10 февраля... Черная речка... Убийство Александра Сергеевича Пушкина. Или... СКАЗАЛ и УШЁЛ?...

Вот ещё из СКАЗАННОГО для нас:

КОЛЬНА
(Подражание Оссиану)

(Фингал послал Тоскара воздвигнуть на берегах источника
Кроны памятник победы, одержанной им некогда на сём месте.
Между тем как он занимался сим трудом, Карул, соседственный
государь, пригласил его к пиршеству; Тоскар влюбился в дочь его
Кольну; нечаянный случай открыл взаимные их чувства и осчастливил Тоскара.)

    Источник быстрый Каломоны,
Бегущий к дальним берегам,
Я зрю, твои взмущенны волны
Потоком мутным по скалам
При блеске звезд ночных сверкают
Сквозь дремлющий, пустынный лес,
Шумят и корни орошают
Сплетенных в темный кров древес.
Твой мшистый брег любила Кольна,
Когда по небу тень лилась;
Ты зрел, когда, в любви невольна,
Здесь другу Кольна отдалась.

    В чертогах Сельмы царь могущих
Тоскару юному вещал:
«Гряди во мрак лесов дремучих,
Где Крона катит черный вал,
Шумящей прохлажден осиной.
Там ряд является могил;
Там с верной, храброю дружиной
Полки врагов я расточил,
И много, много сильных пало;
Их гробы черный вран стрежет.
Гряди — и там, где их не стало,
Воздвигни памятник побед!»
Он рек, и в путь безвестный, дальный
Пустился с бардами Тоскар,
Идет во мгле ночи печальной,
В вечерний хлад, в полдневный жар.
Денница красная выводит
Златое утро в небеса,
И вот уже Тоскар подходит
К местам, где в темные леса
Бежит седой источник Кроны
И кроется в долины сонны.
Воспели барды гимн святой;
Тоскар обломок гор кремнистых
Усильно мощною рукой
Влечет из бездны волн сребристых
И с шумом на высокий брег
В густой и дикий злак поверг;
На нем повесил черны латы,
Покрытый кровью предков меч,
И круглый щит, и шлем пернатый
И обратил он к камню речь:

    «Вещай, сын шумного потока,
О храбрых поздним временам!
Да в страшный час, как ночь глубока
В туманах ляжет по лесам,
Пришлец, дорогой утомленный,
Возлегши под надежный кров,
Воспомнит веки отдаленны
В мечтаньи сладком легких снов!
С рассветом алыя денницы,
Лучами солнца пробужден,
Он узрит мрачные гробницы...
И, грозным видом поражен,
Вопросит сын иноплеменный:
"Кто памятник воздвиг надменный?"
И старец, летами согбен,
Речет: "Тоскар наш незабвенный,
Герой умчавшихся времен!"»
Небес сокрылся вечный житель,
Заря потухла в небесах;
Луна в воздушную обитель
Спешит на темных облаках;
Уж ночь на холме — берег Кроны
С окрестной рощею заснул:
Владыка сильный Каломоны,
Иноплеменных друг, Карул
Призвал Морвенского героя
В жилище Кольны молодой
Вкусить приятности покоя
И пить из чаши круговой.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Близ пепелища все воссели;
Веселья барды песнь воспели;
И в пене кубок золотой
Кругом несется чередой. —
Печален лишь пришелец Лоры,
Главу ко груди преклонил;
Задумчиво он страстны взоры
На нежну Кольну устремил —
И тяжко грудь его вздыхает,
В очах веселья блеск потух,
То огнь по членам пробегает,
То негою томится дух;
Тоскует, втайне ощущая
Волненье сильное в крови,
На юны прелести взирая,
Он полну чашу пьет любви.

    Но вот уж дуб престал дымиться,
И тень мрачнее становится,
Чернеет тусклый небосклон,
И царствует в чертогах сон.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Редеет ночь — заря багряна
Лучами солнца возжена;
Пред ней златится твердь румяна:
Тоскар покинул ложе сна;
Быстротекущей Каломоны
Идет по влажным берегам,
Спешит узреть долины Кроны
И внемлет плещущим волнам.
И вдруг из сени темной рощи,
Как в час весенней полунощи
Из облак месяц золотой,
Выходит ратник молодой. —
Меч острый на бедре сияет,
Копье десницу воружает;
Надвинут на чело шелом,
И гибкой стан покрыт щитом;
Зарею латы серебрятся
Сквозь утренний в долине пар.

    «О юный ратник! — рек Тоскар, —
С каким врагом тебе сражаться?
Ужель и в сей стране война
Багрит ручьев струисты волны?
Но все спокойно — тишина
Окрест жилища нежной Кольны».
«Спокойны дебри Каломоны,
Цветет отчизны край златой;
Но Кольна там не обитает,
И ныне по стезе глухой
Пустыню с милым протекает,
Пленившим сердце красотой».
«Что рек ты мне, младой воитель?
Куда сокрылся похититель?
Подай мне щит твой!» И Тоскар
Приемлет щит, пылая мщеньем.
Но вдруг исчез геройства жар;
Что зрит он с сладким восхищеньем?
Не в силах в страсти воздохнуть,
Пылая вдруг восторгом новым...
Лилейна обнажилась грудь,
Под грозным дышуща покровом...
«Ты ль это?..» — возопил герой
И трепетно рукой дрожащей
С главы снимает шлем блестящий —
И Кольну видит пред собой.

1814

Примечания

   1. ↑ Пушкин А. С. Собрание сочинений: В 20 т. — М.: Художественная литература, 1937. — Т. 1. Лицейские стихотворения. — С. 29—33

    ‎ Датируется первыми месяцами 1814 г. — не позднее апреля. Напечатано в «Вестнике Европы», 1814 г., № 14. Вольное переложение эпизода из поэмы Оссиана «Кольна-Дона» по русскому переводу Е. Кострова. «Оссиан» — литературная подделка — легендарный шотландский поэт, творчество которого относили к III в. Изданные в 1762—1765 гг. под его именем произведения оказались записью народных песен и преданий, сделанной шотландским поэтом XVIII в. Макферсоном, или стилизованными произведениями самого Макферсона. Строки многоточия в тексте «Кольны» воспроизводят оригинал («Вестник Европы», 1814). См. также комментарий Цявловского.

Изъ цикла «Поэмы Оссіана». Опубл.: 1762-3 года, перев. — 1890 годъ. Источникъ: Commons-logo.svg Поэмы Оссіана Джеймса Макферсона. Изслѣдованіе, переводъ и примѣч. Е. В. Балобановой, изд. журн. «Пантеонъ литературы», СПБ, 1890:

КОЛЬНА-ДОНА (Colna-Dona)

Коль-амонъ[12] «бурныхъ потоковъ», мрачный странникъ по отдаленнымъ долинамъ, я смотрю на твой путь среди деревьевъ близъ звучвыхъ холмовъ Кар-ула[13]. Тамъ живетъ свѣтлая Кольна-Дова, дочь короля. Ея глаза — мелькающія звѣзды, ея руки — бѣлая пѣна потоковъ. Ея грудь подвимается медленно отъ вздоха, какъ высокія волны океана. Ея душа была потокъ свѣта. Кто среди дѣвъ былъ подобенъ «любви героевъ?» [ 205 ]По повелѣнію короля, мы шли къ Кронѣ[14] «потоковъ»: Тоскаръ «травявистой Луты" и Оссіанъ, еще юный въ битвахъ. Три барда сопровождаютъ насъ съ пѣснями, три горбатыхъ щита явились передъ нами, потому что мы должны были поставить каменъ въ памятъ прошлаго[15]. У мшистаго потока Кроны Фингалъ разсѣялъ своихъ враговъ, онъ заставилъ чужеземцевъ отхлынуть, какъ взволнованное море. Мы пришли къ мѣсту славы; съ горъ спускалась ночь. Я срубилъ дубъ съ его холма и высоко зажегъ пламя. Я просилъ моихъ отцовъ взглявуть внизъ съ ихъ облачныхъ жилищъ, потому что они радуются славѣ ихъ потомковъ. Я взялъ камень съ потока при пѣснѣ бардовъ; струи крови враговъ Фингала повисли на тинѣ, покрывавшей его; подъ нимъ положилъ я недалеко друго отъ друга три горба вражьихъ щитовъ[16]. При усиливающемся или затихающемъ звукѣ ночвой пѣсни Уллина Тоскаръ положилъ въ землю и кольчугу изъ зѳучной стали[16]. Мы свяли тину съ камня и поручили ему говорвть будущимъ годамъ. "Тинистый сынъ потоковъ, теперь поднятый высоко[17], говори слабымъ, о камень, послѣ того, какъ родъ Сельмы падетъ! Въ бурную ночь путникъ ляжетъ около тебя, твой свистящій мохъ будетъ звучатъ въ его снахъ, и года, что прошли, вернутся[18]. Битвы предстанутъ передъ нимъ; короли съ лазоревыми щитами сойдутъ въ бой и темнѣющая луна посмотритъ съ неба на взволнованное поле. Онъ проснется утромъ и увидетъ могилы воиновъ вокругъ; онъ будетъ разспрашивать о камнѣ, и старики отвѣтять: «Этотъ сѣрый канень воздвигнутъ Оссіанонъ, вождемъ былыхъ временъ».

Съ Колъ-амоны отъ Кар-ула пришелъ бардъ, «другъ странниковъ»; [ 206 ]онъ просилъ насъ на пиръ королей въ жилище прекрасной Кольна-Доны. Мы пришли въ залъ арфъ. Тамъ Карулъ просіялъ въ своихъ престарѣлыхъ кудряхъ, когда онъ увидалъ передъ собой сыновей своихъ друзей, какъ двѣ молодыя вѣтви любимаго дерева.

«Сына могучаго», онъ сказалъ, «вы возвращаете дни старины, когда я впервые сошелъ съ волнъ въ богатую потоками долину Сельмы. Я преслѣдовалъ Дутмагарглосса[19], жителя вѣтра океана. Наши отцы были врагами, мы встрѣтились у вѣтряныхъ водъ Клуты[20], онъ бѣжалъ моремъ, и мои паруса раздувались за нимъ. Ночь обманула меня въ пучинѣ. Я пришелъ къ жилищу королей, къ высокогрудымъ дѣвамъ Сельмы. Фингалъ вышелъ къ намъ со своими бардами и Конлохъ[21], „рука смерти“. Я пировалъ тря дня въ залѣ и видѣлъ голубые глаза Эрина, Роскрану[22], дочь героевъ, свѣтъ рода Кормака. Я ушелъ незабытый: короли дали щиты Карулу, они висятъ высоко въ Коль-амовѣ въ память прошлаго. Сывы отважныхъ королей, вы возвращаете дни старины». Кар-улъ зажегъ дубъ пировъ. Онъ сорвалъ два горба съ нашихъ щитовъ, онъ положилъ ихъ на землю подъ камнемъ, чтобы они говорили роду героевъ: когда наши сыны должны будутъ встрѣтиться въ гнѣвѣ, мой родъ, можетъ быть, взглянетъ на этотъ камень, приготовляя копье: "Развѣ наши отцы не встрѣчались въ мирѣ», скажутъ они и отложатъ щиты.

Ночь сошла. Пришла дочь Кар-ула съ длинными волосами. Смѣшавшись съ арфой, зазвучалъ голосъ бѣлорукой Кольна-Доны. Тоскаръ омрачился при видѣ любимой героями. Она пришла для его взволнованной души, какъ лучъ на мрачномъ бурномъ океанѣ, когда онъ прорвется сквозь тучу и освѣтитъ пѣнистый гребень волны.

Съ наступленіемъ утра мы пробудили лѣса своими криками и продолжали идти по слѣдамъ лавей и настигли ихъ у потока, въ которому онѣ всегда ходили. Мы возвращались [ 207 ]долиною Кроны. Изъ лѣса выcтупилъ юноша со щитомъ и обломаннымъ копьемъ. «Откуда ты, бѣгущій молодой отпрыскъ? сказалъ Тоскаръ изъ Луты. Все-ли смирно въ Коль-амонѣ, вокругъ жилища прекрасной Кольна-Доны „арфъ“?»

«Прекрасная Кольна-Дона жила въ богатомъ потоками Коль-амонѣ», сказалъ юноша, «она жила тамъ, но теперь она странствуетъ въ пустыняхъ съ сыномъ короля, съ тѣмъ, кто, находясъ въ дому ея, вызвалъ любовь въ ея душѣ».

«Чужестранецъ разсказовъ», сказалъ Тоскаръ, «замѣтилъ-ли ты путь воина? Онъ долженъ пасть, отдай мнѣ твой горбатый щитъ». Въ гнѣвѣ схватыъ онъ щитъ. За нимъ открылась грудь дѣвушки, бѣлая, какъ грудь лебедя, красиво качающагося на легкихъ волнахъ. Это была Кольна-Дона «арфъ», дочь короля! Ея голубые глаза обратились на Тоскара и любовь ея зародилась.

Ещё одна версия поэмы, с примечаниями:

КОЛЬНА-ДОНА

¶Поэма

¶Содержание:

Фингал посылает Оссиана и Тоскара воздвигнуть на берегах потока Кроны камень, чтобы увековечить память победы, некогда им одержанной в том месте. Когда они были заняты этим делом, соседний вождь Кар-ул пригласил их на пир. Они пришли к нему, и Тоскар без памяти влюбился в дочь Кар-ула Кольна-дону. Не меньшим чувством к Тоскару воспламенилась сама Кольна-дона. Нечаянный случай на охоте приводит их взаимную любовь к счастливому завершению.

Мятежный поток Кол-амона, мрачный скиталец далеких долин, я взираю на путь твой среди деревьев вблизи гулкозвучных чертогов Кар-ула, Там красотою сияла Кольна-дона, дочь короля. Очи ее были звезды блестящие, руки - белая пена потоков. Перси тихо вздымались, словно волна океана зыбучая. Сердце ее было потоком света. Кто среди дев мог сравниться с этой любовью героев?*

* Colna-dona означает _любовь героев_. Col-amon - _узкая река_. Car-ul - _мрачный взор_. Кол-амон, место, где жил Кар-ул, находился неподалеку от вала Агриколы в сторону юга. Кар-ул, по-видимому, принадлежал к тому племени бриттов, которое римские писатели именовали Maiatae, соединяя два гэльских слова: Moi - _равнина_ и Aitich - _жители_; таким образом, Maiatae означает жители ровной местности. Этим именем назывались бритты, жившие в низменной южной части Шотландии в отличие от каледонцев (т. е. Gael-don - _галлы холмов_), которые занимали более возвышенную часть северной Британии.

Король повелел, л отправились мы к источнику Кроны:** Тоскар из травянистой Луты и Оссиан, еще юный в битвах.
Три барда с песнями шли позади. Три горбатых щита несли перед нами, ибо нам предстояло воздвигнуть камень в память о прошлом. У мшистых брегов Кроны Фингал расточил врагов, он прочь погнал чужеземцев, как ветер морские волны. Мы достигли места прославленного; с гор опустилась ночь. Я исторгнул дуб, что рос на холме, и возжег высокое пламя. Я просил моих праотцев вниз посмотреть из чертогов их облачных, ибо они, носясь на ветрах, озаряются славой потомков.

** Crona - _журчащий_, название небольшого источника, впадавшего в реку Картон. Он часто упоминается у Оссиана, и действие многих поэм происходит на его берегах. Каких врагов разбил здесь Фингал, не говорится. Возможно, это были местные бритты. Пространство между заливами Ферт-оф-Форт и Ферт-оф-Клайд было известно в течение всей древности как место битв и столкновений различных племен, населявших северную и южную Британию. Расположенный там город Стерлинг отсюда и получил свое название. Это - испорченное гэльское название Stirla, т. е. _холм_ или _скала раздора_.

Под пение бардов я взял из источника камень. В тине, его покрывавшей, застыла кровь супостатов Фингаловых. Внизу положил я три навершия вражьих щитов, расстоянье меж ними отмерив согласно тому, как вздымалась и затихала Уллина песня ночная. Тоскар в землю сложил кинжал и кольчугу из звонкой стали. Камень мы окружили насыпью и повелели ему вещать грядущим годам.
"Тинистое чадо потоков, подъятое ныне ввысь, вещай бессильным, о камень, когда племя Сельмы исчезнет! Гонимый бурною ночью путник ляжет возле тебя; твой свистящий мох зазвучит в его снах; ушедшие годы воротятся. Битвы встанут пред ним, лазоревощитные короли сойдутся на брань, луна, омрачаясь, взглянет с небес на возмущенное поле. Поутру он очнется от снов и увидит вокруг могилы воителей. Он спросит о камне, и старец ответит: "Этот серый камень воздвиг Оссиан, вождь минувших годов"".
Пришел с Кол-амона бард от Кар-ула, друга чужеземцев.* Он пригласил нас на пир королей в жилище прекрасной Кольна-доны. Мы пошли к чертогу арф. Там Кар-ул, осененный седыми кудрями, просиял, завидя сынов друзей своих, что стояли, как два молодых деревца в зеленой листве.

* Обычаи бриттов и каледонцев были столь сходны во времена Оссиана, что они несомненно составляли первоначально один народ и происходили от галлов, владевших сперва южной Британией, а затем постепенно переселявшихся на север. Такое предположение куда правдоподобнее, нежели праздные домыслы невежественных сенахиев, которые приводят каледонцев из каких-то дальних стран. Голословное утверждение Тацита (которое между прочим основывалось лишь на внешнем сходстве каледонцев с германцами его времени), хоть оно и поколебало некоторых ученых людей, все же недостаточно убедительно, для того чтобы мы поверили, будто древние обитатели северной Британии были германскими переселенцами. Обсуждение вопроса такого рода не лишено интереса, но едва ли принесет пользу. Такие отдаленные периоды настолько окутаны тьмою, что теперь мы не можем утверждать о них ничего определенного. Свет, проливаемый римскими авторами, слишком слаб, чтобы вести нас к истине сквозь мрак, их окружающий.

"Сыны могучих мужей, - он промолвил, - вы возвращаете дни старины, когда я впервые сошел с волны в многоводный дол Сельмы. Я стремился вослед Дут-мокарглоса, обитателя бурь океанских. Отцы наши были врагами, мы сошлись у излучистых вод Клуты. Он бежал от меня по морю, а мои паруса неслись ему вслед. Ночь меня сбила с пути, застигнув среди пучины. Я приплыл к королевским чертогам, к Сельме, где обитают высокогрудые девы. Фингал со своими бардами и Конлох, десница смерти, встретили нас. Я пировал три дня в чертоге и видел там синие очи Эрина, Рос-крану, чадо героев, светоч племени Кормака. Не без чести ушел я оттуда: короли подарили щиты Кар-улу, они висят высоко в Кол-амоне в память о прошлом. Сыны королей отважных, вы возвращаете дни старины".
Кар-ул приготовил дуб пирований. Он снял два навершия с наших щитов. Он положил их в землю под камень, чтобы они вещали геройскому племени. "Когда загрохочет битва, - молвил король, - и нашим сынам доведется встретиться в гневе, племя мое, может быть, взглянет на этот камень, уготовляя копья. "Разве наши отцы не встречались в мире", - скажут они и прочь отложат щиты".
Ночь сошла. Осененная длинными кудрями, явилась дочь Кар-ула. Сливаясь со звуками арфы, голос раздался белорукой Кольна-доны. Омрачился Тоскар на месте своем, увидев любовь героев. Она сошла на смятенную душу его, словно луч на океан мрачно-бурный, когда озарит он, прорвавшись сквозь тучу, пенистый гребень волны.*

* Следующий далее эпизод полностью утрачен или, во всяком случае, передавался так неисправно, что его нельзя включить в поэму.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Поутру мы пробудили леса и устремились по следу косуль. Они полегли у привычных своих потоков. Мы возвращались долиною Кроны. Из лесу юноша вышел со щитом и копьем без острия. "Откуда, - молвил Тоскар из Луты, - сей луч прилетел? Обитает ли мир в Кол-амоне вокруг Кольна-доны, прекрасной владычицы арф?"
"Близ многоводного Кол-амона, - молвил юноша, - Кольна-дона прекрасная прежде жила. Она там жила, но теперь ее путь в пустынях с королевским сыном, с тем, кто сердцем ее завладел, когда блуждало оно в чертоге".
"Чужеземный вестник, - молвил Тоскар, - приметил ли ты воителя путь? Он должен пасть, отдай мне щит твой горбатый". В гневе схватил он щит. Дивно вздымались пред ним перси девы, белые, словно лебеди грудь, плывущей по быстронесущимся волнам. То была Кольна-дона, владычица арф, дочь короля! Прошедшей ночью ее голубые глаза обратились на Тоскара, и любовь ее воспылала.

olegivik.narod.ru›books/amaz.htm:
Интересно, что на территории Британии сражались не только местные женщины. К изумлению историков, раскопки в Бруэме (графство Камбрия) обнаружили останки двух вооруженных женщин, по-видимому, воевавших в составе римских вспомогательных войск. Сами раскопки были проведены еще в 60-х годах двадцатого века, но детальное изучение материала стало возможным только в начале века двадцать первого. Женщины были сожжены на погребальных кострах. Их возраст приблизительно оценивается между двадцатью и сорока пятью годами. Помимо обычных украшений и посуды, в одном из погребений были найдены кости лошади и в обоих – обкладки ножен. Захоронения датируются примерно между 220 и 300 годом. Историки предполагают, что воительницы пришли в Британию с берегов Дуная. (О.Ивик "Женщины-воины: от амазонок до куноити").

см. также "Песнь семи Хатхор":

Автор: Марина Черткова

"...Ты владычица музыки, повелительница игры на арфе,
   Ты владычица хороводов, повелительница плетенья венков..."