Лаодика написал(а):Не подходит эта версия, предлагай свою.
Да эта версия не моя, она всем славянским народам знакома - живи по солнышку, как предки твои жили, а не по оккультным заморочкам. Ради красного словца разве АС Пушкин одно зданьице обещал спалить, которое на месте домика Параши и её матери соорудили? Просто Иванка уже давно мечтает на РОДном языке говорить, а не пользоваться христианско-масонскими терминами... Эх, не спорю, приходится, бывает, и МИССИАНСКОЕ почитывать, хотя бы из-за того, что есть река с похожим названием: МИАС.
Так мы же с тобой рудокопы - глядишь, чего и блеснёт в подколпачном мраке... Маринка Ч. мне тут выдержки из своей "пиковой алхимии" прислала - тушите свет! До Иванки, ей-ей, только сейчас дошло, чем Лизавету Германн взял за душу... Это он поначалу ей "цитат" надёргал, а потом... Так девушку настроил, что она ему все тайны женские готова была доверить, и кабы не старая графиня АННА... Бывает, и ключ у немца в руках, а он не знает, где замочная скважина 
Восторг! обожаю АСа!
Другое дело - петруша Гринёв, Петя-петушок, золотой гребешок. Ентот знал, как Марьюшку из полуобморочного состояния вывести. Петя, хотя и великое дело делал, но масонерию не разводил (тень на плетень).
Иванке понравился твой последний пост в Данте, и вдруг нате вам - Гуцуляк, вроде того, Печёнкина, кажется 
Во это - ТЕ СЛОВА, из самой души, ЛЕЛЬ из чиста СИНЬ-ЛЬНА:
Лаодика написал(а):Вынега, выхола (Поспелочка) – девушка въ поре.
Душенька – «личиком бела, съ очей весела.»
Ерутинка – милый, желанный (пенз.)
Задобный (жадобный, жадобушко) – милый, любезный, желанный (разг.)
Запава – паве подобная (др. рус.) (не путать с «забава»)
Красовитая дева – красавица–нарядница.
Купава (Купавна) – красава – пышная, гордая красавица (пск., твер.)
Вот тут тоже про ЛЕЛЬ, если интересно, почитай:
А.П.Чехов. Степь (фрагмент)
"...Неизвестный сел, снял ружье и положил его возле себя. Он казался
сонным, томным, улыбался, щурился от огня и, по-видимому, думал о чем-то
очень приятном. Ему дали ложку. Он стал есть.
- Ты кто сам? - спросил его Дымов.
Незнакомец не слышал вопроса; он не ответил и даже не взглянул на
Дымова. Вероятно, этот улыбающийся человек не чувствовал и вкуса каши,
потому что жевал как-то машинально, лениво, поднося ко рту ложку то очень
полную, то совсем пустую. Пьян он не был, но в голове его бродило что-то
шальное.
- Я тебя спрашиваю: ты кто? - повторил Дымов.
- Я-то? - встрепенулся неизвестный. - Константин Звонык, из Ровного.
Отсюда версты четыре.
И, желая на первых же порах показать, что он не такой мужик, как все, а
получше, Константин поспешил добавить:
- Мы пасеку держим и свиней кормим.
- При отце живешь, али сам?
- Нет, теперь сам живу. Отделился. В этом месяце после Петрова дня
оженился. Женатый теперь!.. Нынче восемнадцатый день, как обзаконился.
- Хорошее дело! - сказал Пантелей. - Жена ничего... Это бог
благословил...
- Молодая баба дома спит, а он по степу шатается, - засмеялся Кирюха. -
Чудак!
Константин, точно его ущипнули за самое живое место, встрепенулся,
засмеялся, вспыхнул...
- Да господи, нету ее дома! - сказал он, быстро вынимая изо рта ложку и
оглядывая всех радостно и удивленно. - Нету! Поехала к матери на два дня!
Ей-богу, она поехала, а я как неженатый...
Константин махнул рукой и покрутил головою; он хотел продолжать думать,
но радость, которою светилось лицо его, мешала ему. Он, точно ему неудобно
было сидеть, принял другую позу, засмеялся и опять махнул рукой. Совестно
было выдавать чужим людям свои приятные мысли, но в то же время неудержимо
хотелось поделиться радостью.
- Поехала в Демидово к матери! - сказал он, краснея и перекладывая на
другое место ружье. - Завтра вернется... Сказала, что к обеду назад будет.
- А тебе скучно? - спросил Дымов.
- Да господи, а то как же? Без году неделя, как оженился, а она
уехала... А? У, да бедовая, накажи меня бог! Там такая хорошая да славная,
такая хохотунья да певунья, что просто чистый порох! При ней голова ходором
ходит, а без нее вот словно потерял что, как дурак по степу хожу. С самого
обеда хожу, хоть караул кричи.
Константин протер глаза, посмотрел на огонь и засмеялся.
- Любишь, значит... - сказал Пантелей.
- Там такая хорошая да славная, - повторил Константин, не слушая, -
такая хозяйка, умная да разумная, что другой такой из простого звания во
всей губернии не сыскать. Уехала... А ведь скучает, я зна-аю! Знаю, сороку!
Сказала, что завтра к обеду вернется... А ведь какая история! - почти
крикнул Константин, вдруг беря тоном выше и меняя позу, -теперь любит и
скучает, а ведь не хотела за меня выходить!
- Да ты ешь! - сказал Кирюха.
- Не хотела за меня выходить! - продолжал Константин, не слушая. - Три
года с ней бился! Увидал я ее на ярмарке в Калачике, полюбил до смерти, хоть
на шибеницу полезай... Я в Ровном, она в Демидовом, друг от дружки за
двадцать пять верст, и нет никакой моей возможности. Засылаю к ней сватов, а
она: не хочу! Ах ты, сорока! Уж я ее и так, и этак, и сережки, и пряников, и
меду полпуда - не хочу! Вот тут и поди. Оно, ежели рассудить, то какая я ей
пара? Она молодая, красивая, с порохом, а я старый, скоро тридцать годов
будет, да и красив очень: борода окладистая - гвоздем, лицо чистое -всё в
шишках. Где ж мне с ней равняться! Разве вот только что богато живем, да
ведь и они, Вахраменки, хорошо живут. Три пары волов и двух работников
держат. Полюбил, братцы, и очумел... Не сплю, не ем, в голове мысли и такой
дурман, что не приведи господи! Хочется ее повидать, а она в Демидове... И
что ж вы думаете? Накажи меня бог, не брешу, раза три на неделе туда пешком
ходил, чтоб на нее поглядеть. Дело бросил! Такое затмение нашло, что даже в
работники в Демидове хотел наниматься, чтоб, значит, к ней поближе.
Замучился! Мать знахарку звала, отец раз десять бить принимался. Ну, три
года промаялся и уж так порешил: будь ты трижды анафема, пойду в город и в
извозчики... Значит, не судьба! На Святой пошел я в Демидово в последний
разочек на нее поглядеть...
Константин откинул назад голову и закатился таким мелким, веселым
смехом, как будто только что очень хитро надул кого-то.
- Гляжу, она с парубками около речки, -продолжал он. - Взяло меня
зло... Отозвал я ее в сторонку и, может, с целый час ей разные слова...
Полюбила! Три года не любила, а за слова полюбила!
- А какие слова? - спросил Дымов.
- Слова? И не помню... Нешто вспомнишь?
Тогда, как вода из жолоба, без передышки:
та-та-та-та! А теперь ни одного такого слова не выговорю... Ну, и пошла
за меня... Поехала теперь, сорока, к матери, а я вот без нее по степу. Не
могу дома сидеть. Нет моей мочи!
Константин неуклюже высвободил из-под себя ноги, растянулся на земле и
подпер голову кулаками, потом поднялся и опять сел. Все теперь отлично
понимали, что это был влюбленный и счастливый человек, счастливый до тоски;
его улыбка, глаза и каждое движение выражали томительное счастье. Он не
находил себе места и не знал, какую принять позу и что делать, чтобы не
изнемогать от изобилия приятных мыслей. Излив перед чужими людьми свою душу,
он, наконец, уселся покойно и, глядя на огонь, задумался.
При виде счастливого человека всем стало скучно и захотелось тоже
счастья. Все задумались. Дымов поднялся, тихо прошелся около костра и, по
походке, по движению его лопаток, видно было, что он томился и скучал. Он
постоял, поглядел на Константина и сел.
А костер уже потухал. Свет уже не мелькал и красное пятно сузилось,
потускнело... И чем скорее догорал огонь, тем виднее становилась лунная
ночь. Теперь уж видно было дорогу во всю ее ширь, тюки, оглобли, жевавших
лошадей; на той стороне неясно вырисовывался другой крест...
Отредактировано Иванка (2013-11-14 20:23:43)
Это скорее Германн бедной Лизе мог сообщить на ушко, на окошке сидючи... ну,от него-то душевного тепла никто и не ждал, кроме, разумеется, Лизаветы Ивановны...
, речь о Кассиопее.
), что МАРЬЯ смогла удержать КОСУ в правой руке? И ПСИХЕ от неё никуда не делась 
