КНИГА МАТЕРЕЙ

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Садко

Сообщений 1 страница 6 из 6

1

Садко

Жил Садко в славном Цареграде. Терема Цареграда были из белого камня, стояли в городе высокие храмы, радовали глаз широкие площади.

Как-то пошел Садко к Ильмень-озеру, что близ моря Черного и недалече от Твердиземного. Стал играть на яровчатых гуслях. И вышел из озера бог Ильм Озерный.

- Ты, Садко, - сказал Ильм, - распотешил меня. За это я тебя награжу. Побейся о великий заклад с купцами цареградскими, что выловишь в Ильмене рыбу - золотое перо, и я помогу тебе.

Вернулся Садко в Царьград и побился с купцами о великий заклад, о все лавки и товары Царьграда. А когда поймал рыбу - золотое перо, стал самым богатым купцом в городе. Стал торговать Садко, и помогал ему в торговых делах сам бог Велес. И потому Садко построил Велесу богатый храм. И снарядил он тридцать кораблей и поплыл торговать в заморские страны.

И пошел по морю Черному, побывал на Белом Острове, что у устья Дуная. Побывал и на Березани, острове Стрибога, что в устье Днепра. А потом остановился на острове Лиха Одноглазого, затем - на острове Буяне близ устья Ра-реки. От острова Буяна Садко поднялся по Ра-реке к Белому городу, где выгодно продал товары и построил храм Велесу. А когда Садко возвращался обратно в Царьград по Черному морю, его корабли застала буря.

- Много мы по морюшку ездили, дани Черноморцу не плачивали! Ныне Царь Морской дани требует!

И тут корабельщики увидели чудо-чудное - огненную лодочку, в которой приехали слуги Черноморца. Они потребовали вместо дани самого Садко. И он отправился на огненной лодочке к Морскому царю. А у Морского царя был пир. И он приказал Садко играть на своих волшебных гуслях. Делать нечего - начал играть Садко, а Морской царь стал плясать.

Тут явился перед Садко Велес и сказал:

- Видишь ты, что скачет в палатах царь - он же скачет по морю синему! И от пляски той ветры ярятся, и от пляски той волны пенятся! Тонут в морюшке корабли, гибнут душеньки неповинные!

Услышав об этом. Садко сломал свои гусли и Черноморец перестал плясать. И сказал Черноморец гусляру, что в награду за свою игру он получит в жены дочь Морского царя - Ильмару.

Сыграли свадьбу. После свадьбы Садко лег спать с Ильмарой, а когда проснулся - оказался на берегу Ильмары- реки, что течет у стен Царьграда. И увидел он, что по реке плывут его корабли. Вот уж дивовались его друзья- корабельщики тому, что Садко оказался в Цареграде впереди их.

И теперь Садко все из века в век прославляют!
**************************************************
Песнь о Садко восстановлена на основе былин о Садко (см. академическое издание «Новгородских былин»), греческих легенд об Одиссее, арабских сказок о Синдбаде-мореходе. Изначально это были малоазийские легенды, после переселений в новые земли у славян спи предания стали связываться с Новгородом Таврическим (Неаполь Скифский в Крыму) и лишь затем с Новгородом Словенским. Наследниками Садко стали Одиссей и Синдбад. Одиссей ходил по тому же Черному морю, что и Садко. И лишь потом (в римское время) его отправили в Средиземное море, а волшебные острова и народы, очень хорошо известные в Черном море, привязали к островам и народам Средиземного моря, из-за чего все смешалось. Одиссей-Садко совершает те же подвиги и бывает к тех же краях, что и аргонавты (а они безусловно ходят в Черном море).

Подробнее об этом рассказано в серии стетей «Гибель Атлантиды» («Наукаи религия» №9-12,1991). Интересно сравнить греческую легенду о Полифеме и русскую сказку о Лихе Одноглазом. Рассказ об огненной лодочке и огненном столпе, по коему Садко сходит в Подводное царство, напоминает уфологические описания. Однако и оно взято из «Новгородских былин».

Былина Садко

Садко

В славном в Нове-граде
Как был Садко-купец, богатый гость.
А прежде у Садка имущества не было:
Одни были гусельки яровчаты;
По пирам ходил-играл Садко.

Садка день не зовут на почестей пир,
Другой не зовут на почестен пир
И третий не зовут на почестен пир,
По том Садко соскучился.
Как пошел Садко к Ильмень-озеру,
Садился на бел-горюч камень
И начал играть в гусельки яровчаты.
Как тут-то в озере вода всколыбалася,
Тут-то Садко перепался,
Пошел прочь от озера во свой во Новгород.

Садка день не зовут на почестен пир,
Другой не зовут на почестен пир
И третий не зовут на почестен пир,
По том Садко соскучился.
Как пошел Садко к Ильмень-озеру,
Садился на бел-горюч камень
И начал играть в гусельки яровчаты.
Как тут-то в озере вода всколыбалася,
Тут-то Садко перепался,
Пошел прочь от озера во свой во Новгород.

Садка день не зовут на почестен пир,
Другой не зовут на почестен пир
И третий не зовут на почестен пир,
По том Садко соскучился.
Как пошел Садко к Ильмень-озеру,
Садился на бел-горюч камень
И начал играть в гусельки яровчаты.
Как тут-то в озере вода всколыбалася,
Показался царь морской,
Вышел со Ильмени со озера,

Садко

Сам говорил таковы слова:
- Ай же ты, Садхо новгородский!
Не знаю, чем буде тебя пожаловать
За твои за утехи за великие,
За твою-то игру нежную:
Аль бессчетной золотой казной?
А не то ступай во Новгород
И ударь о велик заклад,
Заложи свою буйну голову
И выряжай с прочих купцов
Лавки товара красного
И спорь, что в Ильмень-озере
Есть рыба - золоты перья.

Как ударишь о велик заклад,
И поди свяжи шелковой невод
И приезжай ловить в Ильмень-озеро:
Дам три рыбины - золота перья.
Тогда ты, Садко, счастлив будешь!
Пошел Садко от Ильменя от озера,
Как приходил Садко во свой во Новгород,
Позвали Садка на почестен пир.

Садко

Как тут Садко новогородский
Стал играть в гусельки яровчаты;
Как тут стали Садка попаивать,
Стали Садку поднашивать,
Как тут-то Садко стал похвастывать:
- Ай же вы, купцы новогородские!
Как знаю чудо-чудное в Ильмень-озере:
А есть рыба - золоты перья в Ильмень-озере!

Как тут-то купцы новогородские
Говорят ему таковы слова:
- Не знаешь ты чуда-чудного,
Не может быть в Ильмень-озере рыбы - золоты перья.

- Ай же вы, купцы новогородские!
О чем же бьете со мной о велик заклад?
Ударим-ка о велик заклад:
Я заложу свою буйну голову,
А вы залагайте лавки товара красного.
Три купца повыкинулись,
Заложили по три лавки товара красного,
Как тут-то связали невод шелковой
И поехали ловить в Ильмень-озеро.
Закинули тоньку в Ильмень-озеро,
Добыли рыбку - золоты перья;

Закинули другую тоньку в Ильмень-озеро,
Добыли другую рыбку - золоты перья;
Третью закинули тоньку в Ильмень-озеро,
Добыли третью рыбку - золоты перья.
Тут купцы новогородские
Отдали по три лавки товара красного.

Садко

Стал Садко поторговывать,
Стал получать барыши великие.
Во своих палатах белокаменных
Устроил Садко все по-небесному:
На небе солнце - и в палатах солнце,
На небе месяц - и в палатах месяц,
На небе звезды - и в палатах звезды.

Потом Садко-купец, богатый гость,
Зазвал к себе на почестен пир
Тыих мужиков новогородскиих
И тыих настоятелей новогородскиих:
Фому Назарьева и Луку Зиновьева.

Все на пиру наедалися,
Все на пиру напивалися,
Похвальбами все похвалялися.
Иной хвастает бессчетной золотой казной,
Другой хвастает силой-удачей молодецкою,
Который хвастает добрым конем,
Который хвастает славным отчеством.
Славным отчеством, молодым молодечеством,
Умный хвастает старым батюшком,
Безумный хвастает молодой женой.

Говорят настоятели новогородские:
- Все мы на пиру наедалися,
Все на почестном напивалися,
Похвальбами все похвалялися.
Что же у нас Садко ничем не похвастает?
Что у нас Садко ничем не похваляется?
Говорит Садко-купец, богатый гость:
- А чем мне, Садку, хвастаться,
Чем мне, Садку, пахвалятися?

Садко

У меня ль золота казна не тощится,
Цветно платьице не носится,
Дружина хоробра не изменяется.
А похвастать - не похвастать бессчетной золотой казной:
На свою бессчетну золоту казну
Повыкуплю товары новогородские,
Худые товары и добрые!

Не успел он слова вымолвить,
Как настоятели новогородскке
Ударили о велик заклад,
О бессчетной золотой казне,
О денежках тридцати тысячах:
Как повыкупить Садку товары новогородские,
Худые товары и добрые,
Чтоб в Нове-граде товаров в продаже боле не было.
Ставал Садко на другой день раным-рано,
Будил свою дружину Хоробрую,
Без счета давал золотой казны
И распускал дружину по улицам торговыим,
А сам-то прямо шел в гостиный ряд,
Как повыкупил товары новогородские,
Худые товары и добрые,
На свою бессчетну золоту казну.

На другой день ставал Садко раным-рано,
Будил свою дружину хоробрую,
Без счета давал золотой казны
И распускал дружину по улицам торговыим,
А сам-то прямо шел в гостиный ряд:
Вдвойне товаров принавезено,
Вдвойне товаров принаполнено
На тую на славу на великую новогородскую.
Опять выкупал товары новогородские,
Худые товары и добрые,
На свою бессчетну золоту казну.

На третий день ставал Садко раным-рано,
Будил свою дружину хоробрую,
Без счета давал золотой казны
И распускал дружину по улицам торговыим,
А сам-то прямо шел в гостиный ряд:
Втройне товаров принавезено,
Втройне товаров принаполнено,
Подоспели товары московские
На тую на великую на славу новогородскую.

Садко

Как тут Садко пораздумался:
"Не выкупить товара со всего бела света:
Еще повыкуплю товары московские,
Подоспеют товары заморские.
Не я, видно, купец богат новогородский -
Побогаче меня славный Новгород".
Отдавал он настоятелям новогородскиим
Денежек он тридцать тысячей.

На свою бессчетну золоту казну
Построил Садко тридцать кораблей,
Тридцать кораблей, тридцать черлёныих;
На те на корабли на черлёные
Свалил товары новогородские,
Поехал Садко по Волхову,
Со Волхова во Ладожско,
А со Ладожска во Неву-реку,
А со Невы-реки во сине море.
Как поехал он по синю морю,
Воротил он в Золоту Орду,
Продавал товары новогородские,
Получал барыши великие,
Насыпал бочки-сороковки красна золота, чиста серебра,
Поезжал назад во Новгород,
Поезжал он по синю морю.

На синем море сходилась погода сильная,
Застоялись черлёны корабли на синем море:
А волной-то бьёт, паруса рвёт,
Ломает кораблики черлёные;
А корабли нейдут с места на синем море.

Садко

Говорит Садко-купец, богатый гость,
Ко своей дружине ко хоробрые:
- Ай же ты, дружинушка хоробрая!
Как мы век по морю ездили,
А морскому царю дани не плачивали:
Видно, царь морской от нас дани требует,
Требует дани во сине море.
Ай же, братцы, дружина хоробрая!
Взимайте бочку-сороковку чиста серебра,
Спущайте бочку во сине море,-
Дружина его хоробрая
Взимала бочку чиста серебра,
Спускала бочку во сине море;
А волной-то бьёт, паруса рвёт,
Ломает кораблики черлёные,
А корабли нейдут с места на синем море.

Тут его дружина хоробрая
Брала бочку-сороковку красна золота,
Спускала бочку во сине море:
А волной-то бьёт, паруса рвёт,
Ломает кораблики черлёные,
А корабли все нейдут с места на синем море.
Говорит Садко-купец, богатый гость:
- Видно, царь морской требует
Живой головы во сине море.
Делайте, братцы, жеребья вольжаны,
Я сам сделаю на красноем на золоте,
Всяк свои имена подписывайте,
Спускайте жеребья на сине море:
Чей жеребий ко дну пойдет,
Таковому идти в сине море.

Делали жеребья вольжаны,
А сам Садко делал на красноем на золоте,
Всяк свое имя подписывал,
Спускали жеребья на сине море.
Как у всей дружины хоробрые
Жеребья гоголем по воде плывут,
А у Садка-купца - ключом на дно.
Говорит Садко-купец, богатый гость:
- Ай же братцы, дружина хоробрая!
Этыя жеребья неправильны:
Делайте жеребья на красноем на золоте,
А я сделаю жеребий вольжаный.
Делали жеребья на красноем на золоте,
А сам Садко делал жеребий вольжаный.
Всяк свое имя подписывал,
Спускали жеребья на сине море:
Как у всей дружины хоробрые
Жеребья гоголем по зоде плывут,
А у Садка-купца - ключом на дно.

Говорит Садко-купец, богатый гость:
- Ай же братцы, дружина хоробрая!
Видно, царь морской требует
Самого Садка богатого в сине море.
Несите мою чернилицу вальяжную,
Перо лебединое, лист бумаги гербовый.

Несли ему чернилицу вальяжную,
Перо лебединое, лист бумаги гербовый,
Он стал именьице отписывать:
Кое именье отписывал божьим церквам,
Иное именье нищей братии,
Иное именьице молодой жене,
Остатное именье дружине хороброей.

Говорил Садко-купец, богатый гость:
- Ай же братцы, дружина хоробрая!
Давайте мне гусельки яровчаты,
Поиграть-то мне в остатнее:
Больше мне в гусельки не игрывати.
Али взять мне гусли с собой во сине море?

Взимает он гусельки яровчаты,
Сам говорит таковы слова:
- Свалите дощечку дубовую на воду:
Хоть я свалюсь на доску дубовую,
Не столь мне страшно принять смерть во синен море.
Свалили дощечку дубовую на воду,
Потом поезжали корабли по синю морю,
Полетели, как черные вороны.

Остался Садко на синем море.
Со тоя со страсти со великие
Заснул на дощечке на дубовоей.
Проснулся Садко во синем море,
Во синем море на самом дне,
Сквозь воду увидел пекучись красное солнышко,
Вечернюю зорю, зорю утреннюю.
Увидел Садко: во синем море
Стоит палата белокаменная.
Заходил Садко в палату белокаменну:
Сидит в палате царь морской,
Голова у царя как куча сенная.
Говорит царь таковы слова:
- Ай же ты, Садко-купец, богатый гость!
Век ты, Садко, по морю езживал,
Мне, царю, дани не плачивал,
А нонь весь пришел ко мне во подарочках.
Скажут, мастер играть в гусельки яровчаты;

Садко

Поиграй же мне в гусельки яровчаты. Как начал играть Садко в гусельки яровчаты,
Как начал плясать царь морской во синем море,
Как расплясался царь морской.
Играл Садко сутки, играл и другие
Да играл еще Садко и третии -
А все пляшет царь морской во синем море.
Во синем море вода всколыбалася,
Со желтым песком вода смутилася,
Стало разбивать много кораблей на синем море,
Стало много гибнуть именьицев,
Стало много тонуть людей праведныих.

Как стал народ молиться Миколе Можайскому,
Как тронуло Садка в плечо во правое:
- Ай же ты, Садко новогородский!
Полно играть в гуселышки яровчаты! -
Обернулся, глядит Садко новогородскиий:
Ажно стоит старик седатыий.
Говорил Садко новогородский:
- У меня воля не своя во синем море,
Приказано играть в гусельки яровчаты.

Говорит старик таковы слова: - А ты струночки повырывай,
А ты шпенёчки повыломай,
Скажи: "У меня струночек не случилося,
А шпенёчков не пригодилося,
Не во что больше играть,
Приломалися гусельки яровчаты".
Скажет тебе царь морской:
"Не хочешь ли жениться во синем море
На душечке на красной девушке?"
Говори ему таковы слова:
"У меня воля не своя во синем море".
Опять скажет царь морской:
"Ну, Садко, вставай поутру ранёшенько,
Выбирай себе девицу-красавицу".
Как станешь выбирать девицу-красавицу,
Так перво триста девиц пропусти,
А друго триста девиц пропусти,
И третье триста девиц пропусти;
Позади идёт девица-красавица,
Красавица девица Чернавушка,
Бери тую Чернаву за себя замуж...
Будешь, Садко, во Нове-граде.
А на свою бессчётну золоту казну
Построй церковь соборную Миколе Можайскому.

Садко струночки во гусельках повыдернул, Шпенёчки во яровчатых повыломал.
Говорит ему царь морской:
- Ай же ты, Садко новогородскиий!
Что же не играешь в гусельки яровчаты?
- У меня струночки во гусельках выдернулись,
А шпенёчки во яровчатых повыломались,
А струночек запасных не случилося,
А шпенёчков не пригодилося.

Говорит царь таковы слова:
- Не хочешь ли жениться во синем море
На душечке на красной девушке?-
Говорит ему Садко новогородскиий:
- У меня воля не своя во синем море.-
Опять говорит царь морской:
- Ну, Садко, вставай поутру ранёшенько,
Выбирай себе девицу-красавицу.
Вставал Садко поутру ранёшенько,
Поглядит: идет триста девушек красныих.
Он перво триста девиц пропустил,
И друго триста девиц пропустил,
И третье триста девиц пропустил;
Позади шла девица-красавица,
Красавица девица Чернавушка,
Брал тую Чернаву за себя замуж.

Садко

Как прошел у них столованье почестен пир
Как ложился спать Садко во перву ночь,
Как проснулся Садко во Нове-граде,
О реку Чернаву на крутом кряжу,
Как поглядит - ажно бегут
Его черленые корабли по Волхову
Поминает жена Садка со дружиной во синем море:
- Не бывать Садку со синя моря!-
А дружина поминает одного Садка:
- Остался Садко во синем море!

А Садко стоит на крутом кряжу,
Встречает свою дружинушку со Волхова
Тут его дружина сдивовалася:
- Остался Садко во синем море!
Очутился впереди нас во Нове-граде,
Встречает дружину со Волхова!
Встретил Садко дружину хоробрую
И повел во палаты белокаменны.
Тут его жена зрадовалася,
Брала Садка за белы руки,
Целовала во уста во сахарные.

Начал Садко выгружать со черлёных со кораблей
Именьице - бессчётну золоту казну.
Как повыгрузил со черлёныих кораблей,
Состроил церкву соборную Миколе Можайскому.

Не стал больше ездить Садко на сине море,
Стал поживать Садко во Нове-граде.

Садко

2

МЕЛЬХИДСЕК это «МАЛЕК-СЕДЕК».  Малек якобы «великий», «величественный» или «царь», но по Борейской нейро-лингвистике  СКАЗАНО И ЗВУЧИТ СЛЕДУЮЩЕЕ -  «МАЛЁК», «МАЛЫЙ» и «НИЧТОЖНЫЙ». СЛОВО «СЕДЕК» ЕСТЬ БОРЕЙСКОЕ «САДОК», ЛИБО «САДКО». СЛОВО «САЛЕМ» ЕСТЬ «СОЛЁМ», ОТ «СОЛЁНЫЙ», как Солёмное (Солёное) Мёртвое Море в Израиле...

Подумай теперь что значит слово «ИЕ-РУ-САЛИМ». Итак если хочешь добраться до «величественного» «МЕЛЬХИСЕДЕКА» (МАЛЁКА-САДКО), ТО ЧИТАЙ РУССКУЮ БЫЛИНУ «САДКО» И ПОЙМЁШЬ БОРЕЙСКИЕ СЛОВА, КОТОРЫЕ БЫЛИ «ВКРУЧЕНЫ» В АЛФАВИТ ИВРИТА ТОРЫ.

У Борейцев (Русских) есть свой «Старый Завет» - ЭТО РУССКИЕ БЫЛИНЫ.
У Борейцев (Русских) есть свой «Новый Завет» - ЭТО РУССКИЕ ВОЛШЕБНЫЕ СКАЗКИ.

Если бы Русские относились к своим СКАЗКАМ, как Семиты к Торе, Танаху и Корану, то оковы оккультного «Авраамизма» спали бы сами по себе уже давно.

Думаю, тебе не нужно много объяснять по поводу «Садко». Прочитай Русскую былину «САДКО» несколько раз, и ты найдёшь как НЕКОТОРОЕ «Борейское» было «продано», кем и кому и под чьим ЧЁТКИМ РУКОВОДСТВОМ.

«САДКО» - Tzadok (צדוק) - ЭТО «МЕЛЬХИСЕДЕК» ТОРЫ-ТАНАХА НА ИВРИТЕ – «МАЛ-ЁК-САДОК» (МЕЛЬ-ХИ-СЕДЕК). Другого просто не бывает, и никогда НЕ БЫЛО...

В былине «Садко» СКАЗАНО АБСОЛЮТНО ВСЁ, КАК ЖРЕЧЕСКИЙ ИУДАИЗМ (ТСАДИЗМ) ВНЕДРИЛСЯ НА ТЕРРИТОРИИ БЫВШЕЙ БОРЕИ, ТО ЕСТЬ В РОССИИ. Сопоставь былину со всеми её «персонажами» с Жреческой Оккультной «Иудаистикой» в предложенной сноске в Википедии (за неимением времени разбирать "Энциклопедию Иудаизма"), а потом уже аналитическим способом сравни и сопоставь «персонажи» - из былины "Садко" и Торы-Танаха в отношении "Мельхи-Тсадока" (Мельхи-Седека):

http://en.wikipedia.org/wiki/Zadok

Титулы «Жречества  צדוק  ЗАДОК» (Tzadok) в Иудаизме:

Zadok (Hebrew: Tzadok צדוק, meaning "Righteous"), was a priest descended from Eleazar the son of Aaron, who aided King David during the revolt of his son Absalom, and was consequently instrumental in bringing King Solomon to throne. After Solomon's building of The First Temple in Jerusalem, Zadok was the first High Priest to serve there.
Ещё обрати внимание в третьей картинке поста НА ОДЕЖДУ «ТСАДИКА»=МЕЛЬ-ХИ-СЕДЕКА (САДКА) . В картине Корнелиса Де Воса «РУКОПОЛОЖЕНИЕ СОЛ-АМОНА», где ЗАДОК (ТСАДИК, ТСАДКО, он же МЕЛЬХИСЕДЕК, ОН ЖЕ МАЛЕК-САДЕК, ОН ЖЕ МАЛЁК-САДКО) РУКОПОЛАГАЕТ СОЛ-АМОНА В ЦАРИ...ИМЕННО ВОДОЙ.

Подумай, где это было и когда....

...в сказке «ложь», да в ней намёк, добру молодцу урок, - хотя «Садко» это не СКАЗКА, А БЫЛЬ...то есть ТО, ЧТО В САМОМ ДЕЛЕ КОГДА-ТО БЫЛО.
Вот такая маленькая история Дрюнвало. Осознай следующее – АДЕПТАМ ИМЕНА ДАЮТ УЧИТЕЛЯ (МАСТЕРА), КАК «КЛИЧКУ» СВОЕМУ ЛЮБИМОМУ "ДОМАШНЕМУ ЖИВОТНОМУ", НО УЧИТЕЛЯ НЕ ВСЕГДА УТРУЖДАЮТ СЕБЯ ГОВОРИТЬ АДЕПТУ, ЧТО ДАННОЕ ЕМУ ИМЯ В САМОМ ДЕЛЕ ЗНАЧИТ...

Сделай выводы сам.

F.

Садко Садко
Садко Садко

3

Марёна написала:

Благодарю, Сва САВская! Это не «отрывок, а ЧУДО…

Это тебе:

Садко

В качестве дополнения:

Сва написала (перевела):

«Мельхиседек, ты думаешь, что создаёшь странные ароматы, которыми возможно обернуть моё тело и свести с ума планеты, победив смерть и выиграв вечность?»
«Эти ароматы будут действенны, если ты решишь бросить внутрь змею, которую несёшь в своей руке, и когда ты сама войдёшь туда. Вполне вероятно, что я последую за тобой, и тоже войду в котёл, и сварюсь вместе с тобой…»
Царица Савская и Мельхиседек создали Райскую Птицу. Там на полу дома Мельхиседека, в городе Соломона, Райская Птица начала свой Танец, но этого никто не знал.
Это известно, как танец птицы. Она начинает сначала двигаться как сумасшедшая, как невменяемая, из стороны в сторону, с раскачивающейся головой. Она ищет, ищет что-то, что потеряла. Она перемещается от ног Царицы Савской к ногам Мельхиседека. И так днями, неделями, и всегда в одно и то же время, с утра до вечера. Она одинока. Чувствует, что одинока. Внезапно она вскочила на край печи, и продолжала танцевать там. Но теперь это был неподвижный танец, так как танцевало её оперение. Оно раскрывалось, поднималось, росло. Это что-то невероятное, что очаровывает. Понятно, что птица безумна, что превратилась в человека, и больше, чем в человека, совершенного, всеобъемлющего - это бог. Её оперение заполнило комнату, дом Мельхиседека, который есть небеса с их планетами, в каждом пере этой птицы открывается глаз Царицы Савской, глаз, который смотрит непосредственно вовне, на город Соломона, на Храм Соломона.
А Соломон, похоже, начал догадываться, потому что он прервал свершение правосудия, оставаясь с поднятым мечом, и вручая невредимого ребёнка, не разделяя его, истинной матери. Он свершил правосудие, не подозревая об этом.
Птица исчезла; она была несуществующей. Это была Райская Птица.
Мельхиседек, с головой между рук, сказал: «Мы не можем здесь больше задерживаться. Оставаться опасно. Но также опасно не оставаться. Эта драма, эта история возможна один раз в вечности. Всё символично. Отныне, мы должны продвигаться посредством известных образов, повторяющихся с Атлантиды; это образы любви, которые не есть любовь. К сожалению, мы располагаем ограниченным числом символов. Жесты те же самые, но чувство другое…ты готова Царица Савская…? Ты говорила мне об аромате…Там он будет создан».
«Что я должна делать?» - спросила она.
«Разденься и войди в купальню вместе со мной, кипи со мной. Перья птицы уже там. Змея проникнет, благодаря твоему полу, и выйдет, благодаря твоим глазам…Этот аромат будет для двоих…»
«Я пришла – сказала она – «странствуя из Атлантиды… Но можем ли мы делать это без любви?».
Мельхиседек поднял лицо, и большое страдание отразилось в его глазах.
«Если мы задержимся, нас ожидает только лишь катастрофа, новое погружение Атлантиды из-за волны ужаса…Эта возможность появляется единственный раз за миллионы лет, только единственный раз… ты достаточно знаешь о боли песков, о бесконечных поисках, о неутолимой жажде, о мучении вечного возвращения…котёл готов, пылает и возбуждён, оперение Райской Птицы ждёт змею…».
Царица Савская колебалась на краю кипящей купальни, колебалась, не чувствуя любви к Мельхиседеку. Танец птицы производил восхитительное впечатление, но в то же время и неопределимое отвращение. Этот момент был серым, тяжёлым для неё. Зная, что принятие решения войти в котёл, завершило бы всё, и её мучения возрастов, эпох, её странствие через миры, в пустынях творения, возможно, закончилось бы. Но была ли она уверена, что хочет закончить это мучение? Несмотря на непостижимый возраст её души, она не чувствовала даже непобедимой молодости скачущей как кабарга в центре её сердца…? Более того, она и пришла для этого, только для этого, пересекла пустыню от своего легендарного трона Ура, и на краю такой желанной мистерии, вместе с мудрым Мельхиседеком, Царица Савская колебалась, опуская мало помалу руки, а также свою вуаль.
Здесь тело Царицы Савской. Её душистые волосы ниспадали на огромный, как сфера Луны, лоб. Её тонкая шея немного склонилась в сторону змеи. Её, широко открытые, глубокие глаза, старались уловить всё, каждый миг происходящего. Её губы открыты к молоку и мёду её внутренностей. Её плечи и руки сломлены. Её маленькие груди пасутся как близнецы кабарги… Её живот очень мягкий. Её ноги длинные как путь из Ура. Её пол (ЁЁНИ, прим. Сва) как тёмный цветок моря, поглотившего Атлантиду. Её ступни покрыты песком до лодыжки. Её руки, с тонкими пальцами, где содрогалось безумие Бога, с ногтями, царапающими мраморные плиты, замерзающие камни, в течение веков, возрастов, через страх.
Мельхиседек поднялся, сбросил своё облачение, взял жезл (возможно жезл Аарона) и коснулся её. Она превратила свою змею в другой жезл. Жезлы без цветов.
Мельхиседек сказал: «Мы должны объединиться грудью…»
Но в это время облако пара поднялось из печи и накрыло тело Царицы Савской, сделав её на мгновение невидимой для Мельхиседека. Это было что-то непредвиденное, возможно, вещество было плохо смешано из-за отсутствия любви. И Райская Птица, которая не умерла, а ожидала на полу дома Мельхиседека, улетела петь в Храм Соломона. Птица предала Мельхиседека, и известила город о визите Царицы Савской..."

Да, БЕЗ ЛЮБВИ никак, ЛЮБОВЬ НЕПЕРВЗОЙДЁННА...

Не читал ли этот отрывок в оригинале Патрик Зюскинд, автор "Парфюмера"? (главного героя, кстати, зовут ГРеНуй, и создатель АРОМАТОВ плохо кончил...).

А вот ГАЛГАЛ Николая Гумилёва:

Птица

Я не смею больше молиться,
Я забыл слова литаний,
Надо мной грозящая птица,
И глаза у нее - огни.

Вот я слышу сдержанный клекот,
Словно звон истлевших цимбал,
Словно моря дальнего рокот,
Моря, бьющего в груди скал.

Вот я вижу - когти стальные
Наклоняются надо мной,
Словно струи дрожат речные,
Озаряемые луной.

Я пугаюсь, чего ей надо,
Я не юноша Ганимед,
Надо мною небо Эллады
Не струило свой нежный свет.

Если ж это голубь господень
Прилетел сказать: - Ты готов! -
То зачем же он так несходен
С голубями наших садов?

(1916)

ДЕВА-ПТИЦА

Пастух веселый
Поутру рано
Выгнал коров в тенистые долы
Броселианы.

Паслись коровы,
И песню своих веселий
На тростниковой
Играл он свирели.

И вдруг за ветвями
Послышался голос, как будто не птичий,
Он видит птицу, как пламя,
С головкой милой, девичьей.

Прерывно пенье,
Так плачет во сне младенец.
В черных глазах томленье,
Как у восточных пленниц.

Пастух дивится
И смотрит зорко:
"Такая красивая птица,
А стонет так горько",

Ее ответу
Он внемлет, смущенный:
"Мне подобных нету
На земле зеленой.

Хоть мальчик-птица,
Исполненный дивных желаний,
И должен родиться
В Броселиане,

Но злая
Судьба нам не даст наслажденья:
Подумай, пастух, должна я
Умереть до его рожденья.

И вот мне не любы
Ни солнце, ни месяц высокий,
Никому не нужны мои губы
И бледные щеки.

Но всего мне жальче,
Хоть и всего дороже,
Что птица-мальчик
Будет печальным тоже.

Он станет порхать по лугу,
Садиться на вязы эти
И звать подругу,
Которой уж нет на свете.

Пастух, ты, наверно, грубый,
Ну, что ж, я терпеть умею,
Подойди, поцелуй мои губы
И хрупкую шею.

Ты юн, захочешь жениться,
У тебя будут дети,
И память о Деве-птице
Долетит до иных столетий."

Пастух вдыхает запах
Кожи, солнцем нагретой,
Слышит, на птичьих лапах
Звенят золотые браслеты.

Вот уже он в исступленьи.
Что делает, сам не знает.
Загорелые его колени
Красные перья попирают.

Только раз застонала птица,
Раз один застонала,
И в груди ее сердце биться
Вдруг перестало.

Она не воскреснет,
Глаза помутнели,
И грустные песни
Над нею играет пастух на свирели.

С вечерней прохладой
Встают седые туманы,
И гонит он к дому стадо
Из Броселианы.

(1912)

На первый взгляд, пастуху тоже не повезло... А на другой взгляд?

4

Мигель Серрано написал(а):

    Мельхиседек сидел около своей печи и ронял внутрь капли амаранта, зелёного камня, изумруда, ртути, синего сапфира, перья павлина.
    «Там внутри, - говорил он, - должна родиться Райская Птица; вместе мы увидим её рождение. Я очень редко видел эту птицу. Последний раз в Атлантиде, в городе Авалоне. Это птица, которая впадает в экстаз и раскрывает свои перья как планеты; всё целиком в самой себе. Это человеческая птица. Мы должны, сначала, создать птицу».

Садко

5

Базлов Г.Н. "О гуслях" - часть3

Са́дху (sādhu) — Санскритские термины sādhu («добродетельный человек») (ср. с семитским ТЗАДИК- М.) используются по отношению к личностям, которые отреклись от мира и сосредоточились на духовных практиках. Слово происходит от санскритского корня sādh, который означает «достичь цели», «сделать прямым», или «возыметь силу над чем-то». Тот же самый корень используется в слове садхана (sādhana), которое означает «духовная практика».

Са́дху - инициация гусляра

В северной традиции имя Садко, произносится с ударением на первый слог – САдка, почти как всем известное - Сашка. Это произношение чрезвычайно созвучно санскритскому «садху» - (sādhu).

Не исключено, что это не простое фонетическое совпадение, а следы древнейшей преемственности индоевропейских традиций. Былинный Садко больше похож не на купца, а на человека ищущего подобно индийскому мистику садху (sādhu), некого совершенства через поэтапное постижение тайн взаимосвязей природных явлений и мифо-поэтических законов искусства гусельной игры. Он шаг за шагом, достигает новых ступеней мастерства (санскритское - sādh, означает «достичь цели»), и однажды, сыграв на гуслях самому морскому царю, женившись на его дочке, возвращается на родину совсем другим человеком.
В новгородской былине о гусляре Садке мы видим очевидные черты древней славянской инициации. Как нам кажется, с этой точки зрения былину прежде ни кто не рассматривал. Попробуем показать основания, которые привели нас к такому суждению.
Слово «инициация» происходит от - латинского initiatio — (начинать, посвящать). Это распространенный во всех традиционных обществах обряд, знаменующий переход индивидуума на новую ступень развития в рамках какой-либо социальной группы, школы или мистического общества.
Наиболее характерной чертой обряда инициации является испытание страхом и акт символического умирания и воскресения героя. В некоторых случаях символом смерти является причинение острой боли, пережив, которую человек как бы возрождается заново в новом качестве. Так, например, в нубийских племенах юноше не дают есть в течении недели и ежедневно наносят по 50 ударов палками, а потом ещё и поливают соленой водой. Мучения заканчиваются, тем, что осколком кварца ему делают 3 надреза на плече, после чего испытуемого кормят и рассказывают ему тайные священные предания мужского союза.
Не менее распространенным является символическое проглатывание посвящаемого чудовищем или волшебным животным, как, например, в обрядах употребления наркотического настоя лианы аяваски у индейцев шуаров (Верховья Амазонии, Эквадор). После употребления напитка, в видениях к инициируемому приходит индейский бог солнца – Этсу в виде анаконды или ягуара и проглатывает его. После этого считается, что инициируемый принят и, что он становится ребенком Этсу.
В некоторых случаях символ чудовища – это здание, хижина оформленная в виде страшной пасти. Войдя туда и выйдя наружу, человек считается, погибшим в прежнем качестве и рожденным заново.
Нередко, в инициации, условная смерть манифестируется через стихии. Так в некоторых племенах Африки, кандидат должен преодолеть страх и спрыгнуть с дерева, привязавшись предварительно за ногу лианой. Он как бы «погибает» в воздухе, в прыжке. В приморских странах, распространен обычай, когда испытуемый должен броситься со скалы в воду, и «утопить» там «прежнего себя». У многих славянских народов существует инициирование огнем, например, пройти по раскаленным углям или перепрыгнуть костер, символически «сжигая» свою прошлую, ветхую суть.

В некоторых культурах человека заживо хоронят, и справляю по нему поминки, после чего выкапывают и приветствуют его как нового члена группы, обычно уже нарекая новым именем. Зачастую, пройдя инициацию (особенно это касается половозрастных инициаций) субъект получает право вступать в брак. Не случайно почти все богатырские волшебные русские сказки заканчиваются свадьбой доброго молодца. Мы не будем в этой статье анализировать психологические и социальные аспекты инициации. Остановимся только на наиболее характерных её чертах в былине о Садке.
Важно отметить, что в процессе инициации и в её итоге, субъект приобщается не просто к знанию, а к тайному, секретному. Как читателю уже очевидно, таких «инициационных» сюжетов в былине множество. Это и испытание страхом на берегу Ильменя и «погружение – смерть» на дне Синего (Балтийского моря) во владениях морского царя, «брак» гусляра с речкой и «воскресение» - пробуждение на берегу в Новгороде.
В канву повествования вплетено столько основательно небытовых - мифологических событий, заканчивающихся браком гусляра с дочкой морского царя – рекой Чернавой, что говорить об этом произведении древнерусского поэтического искусства как лишь, о буквальном отражении картины быта древнего Новгорода не остается ни какой возможности.
Давайте разберем все по порядку.
Статусный, можно сказать профессиональный рост Садка, как гусляра в былине, выглядит как лестница трехэтапного восхождения с уровня просто хорошего музыканта, играющего на пирах новгородским богатеям, до зятя морского царя.
Как мы уже выяснили выше, морской царь был неким мифическим патроном и куратором гусляров. А сама гусельная игра считалась взаимосвязанной с водной стихией.
На первом этапе «карьерного роста», когда Садко перестает посещать пиры, а отправляется на берег Ильменя, мы видим осуществление некоей ритуальной практики, предписывающей гусляру играть три дня подряд на берегу Ильмень озера. Играть и не бояться! Когда ему удается преодолеть страх и остаться у воды до ночи, к нему выходит морской царь и в благодарность за игру награждает его знанием о том, как поймать рыбу золото перо и разбогатеть. Из текста былины следует, что Садку не известно, почему Ильмень начинает волноваться от его игры. И только когда морской царь сам является и сообщает, что Садко, оказывается, играл для гостей морского царя, музыкант становится посвященным в тайну того, что гусли могут влиять на волны и, что их игра приятна морскому царю.
В этой сцене видны яркие черты инициации. Садко очень долго играет, целых три дня – то есть испытывается в профессиональном навыке и борется с возникающим к вечеру страхом. Когда все же ему удается играть три дня к ряду и вызвать этим волнение на озере, он получает от морского царя первое посвящение в сакральное знание. На этом первый этап его инициации заканчивается.
Сюжеты подобных по организации посвящений мы часто встречаем в русских богатырских сказках. Там герой должен ночевать трое суток на могиле отца, испытывая страх. В итоге, тот, кому это удается, получает от явившегося отца волшебное оружие, доспех и коня. В былине о Садке схема инициации похожа, но посвящение получает не воин, а музыкант.
Второе посвящение Садка происходит на Синем море, то есть, на море Балтийском.
Памятуя о том, что новгородцы были генетически и культурно связаны с западным славянством: ободритами, руянами, ваграми, поморянами… и что даже Старигард - «Старгород» (современный Альдинбург – вероятный предтеча Новгорода) находился на земле балтийских славян, то что новгородская Славия фактически являлась разросшейся колонией славян переселенцев с Балтики (I), Новгородские словене имеют непосредственную связь с западными поморскими и полабскими славянами - или, по-немецки "вендами". На Руси славянские насельники южного берега Балтики назывались "варяги", видимо по названию одного из племен - варнов или варинов (которое немцы называли "вагры") Балтийское море как у немцев, так и у нас называлось Варецкое. Повесть временных лет определяет что новгородцы происходят от варяг:
"В лето 862 <...> Новгородцы же, люди новгородские - от рода варяжского, прежде же были словенами".
В тексте Новгородской I летописи новгородцы просто выводятся "от рода варяжского". Повесть Временных Лет же дает и второе название – "прежде же были словенами".
Территориально в соответствие с ПВЛ варяги располагались как раз между ляхами (в X-XI вв.) поляками, (Поморье тогда было ляшским) и землями лютичей и Агнянами (англами).
Славянское племя, известное по немецким источникам как вагры, называлось варягами не только у нас на Руси – вероятнее всего, они точно также - варягами называли себя сами, просто в немецком написании сохранилось "вагры". А на Руси осталось в употреблении, а потом было зафиксировано и письменно, исконное, славянское их название. Варяги - варны или варяны жили между Ангельном и Поморьем, что - соответствует современным немецким землям Мекленбург и Шлезвиг-Гольштейн. Столицей конкретно племени вагров был Старигард - нынешний Альдинбург, расположенный на полуострове Вагрия (напротив острова Фембре) в немецкой земле Шлезвиг-Гольштейн. Титмар Мерзенбургский упомянул этот город как столицу вагров Альдинбург. Но по-славянски он назывался Старигард.
Можно сделать предположение, что гусляр не случайно оказался на Балтике, а плавал на родину предков, в места где находился старинный центр древней мифопоэтической и гусельной традиции и где он только и мог получит следующее - второе профессиональное, инициационное посвящение.
Былина описывает длительное стояние кораблей Садка, на обратном пути. Морской царь не отпускал их, пока не будет заплачена дань.
Взглянув на этот сюжет через призму символического описания обряда инициации, мы можем предположить, что на самом деле корабли причалили к какому-то острову на Балтике, для проведения обряда инициации. По мнению Евгения Нефедова, давно и серьезно занимающегося историей балтийских славян, Садко мог ходить именно на Руян (Рюген). Туда же, по его мнению, скорее всего, в дохристианский период истории Новгород регулярно отправлял дань – для храмов Свентовита и Руевита - Самые главные храмы славянского языческого мира. Рюген был дохристианским культурным и религиозным центром славянской земли, более того, с точки зрения славян, центром всего мира. Евгений Нефедов так же полагает, что экспедиция Садка могла заходить и в Щетыно, к богу Триглаву, морскому царю.
Более подробно узнать о балтийских славянах и Полабской Руси можно узнать здесь: http://lujicajazz.narod.ru
Прежде чем покинуть остров, корабельщикам пришлось заплатить «десятину» и передать части своей добычи какой-то авторитетной корпорации, проводившей обряд посвящения Садка.
Аналогичные традиции цеховой организации поэтов и музыкантов и обязательной поэтапной инициации мы встречаем у британских кельтов, в институте эпических певцов – бардов (ср. с БОРЕЙ – М.). Прежде чем получить от короля в награду венец и лиру, барды должны были выдержать состязание, сыграв и спев обязательных три темы: печальную песню, песню веселья и песню любви. Причем, слушатели, при достаточном мастерстве поэта-музыканта, должны были неудержимо плакать под грустную песню, и отчаянно хохотать под веселую.
Схожая традиция певцов – музыкантов существовала в северогерманском обществе, там знатоки вещего слова назывались эрилями (ср. с ОРЫ, Орфей, арии – М.)
В описанном в былине обряде хорошо видны некоторые вехи ритуального действа. Во первых – жеребьевка. Выбор того, кто отправится к морскому царю. Переход в подводное царство происходящий через сон. Как повествует былина, Садко от страха уснул, а проснулся у морского царя. Что это было на самом деле мистерия, инсценировка? Возможно, что ряженые проводившие обряд изображали перед Садком слуг морского царя и его самого. Традиция ряженья до сих пор широко распространена в славянском фольклоре, и на свадьбе и на масленице и на святках.
Можно предположить, что сонные видения были навеяны и одурманивающими веществами, сказать наверняка трудно. Известно, что архаичные традиции инициирования практиковали и тот и другой метод воздействия на сознания посвящаемого.
Некоторые обряды, находящихся еще в языческой вере западных славян, нам известны из описаний современников. Характерно, что например славянское племя ран -руяне (жители острова Руян – современный немецкий Рюген) в обязательном порядке жертвовали на содержание своих храмов значительную часть военной добычи.
Садко, подобно им, возвращаясь из похода с богатыми барышами, с такой речью обращается к своей дружине:
Ай же ты, дружина хоробрая!
Ай как сколько по морю ни ездили,
А мы морскому царю дани не плачивали.
А теперь-то дани требует морской-то царь в синё море. (II)
Они же (балтийские славяне) широко практиковали кидание жребия, для того чтобы узнать волю своих языческих богов. Мы упоминаем это лишь для того, чтобы напомнить, о том, что практики подобные описанным в былине о Садке, : кидание жребия, выделение части добычи с военного похода жрецам, широко практиковались именно на Южной Балтике и именно у славян.
Примечательно, что попадает к морскому царю, Садко, засыпая на доске, посыпается же он уже в Морском царстве. Опять же, проникновение в волшебный мир через сон, как через образ временной смерти, очень характерная для инициации черта.

А заснул Садко на той доске на дубовыи.
А как ведь проснулся Садко, купец богатый новгородский.
Ай в окиян-море да на самом дне,…
Описанная в былине дань морскому царю и последующая жеребьевка, не двусмысленно напоминают многие дохристианские обряды западных славян.
Ай же ты дружина хоробрая!
Ай возьмите-тко уж как делайте
Ай да жеребья да себе волжаны,
Ай как всяк свои имена вы пишите на жеребьи,
А спущайте жеребья на синё море…

Во время второй инициации, где садко переходит из «прохожего», незваного музыканта в статус гостя морского царя, он играет самому царю, вызывая шторма и бури. Некоторые редакции былины говорят о том, что и в этом случае второго посвящения Садку как и на берегу Ильменя, пришлось играть под водой три дня подряд. Примечательно, что и главный «гусляр» карело-финского эпоса Калевала, проводит под водой три дня, спасаясь от погони. «Например, согласно приладожской версии сюжета о похищении сампо в Похьеле, Вяйнемяйнен, спасаясь от погони, уходит «внутрь моря» и находится там три дня,…» (III) Так же, временно, уходит из мира людей Орфей, правда не под воду, а под землю - в Аид. По нашему мнению это совпадение в эпосах не случайно, это отражение архаичного прототипа, легшего в основу упомянутых сказаний. Пляска морского царя, как мы уже определили – это воинский танец, он причиняет много бед корабельщикам и как уже рассказывалось выше, по совету святого Николы Можайского, Садко в ритуальной форме прекращает игру, поломав колки и порвав струны. После чего, на море сразу же устанавливается приемлемая погода. Тогда-то царь и предлагает Садку выбрать себе жену из своих дочерей. Напомним, что у гусляра есть уже жена в Новгороде и соответственно речь может идти только о символическом браке, для ритуального породнения с мифологическим покровителем гусляров, морским царем.
По совету Николая Чудотворца Садко выбирает самую последнюю из 900 дочерей – речек. Интересно, что дочки морского царя делятся на 3 «табуна», по триста в каждом. Почему так? Не просто же это гипербола!? Тут явно какой-то, ускользающий от понимания нашего современника, смысл.
Для того чтобы понять это разделение рек на «табуны» необходимо мысленно поместить себя на Валдайскую возвышенность – великий водораздел (IV), Алаунская возвышенность или Валдайские горы, территориально расположенные на исторической Новгородской земле. Очевидно, что для местного жителя, этим водоразделом, все окружающие реки естественно, делятся на три категории, северные, западные и южные: по принадлежности к бассейнам Северного ледовитого океана, Балтийского моря, и Волги и Каспийского моря. Разделенные Валдайской возвышенностью крупные реки текут в три разные стороны. Заметим, что Садко женится именно на речке (бассейн Ильменя) принадлежащей к северным рекам. То есть он вступает в родство с дочерью морского царя живущей на севере. Случайно или нет, но деление рек на три «табуна» совпадает не только с географией региона, но и с зафиксированной этнологами тройственностью сохранившейся до наших дней гусельной традиции. Исследователи выделяют характерные Новгородские гусли, псковские гусли, и традицию волжскую – сохранившуюся, большей части у современных марийцев и татар, то есть в области «южного табуна рек».

Если череда этих совпадений не случайна, то былина описывает не только обряд посвящения Садка в новый статус гусляра, на Балтике, но и сообщает о его, как выпускника, последующем «распределении» по месту жительства - на родину в Новгород. Памятуя о тождестве образа лебедей, волн, рек с дочерьми морского царя и о поэтическом параллелизме «волна-струна», мы еще раз убеждаемся, что в былине описано не простое путешествие новгородского купца, а его инициация как гусляра проводившаяся где-то на Балтийском (Синем) море.
Как и положено, в инициационной практике, пробуждение Садка переносит его в реальный мир - на берега реки Чернавы, под Новгород. Там он встречает свою дружину и реальную земную супругу, совершающих по нему поминальные обряды.

Ай как он проснулся Садко, купец богатый
             Новгородский,
Ажно очудился Садко во своём да во городе,
О реку о Чернаву на крутом кряжу.
Ай как тут увидел, бежат по Волхову
А свои да черные да корабли,
А как ведь дружинушка как хоробрая.
А поминают ведь Садка в синём мори.
Ай Садка, купца богатого, да жена его
А поминат Садка со всей дружиною хороброю.
А как увидела дружинушка,
Что стоит Садко на крутом кряжу да о Волхово.
Ай как дружинушка вся она расчудовалася,
Ай как тому чуду ведь сдивовалася.
Что оставили мы Садка да на синем мори,
А Садко впереди нас да во своём во городе.
Ай как встретил ведь Садко дружинушку хоробрую,
Все черные тут корабли.
А как теперь поздоровкались,
Пошли во палаты Садка, купца богатого.

По всей видимости, поздоровавшись, они пошли в палаты к Садку, чтобы отпраздновать окончание его посвящения и «назначения на новую должность», из былины складывается впечатление, что Садко получил «распределение» на должность, как минимум – «куратора» гусельной традиции в районе рек принадлежащих бассейну Ильмень озера.
В этой части былины мы видим все признаки окончания инициации: произошла условная смерть гусляра и его символическое возрождение в новом статусе. Обряд поминок, видимо в действительности некогда проводился над условно «утонувшим» гусляром. Очень показательно и его оживание и всеобщая радость появившемуся «со дна моря» Садку. Это уже черты празднования его нового «дня рождения». Чествование его нового статуса.
Былина заканчивается тем, что гусляр поставил Николаю Чудотворцу церковь, в благодарность за помощь в вызволении от морского царя. Былина так же подчеркивает, что после возвращения домой, Гусляр больше никуда не ездил.
Рассмотрев и проанализировав инициационные сюжеты, характерные для общеевропейской и шире – общечеловеческой традиции, в былине о Садке. Мы можем сделать вывод: былина о гусляре Садке, это не столько полусказочное повествование о новгородском путешественнике - музыканте, сколько текст, описывающий древнерусские мистериальные практики посвящений существовавших некогда в среде гусляров.
________________________________________
I - Стратиграфия Пскова (археологические данные к проблеме происхождения города) // КСИА. Вып. 160. М., 1980. С. 7-8), в Городке на Ловати около 30% Горюнова В.М. О западных связях "Городка" на Ловати (по керамическим материалам) // Проблемы археологии и этнографии. Вып. 1. Л., 1977. С. 53, примеч. 2; ее же. О раннекруговой керамике на Северо-Западе Руси//Северная Русь и ее соседи в эпоху раннего средневековья. Л., 1982. С. 42
Лебедев Г.С. Археологические памятники Ленинградской области. Л., 1977. С. 119.
Смирнова Г.П. О трех группах новгородской керамики X - начала XI в. // КСИА. Вып. 139. М., 1974. С. 20.,
Белецкий С.В. Биконические сосуды Труворова городища // СА. 1976. 3. С. 328-329.
Станкевич В.Я. Керамика нижнего горизонта Старой Ладоги. По материалам раскопок 1947 г. // СА. Т. XIV. М., Л., 1950. С. 190-191, 195-196; Носов Е.Н. Поселение у волховских порогов // КСИА. Вып. 146. М., 1976. С. 76-81.
Белецкий С.В. Раскопки в Псковском кремле в 1972-1974 гг. // КСИА. Вып. 155. М., 1978. С. 57-63; его же. Изборск+ С. 113; Седов В.В. Лепная керамика Изборского городища // КСИА. Вып. 155. С. 63-67; его же. Восточные славяне в VI-XIII вв. С. 64; Носов Е.Н. Волховский водный путь и поселения конца I тысячелетия н.э. // КСИА. Вып. 164. М., 1981. С. 22-23). Седов В.В. Лепная керамика Изборского городища). В 1960-х гг. В.Д. Раскопки древнего Пскова в 1964 году // Тезисы докладов научной сессии, посвященной итогам работы Государственного Эрмитажа за 1964 год. Л., 1965. С. 29; его же. Древний Псков по материалам археологических раскопок экспедиции Государственного Эрмитажа // Сообщения Государственного ордена Ленина Эрмитажа. Вып. XXIX. Л., 1968. С. 7.
Седов В.В. Славяне Верхнего Поднепровья и Подвинья. Материалы и исследования по археологии СССР. М., 1970. С. 71-72; Янин В.Л., Алешковский М.Х. Происхождение Новгорода. (К постановке проблемы) // История СССР. 1971. 2. С. 50-51.
Это лишь малая часть библиографических ссылок на эту тему.
Автор выражает искреннюю признательность Нефедову Евгению и Сергею Прямчуку за источниковедческую помощь и консультации по истории генезиса южно-балтийских славянских племен, новгородских словен и кривичей.

II - Здесь и далее былина о Садке цитируется по сборнику: Русь – земля богатырей. Т- 2. «НОВЬ». Москва. 1998.

III - Калевала. Петрозаводск. «КАРЕЛИЯ». 2001. С. 576

IV - Валдай, возвышенность в северо-западной части Русской равнины, в пределах Ленинградской, Новгородской, Тверской, Псковской, Смоленской областей, протяжённостью более 600 км. С В. в. берут начало реки: Волга, Западная Двина, Днепр, Ловать, Мста, Сясь, Молога и др.

Сказка про троеструнные гусельцы
http://www.youtube.com/watch?v=6Dq1RYsqR8k

И последнее, на сегодня:

про СИДХИ и САДКО

По правде это тот, кто умеет играть на СИТАРЕ (СОТАРЕ, от "сота", а она представляет собой шестигранник), предназначенной для КРИТЬИ мантр.

6

Foxes написал(а):

    Да, но меня интересуют именно сиддхи

Как-то раз в Пятигорске очень старый местный житель с синими-синими глазами сказал мне: «Будешь честной – пройдёшь среди волков и змей…» Честность он поставил на первое место.

БОРЕЙСКИЕ СИДДХИ, их всего пять. Эти нравственные правила сохранились благодаря североамериканским индейцам:

Честность. «Будь честен перед собой». Когда человек говорит, думает и делает одно и то же, все три вектора совпадают, и человек обретает магическую силу ("магнетизм"). Когда же человек думает одно, говорит другое, делает третье - три вектора СИЛЫ направлены в разные стороны, а суммарная результативная сила близка к нулю.

Ответственность. «Достигай все цели через себя, и не используй для достижения других людей» (т.е. ответственность за свои поступки и решения). Почему тварями  так сильно развита "сфера услуг"? А чтобы человек разучился даже пищу себе готовить самостоятельно и полностью зависел от "услуг". Чувство же ответственности снимает все паразитические программы.

Смелость. «Не бойся». Страх разрушает, прежде всего, память и мышление. Разрушенная память ЧЕЛО-ВЕКА - давняя мечта кощеев и нагов. Поэтому столь усиленно в общество внедряется страх. А сами паразиты прежде всего страшатся ОТКРЫТОЙ ПАМЯТИ и БОРЕЙСКОГО ОБОЮДООСТРОГО ГАЛГАЛА:

СадкоСадко

Скромность, т.е. потеря собственной важности (не путать с христианским смирением!). Это событие сопровождается раскрытием сенсорных способностей, поскольку информационный шум от рефлексивных установок своей важности исчезает, и человек начинает воспринимать то, что раньше для него было за порогом слышимости. "Зеркало мачехи" разбивается...
«Познай самого себя» - надпись в Дельфийском храме (так поразившая в своё время Сократа), означает то же, что "полюби себя", а ЛЮБОВЬ К СЕБЕ никогда не сможет осуществиться, если не будет потеряна собственная важность. Тогда человек сможет услышать МУЗЫКУ СФЕР, в т. числе тонкие биотоки в своём организме.

Безупречность. Поведение, которое не вызывающе, т.е. не вызывает упрёков у окружающих, упреждает весь негатив по отношению к вам, что создаёт возможность безпрепятственной эволюции. Это правило формирует в человеке отношение к природе, контакт с ней, умение говорить на "языке зверей и птиц".

Давайте посмотрим, на чем прежде всего "прокололся" сотарь Садко, что и обратило его в Мельхиседека.

Садко