Див кличет на верху древа — велит послушать земле незнаемой: Волге и Поморию, и Посулию и Сурожу, и Корсуню, и тебе, Тьмутараканский болван». Кто такой Див, неизвестно, но, вероятно, это какая-то крупная птица вроде филина.

Сам камень находится на первом этаже музея Эрмитаж в Санкт-Петербурге и представляет из себя невзрачную мраморную плиту с древними писменами.  Этот экспонат на протяжении двух веков служит предметом ожесточенных споров историков и литературоведов. На боковой кромке плиты весом 850 кг выбито всего лишь следующее сообщение на кириллице:

«В лето 6576 индикта 6 Глеб князь мерил море по леду от Тмуторокана до Кърчева 10000 и 4000 сяжен».

Год указан, как тогда было принято, от сотворения мира. Если следовать византийской традиции, то получается, что Глеб «мерил море» в 1068 году от Рождества Христова. Индикт — это не месяц, а порядковый номер года (в системе индикциона соблюдалась 15-летняя периодичность).
Кърчев — это, как вы понимаете, нынешняя Керчь. А что такое Тмуторокан? Видимо, город, находящийся от Керчи примерно в 23-х км (14 тыс. сажен). Наверное, это Тамань. Она, конечно, поближе будет, но ведь Глеб мерил саженью, причем в два приема, то есть под углом. И льдом Керченский пролив вполне мог покрыться. Почему же многие историки уверены, что это подделка?

Див кличет по древию, велит
послушати Волзе, Поморью,
Посулью, Сурожу...

Запал багровый день. Над тусклою водой
Зарницы синие трепещут беглой дрожью.
Шуршит глухая степь сухим быльем и рожью,
Вся млеет травами, вся дышит душной мглой,

И тутнет гулкая. Див кличет пред бедой
Ардавде, Корсуню, Поморью, Посурожью, —
Земле незнаемой разносит весть Стрибожью:
Птиц стоном убуди и вста звериный вой.

С туч ветр плеснул дождем и мечется с испугом
По бледным заводям, по ярам, по яругам...
Тьма прыщет молнии в зыбучее стекло...

То Землю древнюю тревожа долгим зовом,
Обида вещая раскинула крыло
Над гневным Сурожем и пенистым Азовом.

М. Волошин. Гроза. Слово о полку Игореве. — Л.: Сов. писатель. Ленингр. отд-ние, 1967. — С. 407
http://slovoopolku.ru/kamen/

6

Иванка написал(а):

вспомнились мне вдруг Пётр и Феврония с белым кроликом

А мне вспомнилась такая картина

Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве"

М.В. Нестеров "Два лада" (1905).

Порой веселой мая
По лугу вертограда,
Среди цветов гуляя,
Сам-друг идут два лада.

Он в мурмолке червлёной,
Каменьем корзно шито,
Тесьмою золочёной
Вкрест голени обвиты;

Она же, молодая,
Вся в ткани серебристой;
Звенят на ней, сверкая,
Гранёные мониста,

Блестит венец наборный,
А хвост ее понявы,
Шурша фатой узорной,
Метёт за нею травы…

Алексей Константинович Толстой

7

Лаодика написал(а):

Тмутараканский болван

Тмутарака́нь (Тмуторока́нь), также известна, как Гермонасса, Таматарха, как Матарха, с сер. 13 до нач. 14 веков монголы её называли Матрика, а с 14 по 15 вв. она принадлежала генуэзцам с именем Матрега, с 17 по сер. 18 вв. - турецкая крепость Хункала, затем Таман.

Реже других упоминается Матлука.

http://ug-taman.ru/index/dostoprimechat … trova/0-13

Тамань — единственное место в России, где можно создать музей всемирной истории исключительно на краеведческом материале. Судите сами: Древняя Эллада, Понтийское царство, Римская империя, Византия, Великая Болгария, Хазарский каганат, Киевская Русь, Половецкое ханство, Золотая Орда, Генуэзская республика, Турецкая Порта, Российская империя. Все это не только крупнейшие этапы всемирной истории, но и периоды развития Таманского полуострова: Гермонасса, Таматарха, Самкерц, Тмутаракань, Матарха, Матлука, Матрега, Тамань. В течение 25 веков здесь звучала иранская, греческая, тюркская, еврейская, славянская, итальянская речь. Из века в век складывались и распадались самые разнообразные этнические мозаики и государственные образования.
      Среди многочисленных памятников Таманского полуострова особое место занимает городище Гермонасса-Тмутаракань. Городище расположено в центральной части станицы Тамани на высоком береговом плато, значительно затоплено морем и разрушено современными строениями. Центральная часть городища с востока и запада граничит с глубокими балками, с юга примыкает к Сухому озеру.
      Главная особенность городища Гермонасса-Тмутаракань — мощность культурного слоя, достигающего местами до 12 метров. Археологическими исследованиями установлено время основания города: первая половина VI века до нашей эры. Известны и периоды его наиболее интенсивной жизни в античные и средневековые времена.
      Существуют две версии основания города. Согласно одно «прекрасно построенную Гермонассу» основали выходцы из Ионии под предводительством Гермона. Согласно другой версии, основателем города был Семандр. Город получил свое название по имени жены Гермонассы, правившей после его смерти.
В V веке до нашей эры Гермонасса вошла в состав Боспорского царства, образованного по сторонам Керченского пролива (в древности Боспор Киммерийский). По своему значению она была вторым городом после Фанагории — столицы Азиатского Боспора (так древние греки именовали территорию Таманского полуострова). Город имел свой собственный причал, куда приходили суда из центров Древней Греции — Хиоса, Фасосса, Гераклеи, Синопы, Афин, Малой Азии.
      Из многочисленных строительных остатков, открытых археологами в античных слоях Гермонассы, выделяется монументальное сооружение IV–III веков до нашей эры. Его общая площадь составляла около 500 квадратных метров. Было установлено, что здание на протяжении 150 лет неоднократно подвергалось перепланировке. Предположительно, в данном месте находилась центральная часть города. К северо-западу от него были открыты остатки другого не менее крупного комплекса. Сохранились отдельные каменные кладки под сырцовые стены, каменный водосток с водосборной ямой-цистерной и подвал жилого дома, сложенный из сырцовых кирпичей. Площадка внутреннего дворика выровнена фрагментами амфорной тары. С юга данный участок граничит с крупным сооружением, от которого осталась каменная кладка стены диной 15 метров, высотой 1,2 метра. По всей видимости, в IV веке до нашей эры жители Гермонассы использовали это сооружение для проведения культовых обрядов. Здесь были найдены аттические чернолаковые сосуды с начальными буквами имени Деметры — богини плодородия, ножка от жертвенного стола, а также жертвенник с внутренним заполнением золы от сожженных птиц и мелкого рогатого скота. Следующая находка — гончарные печи — свидетельствует о производстве керамики в городе. О развитии виноградарства и виноделия для собственных нужд и внешней торговли говорят винодельческие комплексы-минизаводики по обработке местных сортов винограда.
      Городской статус Гермонассы подтверждают эпиграфические памятники. Это — каменные летописи, представленные в виде посвятительных или почетных надписей, надписей о строительстве, о фиасах (союзах), открытых на Тамани на протяжении XIX–XX веков.
      Неоднократно на Таманском городище Гермонасса-Тмутаракань находили надписи, связанные с культами греческих божеств. Это Аполлон Врач — бог врачевания, Аполлон Дельфий — покровитель мореплавателей и путешественников, Артемида Эфесская — богиня животного мира, греческий герой Геракл, Афродита Апатуриада — богиня любви. Наибольшее количество находок относятся к почитанию культа Аполлона и Афродиты.
      К западу от города Гермонассы начинался акрополь, что в переводе с древнегреческого означает «город мертвых». Некрополь был грунтовой и курганный. Ритуал сооружения над могилой умершего или умершей кургана был взят древними греками у местных народов — синдов, меотов, скифов.
      Неподалеку от городища Гермонасса-Тмутаракань в одном из курганов на Лысой горе в 1916 году обнаружен великолепный мраморный саркофаг. Он выполнен в IV веке до нашей эры по заказу одного из знатных жителей Гермонассы из паросского розового мрамора. В город саркофаг доставили морским путем. В 1916 году гробница была разграблена. Уцелевший саркофаг до Великой Отечественной войны экспонировался в Таманском музее. В настоящее время Таманский саркофаг украшает экспозицию одного из залов Государственного исторического музея на Красной площади города Москвы.

Отредактировано Иванка (2013-11-18 15:41:55)

8

Иванка написал(а):

Тмутарака́нь (Тмуторока́нь)

ТЬМА-ТОРА-КОН(ь)

Особенности кириллической системы счисления см. тут http://ru.wikipedia.org/wiki/

ТЬМА

Для обозначения тьмы буква обводилась сплошной окружностью.

    Малый счёт — десять тысяч (10^4) или сто тысяч (10^5);
    Великий счёт — тысяча тысяч, миллион (10^6, тьма великая).

Тьма тем:

    Малый счёт — сто тысяч[источник не указан 388 дней] (10^5);
    Великий счёт — миллион миллионов (10^{12}, тьма великая).

В малом счёте число служило последним пределом естественного (соотносимого с какой-либо деятельностью) счёта. Тьма тьмущая — бесконечное количество, неисчислимое множество.

От слова тьма произошло воинское звание темник — крупный военачальник.

Лаодика написал(а):

Наверное, это Тамань. Она, конечно, поближе будет, но ведь Глеб мерил саженью, причем в два приема, то есть под углом.

Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве"

Каждый отдельный звуковой интервал называется малой секундой. Система мерных саженей построена по такому же принципу, что и темперированный звукоряд в музыке. Создав систему саженей, русские зодчие имели в своем распоряжении инструмент для тонкого духовно-архитектурного варьирования, передачи в идеальных пропорциях тонких нюансов бытия, - в итоге создавались архитектурные шедевры высочайшего уровня. Люди тонкой душевной организации при входе в такой ХОРОН в буквальном смысле воспринимают музыку его форм.

Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве" Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве"

Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве" Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве"


Таманский саркофаг
— редкий памятник античного искусства. Это как бы миниатюрный храм. Крышка саркофага в виде двускатной крыши храма украшена но углам высокими завитками — акротернями, В центре фронтонов крыши вырезаны изящные рельефные розетки, Такие же розетки но большего размера, помещены в неглубоких нишах по четырем сторонам ящика. По низу ящик окружен цоколем, украшенным рельефным орнаментом тонкой работы, Саркофаг сделан из цельной огромной мраморной глыбы — монолита и весит пять тонн, но, глядя на него, не замечаешь тяжести. Он оставляет впечатление монументальности, изящества и простоты. http://www.liveinternet.ru/users/natali … 210511739/

Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве" Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве"
Лист аканта (древнегреческая символика – считалось, что акант растет на могилах героев)

http://his.1september.ru/2001/05/3.htm
Исторические прототипы героев русских былин

А.Д.Григорьевым в Кузьмине Городке Архангельской области записана былина о Святогоре, лишенная гиперболизации богатыря; все здесь просто, реально и объяснимо. В городе Чернигове у князя Олега (или Ольговича) собрались его богатыри, которые потом отправились в степь, “в раздольице широкое” на восток от Чернигова, “воевать силу” князя Додонова. Святогор Романович, предводитель дружины Олега Черниговского, воюет со степняками, а затем встречает в поле три шатра киевских богатырей — Ильи Муромца, Добрыни и Алеши. Объединившись, черниговские и киевские богатыри поехали через раздолье широкое к синему морю.

«От сильного зною, от жара
палящего
Они стали в синем мори купатися».
Купаясь в море, они старались “переплыть струи”,
которых оказалось пятнадцать. Выкупавшись,
«Они поехали полем, полем чистыим,
Они завидели в поле камень
великий же,
У того же у камня гроб велик
стоял».

( A.Д.Григорьев. Архангельские былины
и исторические песни. Т. III.
СПб., 1910. Стр. 249—255).
)

Богатыри по очереди стали залезать в гроб, а когда в гроб лег Святогор,
“они наложили крышку на гроб ту белую», а снять ее не смогли.

Данная запись былины сохранила довольно точные географические подробности: прежде чем попасть к морю, богатыри проехали степи; струистое течение с четко отделяющимися потоками известно только в Керченском проливе. Очевидно, богатыри “Олега Черниговского” (так он назван в былине) ездили в подвластную Олегу Святославичу Черниговскому Тмуторокань на берег Керченского пролива. Рядом с городом находился огромный античный некрополь, в составе которого было много склепов с великолепными мраморными саркофагами. Знаменитый Таманский саркофаг, находящийся в Историческом музее в Москве, может быть хорошим образцом того “гроба нового” с “крышкой белою”, который примеривали черниговские богатыри на берегу моря. Тщательно сделанный, он производит впечатление нового, белоснежный мрамор объясняет эпитет “белый». Крышка весом в 500 кг пригнана так плотно, что если ее надвинуть на саркофаг, то отделить ее без специальных приспособлений совершенно невозможно.

Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве" - КЛИКНИ

Таблица CXXVI. Типы деревянных и каменных саркофагов IV в. до н. э. — I в. н. э.
1 — саркофаг из .Юз-Обы, IV в. до н. э.; 2 — Таманский саркофаг, IV в. до н. э.; 3 — Анапский саркофаг, эллинизм; 4 — деталь того же саркофага; 5 — саркофаг с арочками, II в.
н. э., реконструкция, Пантикапей; ΰ — саркофаг с ниобидами, I в. н. э., Пантикапей

Верно сказал Поэт БЛОК:

Остановись, премудрый, как Эдип,
Пред Сфинксом с древнею загадкой!

^^

Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве" Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве"
Фигурный аттический расписной сосуд (лекиф) из Тамани, или ТАМАНСКИЙ СФИНКС. 4 в. до н. э. Санкт-Петербург. Эрмитаж.

СИРИН из этой же серии:

Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве"

Отредактировано Иванка (2013-11-21 21:19:32)

9

Иванка написал(а):

Лист аканта (древнегреческая символика – считалось, что акант растет на могилах героев)

Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве"

Иванка написал(а):

Они завидели в поле камень
великий же,
У того же у камня гроб велик
стоял

Александр Блок написал(а):

Остановись, премудрый, как Эдип,
Пред Сфинксом с древнею загадкой

Княгиня Зинаида Волконская

                               НАДГРОБНАЯ ПЕСНЬ
                            СЛАВЯНСКОГО ГУСЛЯРА

                     Уж как пал снежок со темных небес,
                     А с густых ресниц слеза канула:
                     Не взойти снежку опять на небо,
                     Не взойти слезе на ресницу ту.
                     У Днепра над горой, высокой, крутой,
                     Уж как терем стал новорубленый:
                     Ни дверей в терему, ни окна светла,
                     А уж терем крыт острой кровлею.
                     Кровля тяжкая на стенах лежит,
                     А хозяин там крепким сном заснул,
                     Как проснется он, - то куда пойдет?
                     Как захочет он на бел свет взглянуть,
                     Пожелает он гулять по граду, -
                     Ан в глазах земля и в очах земля!
                     Как прозябнет он, - где согреется?
                     Сыро в тереме, - а ни печи нет,
                     И не высохнут стены хладные.
                     Ах, вы хладные, стены тесные!
                     Для чего вы тут, для чего у нас?
                     Зима бабушка! ах, закрой ты их
                     Своей рухлою, белой шубою!
                     Ты, млада весна, зеленой фатой!

(Стихотворение входило в прозаический текст "Сказания об Ольге")

Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве"  Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве" Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве"
                                                            Коринфский ордер с изображением Будды

Отредактировано Иванка (2013-11-21 21:18:18)

10

http://do.gendocs.ru/docs/index-12989.h … =19#450176

7. Свистъ звђринъ въ стазби; дивъ кличет връху древа…

Загадочные слова «стазба», «дивъ» сделали фрагмент «Свистъ звђринъ въ стазби; дивъ кличет връху древа…» традиционно трудным для понимания. В трактовке первых издателей «Слова…» «свистъ зверинъ въ стазби» означает «ревут звери стадами». Не менее произвольную трактовку дал этому фрагменту Я. О. Пожарский, который перевёл это место как «звери воют по дорогам» [Пожарский, 1819, с. 9].

Н. Ф. Грамматин предложил вернуться к толкованию слова «стазба» как стадо, производя его от глагола «стязать» [Грамматин,1823, с. 123]. Серьёзных оснований для такой трактовки у Н. Ф. Грамматина не было.

И. М. Снегирёв предполагал, что «если это не греч. Στασις, место стоянки, становище, то не сербское ли стаза или карниол. stesda, стезя» [Снегирёв, 1838, с. 116]. Так же полагал и Д. Н. Дубенский. Найти нечто подобное в памятниках древнерусской словесности авторам и сторонникам данной гипотезы не удалось.

Согласно В. В. Макушеву, «въ стазби» следует трактовать как «в стязи», где стяг «означает местность, обитаемую зверями» [Макушев, 1867, с. 461—462]. Данная гипотеза также не была воспринята трактователями «Слова…».

Известны многочисленные попытки исправить этот фрагмент. Так, например, М. А. Максимович читал это место так: «свист зверин вста, зви дивъ». При этом он возводил форму «зви» к глаголу «звыти, взвыть» [Максимович, 1837, с. 104]. Развивая эту идею, А. А. Потебня предложил следующую коррекцию текста: «нощь стонущи ему грозою птичь убуди свистъ; зверина въста, узбися Дивъ» [Потебня, 1914, с. 27—28]. Е. В. Барсов критически оценил такую конъектуру и предложил свою: «свистъ зверинъ въ стаи зби» (с переводом: «вой звериный в стаи согнал») [Барсов, 1889, с. 158—163]. Данную конъектуру сложно обосновать палеографически.

А. Ф. Вельтман предложил такую конъектуру: «вста, абы дивъ кличетъ» [Вельтман, 1866, с. 42], а П. П. Вяземский изменил «въ стазби» на «в пастьби» [Вяземский, 1875, с. 147—148]. Произвольность таких трактовок достаточно очевидна

В. Яковлев читал данный фрагмент так: «свист зверинъ въста, збися дивъ» [Яковлев, 1891, с. 3]. Это прочтение получило широкое распространение у исследователей и переводчиков «Слова…». Его придерживались Д. С. Лихачёв, Н. К. Гудзий, О. В. Творогов и др., однако устроило такое прочтение далеко не всех.

Р. О. Якобсон предложил читать «свист зверинъ в съта сби» с переводом: «а свист звериный всех сотнями согнал». Л. А. Булаховский поправил Р. О. Якобсона и предложил читать «съта» как «стае» со значением «логовище». В его переводе этот фрагмент значит «согнал (загнал) в логовище» [Булаховский, 1952, с. 440]. Следует заметить, что наибольшее волнение должны были выказывать звери и птицы, которые лишились своих логовищ.

В. И. Стеллецкий, с учётом ритмических и стилистических соображений, не допускал, чтобы предложение оканчивалось глаголом «вста». Он придерживался конъектуры: «свистъ зверинъ в стада зби» [Стеллецкий, 1965, с. 129—130]. Поверить, что заканчивать предложение словом «зби» в стилистическом плане лучше, чем словом «вста» достаточно сложно.

Н. С. Тихонравов, по воспоминаниям А. С. Орлова, высказал предположение, что «зби» — это маргинальное «зри», которое было ошибочно внесено в текст «Слова…» при переписке [Орлов, 1938, с. 96]. Это предположение получило поддержку Н. А. Мещерского, однако, большинство исследователей не воспользовались этим весьма сомнительным предположением.

В. Ф. Ржига предположил «въ стазби» читать как «въста близъ» — «свист звериный поднялся вблизи» [Ржига, 1950, с. 129—130]. Палеографически обосновать такую конъектуру весьма проблематично.

Оригинально попытался решить данную проблему Г. Ильинский. Он усмотрел в «зби» слово «збик», которое в польском языке значит «дикая кошка», так что у него получилось: «дикая кошка кличет с вершины дерева» [Ильинский, 1929, s. 653]. Следует заметить, что слово «збик» в русских говорах не обнаружено.

О. О. Сулейменов трактует «зби» как беспокойство, смятение» [Сулейменов, 1975, с. 28—31]. Против такой конъектуры с полным основанием выступили Л. А. Дмитриев и О. В. Творогов [Дмитриев, 1976, с. 249].

На наш взгляд пролить свет на данный фрагмент могут строки из «Тилемахиды» В. Тредиаковского, которые А. Н. Радищев выбрал в качестве эпиграфа к своей книге «Путешествие из Петербурга в Москву»: «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно…». Очевидно, что свист множества зверей можно уподобить свисту стоглавого чудища. Это позволяет дать следующую трактовку интересующего нас фрагмента: «свист звериный в сто зёв (зубов)». Данная трактовка может быть обоснована и палеографически.

Загадочным для исследователей и переводчиков «Слова…» является и «дивъ», который «кличетъ връху древа, велитъ послушать земли незнаеме…». Первые издатели «Слова…» предположили, что это филин, который слывёт у русских вещей птицей. Надо сказать, что в «Словаре русских народных говоров» это значение отсутствует. В «Толковом словаре живого великорусского языка» В. И. Даля оно есть, однако исследователи полагают, что это значение почерпнуто В. И. Далем из переводов «Слова…» [Даль, 1880, с. 447].

По мнению Е. В. Барсова, «дивъ» — сказочная птица, у которой, по поверьям крестьян, из ушей валит дым, с носа падают искры [Барсов, 1878, с. 346].

Д. Н. Дубенский считал, что «дивъ» — это удод [Дубенский, 1844, с. 38]. При этом он ссылался на чешского филолога Л. Гая, по словам которого в ряде славянских языков удод носит название «диб», «диеб», «деб». У Дубенского нашлись последователи. Д. Д. Мальсагов обратил внимание на то, что удод, почуяв опасность, бросается на землю. Следует заметить, что в «Слове…» «дивъ» бросается на землю, почуяв не опасность, а возможность поживиться. С. В. Шервинский попытался поправить эту неувязку. Он предположил, что «дивъ» целиком и полностью на стороне русских: а своим падением на землю предупреждает Русь об опасности. На наш взгляд более странный способ оповещения трудно придумать.

А. Л. Никитин полагал, что «дивъ» следует исправить на «зивь», означающее аиста или журавля, однако некоторые исследователи предпочитают использовать менее чёткие орнитологические термины: «дивъ» — «вещая птица» [И. П. Ерёмин, 1950, с. 339], «ночная птица — вестник беды» [В. Н. Перетц, 1926, с. 173]).

«Дивъ» по мнению Ф. И. Буслаева «существо зловещее и притом мифическое» [Буслаев, 1861, с. 602]. Он напомнил средневековые поверья, согласно которым «дьявол представлялся в виде птицы, сидящей на дереве» и привёл в качестве примера польское поверье, в котором «дьявол, превратившись в сову, обыкновенно сидит на старой дуплистой вербе и оттуда вещует, кому умереть» [Там же. С. 80—81]. Ф. И. Буслаев полагал, что дивъ — «оборотень-дьявол», который мог предвещать воинам Игоря верную смерть Там же. С. 81]. В своей работе «Русский богатырский эпос» Ф. И. Буслаев отождествил «дива» уже не с дьяволом, а с былинным Соловьём-разбойником, а также с дивами южных славян [Буслаев, 1862, с. 28].

Н. Костомаров видел в «Диве» языческого Чернобога, который считался существом злобным, смертоносным и противопоставлялся животворящему, светлому Белбогу [Костомаров, 1847, с. 47—48]. Взгляд Н. Костомарова разделяли Е. Огоновский, Е. Корш и С. Пушик.

Вс. Миллер полагал, что «Дивъ» заимствован автором «Слова…» из болгарского источника, в котором отражена вера болгар в дивов [Миллер, 1892, с. 102—106, 213—214].

М. А. Максимович, соглашаясь с тем что слово «Дивъ» сходно с названием персидских и болгарских злых духов, полагал, что «Дивъ» исконно русское слово, которое значит «диво, чудо, чудище» [Максимович, 1880, с. 536].

Н. К. Гудзий, В. И. Стеллецкий, А. А. Косоруков, А. С. Петрушевич, Д. Ворт видят в «Диве» некое птицеобразное существо, которое подобно персидскому Симургу, славянскому Семарглу.

И. И. Срезневский, В. Перетц, Г. К. Вагнер трактуют в «Дива» в «Слове…» как грифона — фантастическое животное с туловищем льва, орлиными крыльями и головой орла или льва.

А. Ю. Чернов склонен отождествлять «Дива» с девой-птицей Сирин, которая якобы замещает «Дива» в славянской мифологии [Чернов, 1986, с. 276].

Н. Ф. Сумцов, П. В. Владимиров, В. Ф. Ржига, В. В. Иванов и В. Н. Топоров придерживаются мнения, что «Дивь» в «Слове» — это леший. Подтверждение этого Сумцов видел в том, что «Дивъ» «кричит на дереве», и то, что крик лешего, как и крик «Дива» в «Слове…», предвещает несчастье. Н. Ф. Сумцов также считает, что в украинской поговорке-ругательстве «Щоб на тебе див прийшов» упоминается именно леший [Сумцов, 1890, с. 536]. Следует заметить, что степь весьма необычная среда обитания для леших.

Некоторые исследователи трактуют «Дива» в «Слове…» как аллегорию, иносказание, абстракцию, символ. Дивъ символ нужды, горя у А. А. Потебни [Потебня, 1914, с. 25, 26, 82, 100], символ злой судьбы у А. Н. Веселовского [Веселовский, 1877, с. 276], символ слухов о походе Игоря у Гаген-Торна [Гаген-Торн, 1974, с. 114—115], символ тёмной стихийной архаики — гордыни и похоти у А. Ю. Чернова [Чернов, 1986, с. 278].

А. Знойко полагает, что Дивъ — верховное божество славян, бог неба или само небо, т. е. Белбог.

Существует давняя исследовательская традиция, сторонники которой стремятся очистить «Слово…» от нарочитых языческих мифологем, увидеть в Диве некую реальность, которая больше соответствует поэме, отразившей исторические факты. Так, например, Бицын (Н. М. Павлов) считал, что Дивъ — дозорный, который сидел в степи на одиноком дубе [Бицын, 1874, с. 785]. Слово «Дивъ» Бицын производил от укр. дивиться — смотреть. Слово Дивъ в смысле дозорный не зафиксировано в памятниках словесности. Трактовка Бицына была поддержана только И. Новиковым.

Реалистической традиции пытался придерживаться и В. В. Капнист. Он считал, что Дивъ — это вовсе не живое существо, а маяк, который выставлялся на насыпных холмах в виде птицы чаще всего в виде чучела филина с трещётками. Посредством таких маяков можно было оперативно передавать весть о тревоге на большие расстояния. Выражение «уже връжеся дивь на землю» означает, согласно В. В. Капниста, что половцы, не боясь нападений русских войск, уже побросали на землю свои маяки [Бабкин, 1950, с. 364]. Слово «Дивъ» в смысле «маяк» также не зафиксировано в памятниках словесности, поэтому С. Бычков предложил на роль Дива естественное образование, которое может играть роль ориентира. Он напомнил, что «до сих пор на юге Воронежской области этот термин прилагается к огромным меловым столбам, которые высятся на склонах меловых гор». Эти Дивы «имеют полости и во время непогоды, когда меловые горы обдувают сильные ветры, на самом деле свистят». По мнению С. Бычкова, «таинственное "азби" — калька греческого, что означает — негашённая известь. В переводе С. Бычкова один фрагмент с Дивом кажется вполне реалистичным: «свистом звериным весть известковый Див подаёт поверх деревьев, велит прислушаться к земле неведомой…». Всякий реализм покидает С. Бычкова, когда он пытается дать трактовку второму фрагменту с Дивом:

"Уже снесеся хула на хвалу, уже тресну

Нужда на волю, уже връжеса див на землю"

В трактовке С. Бычкова Див, рухнувший на землю, «скорее всего, олицетворяет осквернение храмов, убийство монахов».  :rofl:

С реалистических позиций пытался решить проблему и А. К. Югов. Он писал: «Четверть века тому назад я указал в печати, что с «птицей» пора кончать, что «вместо всяких гаданий, кто же этот самый дивъ, надо просто взять да и прочесть это слово в его прямом древнерусском значении. А оно означало дикий и на древнерусском, и на всех славянских языках. И особенный упор я приглашал сделать на форме "дивъ" (с ъ), ибо она в древнерусском языке прямо означает «собирательное — племенное»: весь "дикарь", половцы, "дикие"; дивъ — как половецкие орды» [Югов, 1970, с. 136]. А. К. Югов не пояснил, каким образом «собирательное — племенное», весь «дикарь» могли очутиться на верхушке одного дерева. А. К. Югов также не учёл тот факт, что далеко не всякий половец мог повелевать. Между тем Дивъ «велит послушати земли незнаеме», причём незнаемые именно русскими. Кроме того, это загадочное существо оказалось повержено на землю в ходе разгрома русских войск половцами. Всё это могло побудить С. В. Шервинского считать, что «дивъ» целиком и полностью на стороне русских. На наш взгляд, такая трактовка дива имеет серьёзные основания. В рамках тюркской лексики ДӘΥ — «большой», «крупный», «старший» и т. д. В качестве старшего логично видеть князя Игоря. Наверняка Игорь кричал не на дереве, которое не характерно для степи, а надрывно, призывая своё воинство «послушати земли незнаеме». Правомерность предлагаемой трактовки Дива станет особенно очевидной, когда мы перейдём к осмыслению образа Девы Обиды, которая предстаёт в «Слове…» в виде существа мужского пола.   :O

Иванка написал(а):

до куръ Тмутороканя

см. Изобличение подмен, искажений и ошибочных толкований слов/названий

http://do.gendocs.ru/docs/index-12989.html?page=23

12. Кощей

Слово кощей упоминается в «Слове…» дважды и один раз прилагательное от него — кощиево: «Ту Игорь князь высђдђ изъ сђдла злата, а въ сђдло кощиево»; «Аже бы ты (Всеволод) былъ, то была бы чага по ногатђ, а кощей по резанђ»; «Стрђляй, господине, Кончака, поганого кощея, за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святславлича!».

В первом издании «Слова…» кощей фигурирует как имя половца. Ошибочность этой трактовки сразу стала очевидна. Я. Пожарский отметил, что кощеями назывались отроки, которые окружали князей [Пожарский, 1819, с.68]. По мнению Д. Дубенского, «так называли младших княжеских отроков, пленников и рабов» [Дубенский, 1844, с. 112].

Е. В. Барсов, проанализировал употребление слова кощей в русских летописях и в «Слове…», однако его выводы плохо согласованы с фактами. Так, например, в Ипатьевской летописи под 1170 кощеи упомянуты рядом с сидельниками — конюхами, седлавшими коней. Это позволило Е. В. Барсову заключить, что кощеи «очевидно, служили при обозах и передвижениях». Следует заметить, что в обозах коней не седлают, а запрягают. Употребление слова кощей в Ипатьевской летописи и в Новгородской летописи также указывает, по мнению Е. В. Барсова, «на служебное положение кощея»: «бысть весть половцем от кощея от Гаврилкова, от Иславича, оже идуть на не князи Русьтии» [Ипат. лет., с. 539]; «Убиша Володимера князя Андрея…, бяше с ним кощеи мал» [Новг. перв. лет., с. 34]. Поддерживать сношения с половцами и снабжать их важными сведениями проще свободному человеку, который пользуется доверием князя и имеет возможность по долгу своей службы выезжать в степь, поэтому логично в кощеях видеть пастухов, которым доверено огромное богатство: княжеские кони. Эти кони не должны были застаиваться в конюшнях. Пасти княжеские табуны должны были не рабы, а абсолютно надёжные люди, которые не помышляют о побеге. Есть все основания считать, что рабам и пленным категорически запрещалось даже близко подходить к княжеским табунам. Пасти эти княжеские табуны могли кочевники, чей быт приспособлен для этих целей. Без серьёзных оснований Е. В. Барсов предположил, что в «Слове…» слово кощей употреблено в смысле «пленник-раб» («въ сђдло кощиево», «кощей по резанеђ») и «в смысле человека низкого, коварного, неблагодарного» («стрђляй… Кончака, поганого кощея»). Подобная трактовка кощея получила широкое распространение. Так, например, по мнению Д. С. Лихачёва, соответствующая фраза «Слова…» имеет следующий смысл: «Тут-то Игорь князь пересел из княжеского седла в седло рабское, кощиево, т.е. из князя стал пленником».

Слово кощей исследователи производят от тюркского слова кошчы (qoš + čy — аффикс деятеля). Это слово имеет целый ряд значений: 1) пахарь, сопровождающий упряжку (от qoš в значении упряжка, соха, плуг); 2) сопровождающий кочевой обоз, караван, гуртовщик, ухаживающий за лошадьми при перекочёвке, поводырь, ведущий навьюченных лошадей в караване, слуга для ухода за лошадью (от qoš в значении «кочевой обоз); 3) живущий во временном шалаше (от qoš в значении шалаш, временное жилище при перекочёвке). В смысле пленника или раба слово кошчы не используется, хотя придать ему такие значения пытается целый ряд исследователей, включая тюркологов (П. М. Мелиоранский, К. Г. Менгес).

О значении слова кощей в «Слове…» учёные до сих пор спорят. В. Каллаш утверждает, что кощей — «годовой работник, имеюший от хозяина землю, семена, и волов…, на обязанности кошчи (кочи?) лежат все вообще работы по посеву и уборке хлеба…» (1890, с. 112—113). В. Каллаш явно не учёл, что Кончак, названный в «Слове…» кощеем, не был годовым работником, на котором лежит забота по посеву и уборке хлеба.

П. М. Мелиоранский (Мелиоранский, 1905, с. 290—293) и Менгес (Менгес, 1979, с. 113—114) соотносят значение слова кощей в «Слове…» со значением казахского слова qoššŭ — «работник, который ведёт навьюченных лошадей и о них заботится». При этом они игнорируют тот факт, что Кончак явно не попадает под это определение.

Более реалистична трактовка кощея в «Слове…» у О. Сулейменова (302, с. 16—18), который возводит это слово к казах. = половецкому кощщи — кочевник (от кош — кочевье). В его трактовке Игорь пересел в седло кочевника.

Поскольку кочевники были пастухами, что слово кощей в русском языке означало не только кочевника, но и пастуха. Таким образом, князь Игорь пересел в седло пастуха. В этом случае не возникает проблем не только при истолковании слова кощей в «Слове…», но и в летописях.

Отредактировано Иванка (2013-12-31 02:33:07)

11

Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве" Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве" Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве"

http://historik.ru/books/item/f00/s00/z … t014.shtml
Акротерий из тирамбы

Во время работ экспедиции ГМИИ в поселке Пересыпь (Краснодарского края Темрюкского района) в 1969 г. местный житель А. Еремеев сообщил, что в декабре 1968 г. в обрезе берета им была обнаружена известняковая плита с «ажурным рисунком». Эту плиту он передал экспедиции, и в настоящее время она хранится в ГМИИ. На месте ее нахождения был заложен небольшой раскоп, на котором открыт склеп I в. до н.э.—I в. н.э. и разрушенное погребение эллинистического времени. В том месте, где лежала плита, обнаружена бронзовая монета второй половины III в. до н.э. и разбитая гераклейская амфора.

Памятник представляет собой акротерий надгробия с хорошо сохранившимся рельефом (см. рис.).

Высота акротерия 60 см, ширина у основания 61 см, толщина 14 см, высота рельефа 5 см. С нижней стороны основания имеются два прямоугольных отверстия глубиной от 5,5 до 6,5 см, служившие для соединения акротерия с плитой надгробия. На обратной стороне акротерия отмечены следы подтески.

Основанием акротерия служит невысокая профилированная база с двумя глубокими горизонтальными врезанными линиями. Акротерий представляет собой полукружие в виде раковины, заполненное рельефным стилизованным изображением пальмовых веток, расположенных симметрично по углам, листьев аканфа в центре и двух толстых крученых стволов аканфа, из которых выходят волюты. В центре над стволами аканфа находится какой-то предмет, похожий на шишку пинии, а по сторонам в низком рельефе расходятся веером узкие листья пальметы. Вверху изображен круглый предмет, возможно нераспустившийся цветок. Памятник отличается ясностью построения, строгой симметрией и схематичностью исполнения деталей. Он не имеет полных аналогий среди акротериев других надгробий, несмотря на то, что почти все элементы декора повторяются в ряде памятников не только Боспора, но и происходящих из Аттики и других центров античного мира.

В Аттике уже в IV в; до н.э. сложился тип надгробия, увенчанного акротерием с пышным декором, состоящим из ряда листьев аканфа над основанием акротерия с поднимающимися кверху стволами аканфа, боковые ветки которого закручены в волюты, а остальные составляют рельефный орнамент верхней части акротерия. Между ними вверху часто изображается или цветок или бутон. В Аттике среди надгробий этого времени встречаются изображения перекрученных стволов аканфа, как и на рассматриваемом памятнике и на ряде боспорских надгробий, например на надгробии из Нимфея, изданном В. М. Скудновой и датированном ею II—I вв. до н.э.

Обширные коллекции южнорусских надгробий содержат ряд памятников, верхняя часть которых завершена акротериями. Сходство между ними и публикуемым акротерием только в общей схеме построения и в изображении отдельных деталей. Так, на многих надгробиях из Керчи, датируемых IV—III вв. до н.э., мы видим шишку пинии между стволами аканфа, а над ней между стеблями пальметы — розетту. Мастера, создававшие эти памятники, были хорошо знакомы с лучшими произведениями аттического искусства, некоторые образцы которого попадали на Боспор, примером чего является мраморный акротерий из некрополя Фанагории. Самым трудным вопросом является датировка нашего акротерия. Как мы уже отмечали, акротерий в Тирамбе был найден случайно местным жителем, около него лежали обломки гераклейской амфоры и медная монета III в. до н.э., что дает нам основание издаваемый памятник отнести к концу III в. до н.э. Нам представляется, что необычайная законченность и целостность композиции декора акротерия, заключенного в полуовальном углублении, правильность его формы (длина основания почти равна высоте), а также плоские рельефы побегов аканфа, характерные для более ранних памятников, не противоречат вышеназванной дате.

Публикуемый памятник интересен еще и тем, что он принадлежит резцу оригинального мастера с определенной манерой исполнения, что дает возможность определить его руку и в других произведениях. Не исключена возможность, что им было сделано надгробие женщины из западного некрополя Фанагория. Четкость линий, строгость пропорций и удивительная соразмерность фигуры, вкомпанованной в архитектурное обрамление плиты, напоминают публикуемый акротерий.

Литература:
Алексеева Е.М. Фрагменты расписной штукатурки первых веков нашей эры из Пантикапея// История и культура античного мира,- М.: "Наука", 1977 - c. 3-5

Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве" - кликни, картинка большого размера, можно разглядеть все детали
Акротерий (в виде пальметты). Фрагмент надгробия из Фанагории. Мрамор. 4 в. до н.э. Музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. Москва.
(Источник: «Популярная художественная энциклопедия.» Под ред. Полевого В.М.; М.: Издательство "Советская энциклопедия", 1986.)

см. также http://etc.usf.edu/ClipArt/keyword/greek-architecture

Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве" Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве" Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве"

Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве" Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве" Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве"

Отредактировано Иванка (2014-03-10 16:20:09)


Вы здесь » КНИГА МАТЕРЕЙ » Слово о полку Игореве » Г.Сумаруков. Затаённое имя: Тайнопись в "Слове о полку Игореве"