ШАМАНЫ и ОЛЕНИ

Г. Н. Прокофьев «ОЖИВЛЕНИЕ» БУБНА — ДУШИ ШАМАНА (фрагмент)

Длится эта церемония в общей сложности десять дней.
В первый день шаман отправляется в лес и отыскивает то место, где росли деревья, из которых сделаны обечайка бубна и колотушка. При помощи своих духов он собирает все части этих деревьев, вплоть до мельчайших щепочек. Все собранное складывается в одну кучу «на болоте», где проживает «старуха-свояченица» —дух-покровитель всего племени «лесных людей», как сами себя зовут остяко-самоеды. Ее жилище находится на том самом месте, где близко сходятся своими течениями две шаманские реки: море», находящееся «на низу», т. е. на севере; истоки же этих рек лежат в таинственной стране далеко «вверху» (по течению этих рек), т. е. на юге, где «камень до неба достает» и где «светят семь солнц». Здесь растет священное дерево — «дерево с пустым нутром». Сюда-то и лежит путь шамана во время церемонии оживления бубна, причем путь этот для шамана из рода орла иной, чем для шамана из рода кедровки.
Во второй день шаман отыскивает в лесу то место, где родился олень, шкура и лоб которого взяты на изготовление бубна и колотушки. Шаман тщательно высматривает все места, где олень этот в течение всей своей жизни ходил и где был убит. Необходимо собрать от этого оленя все, до последнего волоска, который он мог потерять, обтираясь о деревья, переплывая ручьи и реки. Каждый сброшенный рог, каждую кость, каждый кусочек мяса и даже испражнения людей и собак, которые съели мясо этого оленя, — все это шаман собирает и относит на то же «болото», неподалеку от жилища «старухи-свояченицы». Теперь шаману предстоит наиболее сложная задача — поймать душу этого оленя. В этом трудном деле ему помогают особые духи-помощники — «семь хвостатых волков с матерью». После долгих усилий наконец удается окружить душу оленя. Но бывает, что даже седьмая попытка не удается. Тогда приходится делать другой бубен и всю церемонию начинать сызнова.

Шаманский бубен

Бубен шамана с изображением духов Вселенной, родовых предков и помощников шамана. Хакасы. Южная Сибирь, Хакасия. Кон. XIX в.

Некоторыми шаманами при добыче души «бубенного оленя» устраивается изображение его из веточек березы, и шаман имитирует охоту на оленя, стреляя в него из маленького лука. На третий день происходит воскрешение собранных останков оленя. В этот день шаман начинает шаманить с самого восхода солнца; это же правило относится и к остальным семи дням церемонии. Из веточки березы с развилкой, изображающей рога, шаман делает копию оживляемого оленя. По обе стороны этой веточки он кладет по семь прутиков, представляющих собою ребра. Это изображение кладется рядом с бубном. Вслед за этим, по предписанию шамана, два особых духа, «ворон-отец» и «ворон-мать», отправляются к тому месту «болота», где находится «улово с мертвой водою» (уловом в Туруханском крае называется быстрина вдоль берега, имеющая обратное течение, чем река). Здесь они берут мертвой воды (мертвой водой остяко-самоеды называют (в жизни) воду, образующуюся зимой в реках от так называемого «замора») и приносят ее шаману. Шаман выливает эту воду на останки оленя (т. е. на изображение), делая при этом движения колотушкой, будто зачерпывает и выливает ею воду. От действия мертвой воды все собранные разрозненные частицы оленя соединяются, превращаясь в целого оленя. Но олень еще мертв. После этого шаман снова посылает своих «ворона-отца» и «ворона-мать» к тому месту болота, где находится «улово с живой водой». После того как шаман обливает тушу оленя живой водой, животное начинает дышать. Шаман тогда помогает оленю встать.
Оживив таким образом оленя, шаман водружает в чуме, на месте против входа, называемом sytky, жертвенное дерево из лиственницы. На нем подвешивается бубен, который с момента воскрешения оленя сливается с образом этого оленя, как бы заменяя его. Здесь, кстати, укажу на одну деталь: почти на всех виденных мною бубнах остяко-самоедских шаманов имеется металлическая подвеска, прикрепляемая сверху рукоятки, изображающая дыхательное горло бубна-оленя. Эта подробность еще лишний раз иллюстрирует представление остяко-са-моеда, по которому бубен является оленем. С этим представлением, по которому бубен отождествляется с животным, на котором шаман совершает свое путешествие в мир духов, мы встречаемся и у других шаманистов. Так, мы читаем у В. Ф. Трощанского: «Бубен считается еще орудием передвижения: у якутов он признается лошадью шамана». У карагасских шаманов, по сообщению Н. Ф. Катанова, «на бубен натягивается обыкновенно маралья кожа; вот поэтому-то шаманы ка-рагасские и поют: я шаман, ездящий на диком марале (изюбре)» Далее, у Потанина: «Так как бубен тоже иногда представляется конем, на котором шаман ездит в мир духов, то, следовательно, самими шаманистами мифический конь буры или боразы отождествляется с бубном».

а) Изображение предка шамана-кузнеца на олене с одним рогом и его кузнечных духов-помощников. II тыс. до н. э. б) Изображение предка шамана-кузнеца верхом на коне и его духа-помощника в виде человечка с головой-молотком. Наскальные рисунки. Верхнее Приамурье, р. Олекма.

Две шаманские маскетки, изображающие духов — помощников шамана. Эвенки. Восточная Сибирь

Жертвенное покрывало с изображением Мир-Суснэ-Хума— небесного божества, покровителя людей. Манси. Западная Сибирь, р. Обь. Нач. XX в.

 
Духи-покровители шамана

http://www.yakutskhistory.net/культура/шаманизм/
В конце XIX — начале XX в. шаманская одежда не была единой у разных народов. У эвенков и селькупов она состояла из особого кафтана, нагрудника, головного убора и обуви. У энцев, нганасан, кетов и якутов ее дополняли особые рукавицы. В комплект нанайских и удэгейских шаманов входили юбка, кофта с короткими рукавами, рукавицы и пояс. Даже у одного и того же народа обрядовая одежда шамана представлена в разных вариантах. При всем внешнем разнообразии шаманский костюм воссоздавал образ зверя-птицы. «Железную корону», которую мог завести себе только «сильный» шаман, украшали выкованные из железа оленьи рога, иногда и фигурки птиц. Разнообразные подвески, обычно из железа, символизировали духов-помощников, а также оружие и орудия шамана. Обилие железных подвесок делало костюм тяжелым: у эвенкийских шаманов он весил более 30 кг. 

На шаманских костюмах некоторых народов подвески или нашивки изображали кости скелета — человеческого или звериного (птичьего). Эвенки, например, считали, что на костюме символически представлен костяк самого шамана, который, подобно щиту, оберегал его от враждебных духов. Костюм включал в себя космогоническую символику, верхняя или правая его половина была связана с Верхним миром, нижняя или левая — с Нижним. Ту же символику воплощал в себе и бубен, сопоставляемый с иконостасом. У алтайцев, кетов и других народов кожу бубна покрывали рисунками, изображавшими миры вселенной, обитающих в них духов, Солнце с Луной, а также и самого шамана. Древнейшая символика отражала понимание бубна как животного. Бубен отождествляли с ездовым оленем для воображаемых поездок в иные миры. У народов, имевших традиции кочевого скотоводства (якутов, тувинцев), бубен считали чудесным конем, а колотушку — плетью. С бубном связано и представление о «шаманском» дереве. По поверьям многих народов, духи сообщали шаману, где растет и как выглядит дерево, из которого надо сделать обод или рукоятку бубна. У хантов для этой цели разыскивали кедр, ель или лиственницу с верхними ветвями, искривленными наподобие оленьих рогов; ветку для изготовления обечайки отрубали так, чтобы дерево не засохло. Алтайцы еще в конце 1920-х гг. верили, что рукоятка бубна должна быть «живой», поэтому ее вырубали из растущей березы. Дерево нельзя было губить, иначе шаману угрожала смерть. «Шаманское дерево» (воспроизведение «мирового древа») было представлено и другими атрибутами культа. У селькупского шамана в переднем углу чума или землянки стояло личное жертвенное дерево, на которое он вешал дары небесным божествам. Порча или уничтожение этого дерева грозили шаману болезнью или смертью. Каждый нанайский и ульчский шаман водружал у своего дома три (реже один) священных столба тооран, туру — символы мифического дерева, растущего в подземном мире и уходившего вершиной в небесные сферы. Эти столбы позволяли ему бывать в разных мирах, возле столбов начинались и заканчивались обряды. У тувинцев, нанайцев, кетов символом «мирового древа» был также посох или жезл шамана. 

Головной убор шамана — в виде металлической короны (по-бурятски — майхабши) с изображением оленьих рогов — ранее широко бытовал у многих народов Сибири. У сибирских шаманов девять степеней посвящения. Чем выше ступень, тем более сложные обряды совершает шаман, тем больше его «сила». «Железную корону», может завести себе только «сильный» шаман. Считается, что путешествуя в других мирах шаман в случае опасности превращается в оленя и рогами защищается от злых духов.

Сrown of the shaman.

http://www.fb2book.com/?kniga=32410& … &cht=1
Боси Роберто - Лапландцы. Охотники за северными оленями
В Залавруге, на побережье Белого моря, есть образцы резьбы и рисунков, которые рассказывают нам об очень важных аспектах культуры тех охотников, которые следовали с северным оленем по мере того, как тот перемещался на север.

Наскальный рисунок танцующего шамана в маске с рогам, обнаруженный на берегу Ладожского озера, Россия.

По крайней мере, три из изображенных фигур можно с уверенностью интерпретировать как магов, или шаманов. Они выступают в роли посредника между людьми и животными, на которых те охотились, – между голодом охотника и его пищей. На рисунках изображены человеческие фигуры с головами животных; в двух случаях головной убор имеет форму головы оленя с рогами, в то время как в третьем случае носовая часть имеет длину столь непропорциональную, что становится похожей на морду. Одна из этих фигур держит предмет, который является, вероятно, барабаном такого типа, который до сих пор используется среди шаманов Сибири, и который видели в Лапландии еще каких-то несколько десятилетий назад. Его противник стреляет в него стрелами. Третий человек не держит в руках ничего, но танцует и имеет необыкновенное сходство со знаменитой фигурой колдуна (или волшебника), изображенного в пиренейской пещере Ле-Труа-Фрер. В этом – несомненное доказательство культурного и художественного сродства между охотниками (или оленеводами?) Ладожского озера, которые позже распространились по берегам Белого моря (через теперешнюю Карелию), и охотниками на северного оленя гораздо более южных земель, которые жили во времена верхнего палеолита.

Танцующая фигура колдуна в маске на наскальном рисунке в Ле-Труа-Фрер, Арьеж, Франция.

На берегу озера Байкал, в 5 км от Крестовского мыса, есть утес из белого мрамора под названием Саган-Заба. На нем встречаются наскальные рисунки – загадочные изображения  людей  с  рогами  на голове…

По мнению иркутского исследователя Сергея Волкова, на скале изображены танцующие шаманы. Руки фигур подняты вверх, на локтях видны круглые подвески. Подобные атрибуты присущи шаманским костюмам XVII в. Так, сибирские шаманы носили майхабши - головной убор, состоявший из железного обруча, увенчанного пластиной с концами, загнутыми в виде оленьих рогов. Надевать майхабши имели право только шаманы пятой степени, то есть высшей категории. Они умели левитировать, впадать в транс и общаться с духами священного места, а также переходить в другие измерения. (Ирина Шлионская)

http://www.istmira.com/knigrazlichnyete … atiya.html
Шаманизм народов Сибири. Этнографические материалы XVIII-XX вв. Хрестоматия

Рождение и воспитание души шамана

Шаманы зарождаются далеко на севере, у корня мерзких заболеваний. Там бывает лиственница, на ветвях которой имеются гнезда на разной высоте. Самые большие шаманы воспитываются на верхушке дерева, средние — на середине, а малые шаманы у нижних ветвей.

Рассказывают, что сначала прилетает на это дерево большая птица, похожая на орла, с железными перьями; садится на гнездо и сносит яйцо. Потом эта птица высиживает яйцо; если должен выйти самый большой шаман — в продолжение трех лет, а маленький шаман — в течение года. Эта птица называется матерью-зверем, который появляется всего три раза: первый раз — когда рожает, вторично — когда завершается становление шамана рассеканием его тела, и в третий раз — когда шаман умирает.

Рисунок двухголового орла — духа — помощника шамана. Нанайцы. Дальний Восток, Приамурье. Нач. XX в.

Шаман-охотник и мать-зверь
У каждого шамана должен быть мать-зверь, или первообраз-зверь. Он по большей части представляется в виде лося, редко — в виде медведя. Этот зверь ходит совершенно отдельно от шамана; его, по-видимому, надо понимать как силу огня шаманского зрения, бродящего по земле (т. е. как воплощение пророческого дара шамана, силы его прозрения, проникновения в прошлое или будущее. — Г. К.).
Этот мать-зверь приходит к моменту смерти шамана (т. е. имеет отношение к душе шамана). Рассказывают, что каждый шаман имеет свой самострел, настораживаемый на других шаманов. Говорят, что у этого (невидимо настороженного лука) в качестве спускающейся при выстреле собачки или челака служит жена самого шамана (наверное, речь идет о душе жены, о зависимости ее жизни от этого мифического лука. — Г. К.), а дети шамана будто бы служат у лука в качестве кольев, к которым прикрепляется натянутая симка (сторожельный волосок самострела). Говорят, если стрела лука промажет и не попадет в проходящего шамана (в образе мать-зверя), нога которого задела волосок лука, то жена и дети (шамана — владельца лука) должны умереть. Рассказывают, что большой шаман (дух шамана, большего по росту и по значению, чем шамана — владельца лука) проходит мимо указанного лука, перешагивая через его сторожельный волосок, а дух маленького шамана проходит, тоже не задевая, ниже волоска.
(По якутским понятиям, охотятся друг на друга не физические шаманы, а их духи. В древности эти охотящиеся духи, наверное, представлялись в образе их мать-зверей, но в настоящее время эти понятия сохранились только в глухих районах, население которых не только теперь, но и в глубокой древности стояло вдали от культурных центров. Результат же этой борьбы, которая ведется без ведома самих шаманов, сказывается якобы на их благополучии. Если смертельно ранен мать-зверь, то и шаман не может жить. — Г. К.)

Изображение лося — матери-зверя шамана. Эвенки. Восточная Сибирь, р. Подкаменная Тунгуска

У каждого шамана бывает «ониндар» — матка («онин» — мать), видом он походит на сохатого, имеет рога.

Мать-зверь шамана
Мать-зверь у якутских шаманов — бык, а у тунгусов, говорят, — олень. До смерти шамана его мать-зверь приходит только три раза.
У лучших, избранных шаманов, рассказывают, имеется три самострела, настороженные против других шаманов. Те из последних, которые попадут под выстрелы (речь идет о мать-звере), умирают.
У якутского шамана мать-зверь, говорят, голубо-пестрый бык, а у тунгусского — пятнистый олень. Этот зверь будто бы обитает очень далеко. Говорят, что мать-зверь играет роль, когда шаман борется (рассказчик употребляет слово, «харсар», что значит — бодаться и употребляется в отношении борьбы только рогатых зверей: быков, оленей и сохатых. — Г. К.) с другим шаманом. Затем мать-зверь показывается только раз — перед самой смертью шамана. Шаман, по понятиям старинных якутов, никогда не умирает своей смертью, а всегда погибает в борьбе с другими шаманами (дословно — «поедается, пожирается» другим шаманом).

Женщина в шаманстве

В шаманстве семейном женщина пользуется равноправием и даже как будто предпочтением перед мужчиной.
У оленных чукчей женщина является хранителем семейного очага и всей домашней святыни, в том числе и бубна. Она выносит наружу и расставляет в должном порядке во время празднеств и жертвоприношений домашних идолов и связки амулетов. Она, следовательно, является более сведущей по части ритуала. То же самое имеет место среди приморских чукчей и азиатских эскимосов. Старый эскимос в поселке Unisak на мысе Чаплина говорил мне по этому поводу: «Ошибочно думать, что женщина слабее мужчин даже для охоты. Домашние чары сильнее тех, которые сотворяются в пустыне. Напрасно мужчины ходят кругом, отыскивая добычу. Но те, которые сидят дома у лампы с жиром, они действительно сильны, ибо они умеют привлекать добычу к берегу». Среди многочисленной коллекции туземных рисунков религиозного содержания, собранных мною среди чукчей, есть один, который представляет женщину, хозяйку дома, сидящую во внутреннем отделении шатра и чарами привлекающую морскую добычу к берегу. Стадо моржей и тюленей плывет к земле из открытого моря. Охотники залегли на берегу с копьями в руках и поджидают добычу. Правда, на семейных празднествах в настоящее время ударять в бубен начинает мужчина, хозяин дома, а женщина пляшет. После того они меняются ролью. Однако и теперь во время охотничьей тризны главная роль принадлежит женщинам. Именно они стараются изображать явившихся духов, а также животных, убитых и готовых воскреснуть.
Однако в шаманстве индивидуальном, которое развилось позже, мужчина уже выступает на первый план и оттесняет женщину. Соответственно этому чукчи считают, что дар индивидуального шаманства чаще замечается у женщин, но женское шаманство достигает низшей силы и самые могущественные шаманы бывают среди мужчин. В виде причины указывается на то, что рождение детей действует разрушительно на шаманское вдохновение и молодая шаманка после рождения первого ребенка теряет значительную часть своей силы и может вернуть ее только через долгое время после окончания периода материнства. Это мнение основано, быть может, помимо социологических поводов, также и на физиологических данных. В связи с этим низшим качеством женского индивидуального шаманства подготовительный искус у женщин короче и проще, чем у мужчин. «Женщина от природы шаманка, ей нечего готовиться», — говорили мне в объяснение чукотские шаманы. Далее, все материальные предметы, связанные с родами людей или животных, считаются действующими гибельно на шаманскую силу даже у мужчин. Если взять несколько стеблей травы, служившей подстилкой родильнице, и потереть ею голову молодого шамана-подростка, находящегося в периоде искуса, он немедленно «вернется» (к обычной жизни). Вышеупомянутая Telpune жаловалась мне, что ее свекровь, желая разрушить ее шаманскую силу, напоила ее послеродовою жидкостью суки. Точно так же другой шаман, Korawge, желая отделаться от непосильной ноши шаманства, натирал себе лоб той же жидкостью.
С одной стороны, шаманки считаются могущественнее шаманов. С другой стороны, рождение ребенка разрушает женскую шаманскую силу. Во время месячных очищений женщина не должна прикасаться к бубну (прям как у христианских пастырей – «осквернение» святыни! – И.). Мифический Тритон, желая разрушить шаманскую силу Эмем-кута, превращает его в женщину и заставляет родить ребенка и т. д.
Точно такой же смысл имеют сообщения Трощанского относительно якутов: «Женщины более склонны к неврозам, они первые должны были начать шаманить. Черные шаманы ведут начало от шаманок».
Далее следует ряд весьма любопытных указаний. Шаманы расчесывают волосы по-женски и заплетают их в косы, как женщины, а перед камланием распускают. У колымских якутов шаман в маловажных случаях берет у девушки верхнюю одежду из жеребячьей шкуры и в ней шаманит. Но женщины замужние такую одежду не носят. Также женщина и шаман не имеют права ложиться на правую сторону конской шкуры, ибо по ней бьют коня.
Между прочим, волосы, заплетенные в косы и причесанные по-женски, носят шаманы у различных племен. Такой же характер имеет известное сообщение Крашенинникова, что у камчадалов все женщины-старухи склонны к шаманству, и также то, что он рассказывает о коекчучах, мужчинах превращенного пола. У чукчей «превращенные мужчины», доведя подражание женской природе до крайнего предела, становятся самыми сильными шаманами. (ср. с «левой» тантрой, индийскими али и культом Адониса – И.)
Все эти противоречивые и странные явления имеют одно и то же объяснение: на степени семейного шаманства женщина как хранительница семейных святынь имеет преимущество перед мужчиной. Семейное шаманство проще, и потому женщина, при большей склонности к неврозу, легче склоняется к шаманству. Это указано в вышеприведенной чукотской сентенции: «Женщина — готовая шаманка».
В шаманстве индивидуальном мужчина быстро оттесняет женщину назад. Но в то же самое время он принимает на себя различные атрибуты женских свойств (против лома нет приёма – И.), внешние признаки более раннего шаманства. Это явление того же порядка, как и известная «кувада».

Шаманы превращенного пола
Ритуальная перемена пола на противоположный в шаманстве означала приобретение полноты гармонии Вселенной, соединение в одном целом его мужского и женского начал — Неба и Земли как божественных первопредков. Тождественна потере пола либо обретению двуполости. Шаманы превращенного пола считались наиболее сильными. Травестизм — институт перемены пола в традиционных и архаических культурах. Мужское и женское шаманство. Биологические особенности женщины — способность к деторождению и циклические менструации делали ее в глазах окружающих особым существом, имеющим доступ в иной мир. Женское шаманство было связано с семейно-родовым культом. Шаманка чаще осуществляла ритуалы общения — связи с миром духов через огонь, кропление жидкостью (водой, молоком, жиром, маслом). В женском шаманстве сохранялась архаическая символика культа. С рождением ребенка шаманка теряла сакральные силы. Мужское шаманство более распространено. Шаманы камлали во все миры Вселенной, осуществляя кровавые жертвоприношения. Преобладали лечебные и предсказательные обряды, промысловые, проводов души в мир мертвых, обеспечения кругооборота жизни в природе. Особую роль играли обряды получения шаманских атрибутов. Различия в мужском и женском шаманстве не абсолютны. Вопрос недостаточно исследован.

Черное и белое шаманство
В отличие от черных шаманов, имевших специальных духов-помощников, специальную атрибутику (костюм, железные подвески и фетиши, бубен и проч.), устраивающих экстатические камлания духам и божествам всех миров Вселенной с принесением кровавых жертвоприношений, белые шаманы являлись жрецами племенного культа Верховного небесного божества и приносили бескровные жертвы — дары богам неба через огонь. Особую роль в атрибутике белого жреческого шаманства играл белый цвет: молоко, солнце, молния, овца, белое животное, олень, посвящаемый верховному божеству Солнцу, Громовержцу. В атрибутике белых шаманов использовались ритуальная посуда, ложки-кропилки, бело-черные коврики, ворота с изображением головы коня (солнечного коня), береза, зеленая трава, жгуты-дороги из белого и черного конского волоса. В ритуальной практике народов южной и центральной Сибири в XIX-XX вв. сильные шаманы обычно совмещали функции черного и белого шаманов, соответственно и костюм, и атрибутика были смешанными.
У некоторых народов (например, чукчей) черное и белое шаманство различались как охранительное от злых духов и наводящее зло (шаман-колдун).

Шаманская песня — способ обретения контроля над своей психикой через медитацию, внутреннее сосредоточение и размышление во время шаманской болезни и инициации. Настрой, моделирование собственной психики и поведения.

Камлание — экстатическое обрядовое действие, воспринимаемое как путешествие шамана в образе своего двойника (духа-предка) по мирам Вселенной. Шаман во время камлания выступает в двух планах — реальном и условном.

Шаманское камлание духам Вселенной. Петроглифы. Верхнее Приамурье, р. Ср. Нюкжа

Одержимость — особое состояние сознания в тот момент, когда дух «овладевает» шаманом. Концентрация силы на определенной теме.

Транс — особое состояние сознания, в котором шаман подключается к собственному бессознательному (состояние отрешенности и ясновидения). В этом состоянии шаман обладает способностью опережающего прогнозирования.

Экстаз — особое состояние сознания, в котором психика и тело человека приобретают сверхъестественные возможности — нечувствительность к холоду, боли, высокой температуре, голоду, сверхфизические возможности. Восприятие, внутреннее видение перенесено в область бессознательного.

Календарные шаманские ритуалы — циклические шаманские ритуалы, направленные на получение плодородия, всеобщего блага, здоровья, отвращение болезней, неудач, привлечение счастья и передачу ее людям, животным, растениям, земле, воде. Совпадают с родовыми «общественными» жертвоприношениями духам Неба, Земли, Воды, либо верховному небесному божеству. Ритуалы проводятся в периоды солнечной активности: весенне-осеннего солнечного равноденствия, либо первого появления солнца, травы, прилета птиц, вскрытия рек. К ним примыкают праздники летнего и зимнего солнцестояния. К календарным обрядам весеннего цикла (нового года) приурочены обряды становления больших шаманов.

Производственные шаманские ритуалы — ритуалы обеспечения удачи на охоте, в рыболовстве (промысловые); оберега от болезней и падежа скота, обеспечения хорошего приплода скота (скотоводческие); а также связанные с ними обряды обеспечения здоровья людей и рождаемости.

Лечебные шаманские ритуалы — ритуалы, направленные на поддержание жизненности человека, всего рода, выражающиеся в поиске души больного и возвращении ее человеку, а также в передаче душ живых людей рода на сохранение верховному божеству либо в извлечении духа болезни из тела больного и отвращении от живых и здоровых, перевод его в мир мертвых.

Шаманская лечебная картина с изображением духов в образе китайских чиновников. Нанайцы. Дальний Восток, Приамурье. Кон. XIX в.

Шаманский ритуал проводов души на Больших поминках — ритуал по доставке души умершего в мир мертвых, направлен на обеспечение кругооборота жизни в природе, оберега живых от злых духов и мертвых, а также получение помощи от предков для семьи, рода.

Ладьи мертвых и маски предков — проводников в нижний мир. Петроглифы Сакачи-Алян, Нижний Амур Нимган

Культ солнца в мифологии якутов
http://xreferat.ru/81/1548-12-kul-t-sol … eleiy.html

Три положения СОЛЯРНОГО ОРЛА:
1 - восход солнца, 2 - зенит, 3 - закат.

  Изображение древнего колдуна ("шамана"). Рядом изображен бубен (сер. I тыс. до н.э. - I тыс. н.э. Писаницы бассейна Средней Лены.)
Синкретический образ с головой (с оленьими рогами на голове и с длинной бахромой) человека, телом хищника (льва, леопарда), крыльями птицы и рогами оленя. Руки напоминают крылья (Скифское искусство. Южная Сибирь.
Горный Алтай)

Маска в виде оленьей головы для лошади (Скифское искусство. Южная Сибирь. Горный Алтай)

Сенегрово колесо, состоящее из четырёх (Якутия). Намский улус. м.Холлубут.) голов коней, расположенных в вихревом движении. (Оленный камень. Центральная Азия. Аймак Дзавшан. Берег оз.Айринг-нур)

Сцены терзания хищником копытного животного, символизирующие смены сезонных циклов. Скифское искусство

- видео напрягает монотонностью, наиболее инрересна третья часть
с 55 мин. о роли шананов и их истреблении

Отредактировано Иванка (2013-12-31 03:38:18)

Стало быть, это  ХАРА-КИРИ (ХАРА - живот (солнечное сплетение), КИРИ - кровь).

Да, конечно, это ХАРА. Славно потрудились, дорогие СВА-ЛАДУШКИ! 

Кроме того:

ДИВ-РИКЪЗЯ - ДИВ-РИКША (РЕКОША; пример: "Кияне рекоша: ать же пойдут вси, како (кто) может хлуд в руце взяти...")

Слово "рикша" происходит от искаженного  японского слова "дзинрикися", что означает "человек - сила - повозка". (Вспоминается ЗАЯЧИЙ ТУЛУПЧИК из "Капиттанской дочки" Пушкина  , пожалованный с барского плеча Пугачу-Яме).

ДЗИНРИКИСЯ

ДЗИН - ДЖИН - ДЕВА-ЖЕНА - ЖИВА

РИКЪЗЯ (кричит по-заячьи)

- как кричит (ячит) пойманный заяц

РИКИСЯ - РЕКИ, РЕКОША, т.е. ГОВОРЯЩАЯ (ГАЛГАЮЩАЯ по заЯЧЬИ, т.е. ЯЧИТ, или ИКАЕТ)

Иванка написала:

ЧЕЛОВЕК - СИЛА - ПОВОЗКА

  - Триумф МЁД-ВЕДА 

Понарошку, потому что Новый год будет 1 сентября. Так что готовимся, строим планы во время генеральной репетиции, т.е. начиная с 1 января 

Отредактировано Иванка (2013-12-31 00:45:43)

Ср. с ЛАПИС (камень)

Падерборнский собор. http://www.truechristianity.info/church … hedral.php
Одной из достопримечательностей собора является т.н. «окно Трёх зайцев», созданное в начале XVI столетия из красного песчаника, привезённого с берегов Везера. Витраж его изображает трёх скачущих по кругу зайцев, крестообразно позиционированных друг относительно друга.

                                                                                                                                                                                    Theodor Baierl. ТРИ ГРАЦИИ, 1920

Джованни Беллини. «Святой Иероним, читающий на природе» (вар.: в ДЕРЕВНЕ - И.), 15 в.;  Риши (озаренные мудрецы) древней Индии. Фрески Lukhang.

  - ЭКСТАЗ ЗАЙЦА 

- ТРИУМФ ЗАЙЦА 

см. в качестве дополнения пост 7 Ориентируемся по звёздам (приложение к БК)

"Святой Антоний, искушаемый горой (кучей) золота", ок. 1435

- кролик сидит под деревом именно в ЗОЛОТОЙ КУЧЕ  , а ЛАНЬ сплошь в ПЯТНЫШКАХ (СОЛНЕЧНЫХ ЗАЙЧИКАХ) 

Отредактировано Иванка (2014-01-01 09:18:15)

ЗАИКА, или ЗАЙКА, который ЯЧИТ, как блаженный, и при этом несёт золотые ЯЙЦА, как Курочка-Ряба 

Образ Тартальи становится всё более симПАТичным 

Отредактировано Иванка (2014-01-03 21:57:23)

- МАШКАРАДа  (жаль, нет смайлика в маске)

Для большинства из нас слово «маскарад» употребляется для обозначения костюмированных и маскированных балов.

Маскарад (от фр. mascarade из итал. mascarata, mascherata, от итал. maschera «маска»

Мало кто докадывается, что это иЗконно НАШЕ слово связано со «скоморох», "магарыч" (избыток), араб.(? - И.) maskhora (смех, насмешка), а также драконом Макара (МА-ХАРА; это чудище родом с Тибета  разсмотрим в ветке "Милюзина").

http://baryshnikovphotography.com/bertewor/Маскарад#
Маскарад и допетровские культурные традиции

Традиции маскарада в России, как и многие сходные формы общественного досуга имеют директивно заимствованный характер и начались с эпохи Петра Первого. Можно, конечно, подчеркнуть традиционность костюмирования в русской народной культуре, заложившей основу позднейших маскарадов.[4] Можно этого не делать, но повторить вслед за Пыляевым его краткое указание на момент зарождения российских маскарадов: «…первые маскарады в России введены императором Петром Великим по случаю мира со шведами, в 1721 году; они продолжались тогда при дворе семь дней сряду. В смысле святочных игр и переодеваний, маскарады были еще известны при царе Иоанне Грозном. Маскарады в Европе вошли в обыкновение в 1540 году; ученик Микель-Анджело, Граници, устроил первый такой торжественный маскарад в честь Павла Эмилия» [5]
По здравом размышлении, имеются все основания больше склоняться к мнению Пыляева. Маскарад был заимствован не в отдельных его элементах, но как целое, как структура, имеющая особые свойства, характерные для нее как целого и не выводимые из простого перечисления отдельных частей. Костюмированность же, свойственна любой национальной культуре. Ш. Компан, например, ведет происхождение маскарадов от римских сатурналий [6]
Традиции эти имели глубокие корни и на Руси, так что маскарад России Нового времени, будучи по своему характеру общеевропейским, утвердился, имея в своих отдельных элементах некую национальную опору («встречные течения» по Веселовскому). Однако он не эволюционировал из народной культуры, но был привнесен единоразово уже в комплектном виде, часто дистанцируясь от фольклора по стилистике, содержанию элементов, контекстной основе, привязке к событиям реальной жизни и даже по собственной его смысловой нагрузке, игнорирующей мистический символизм и традиционную обрядность, примкнув к ритуалам светским, имеющим иной выразительный язык и отличную символику. И напротив, в составе отдельных элементов можно видеть сходство с тем, что уже было в России до Петра.
Родство явлений ощущалось самими современниками. Это проявилось, в частности, в адекватности старой терминологии, применяемой на первых этапах заимствования для обозначения новых событий. Смена терминов особенно заметна в петровские времена, когда новации были еще свежи и словарь не вполне устоялся. К примеру, фрагмент рассказа об итальянской опере из Записок стольника Толстого в Венеции 1697 года: «… начинают в тех операх играть в первом часу ночи, а кончают в 5-м и 6-м часу ночи, а в день никогда не играют. И приходит в те оперы множество людей в машкарах, по-славянски в харях».[7]
Итак, маскарад времен Петра – это другой маскарад, ведущий свое происхождение из Европы, но не из русской народной традиции. Однако, наряду с заимствованиями многие элементы в стилистике его оформления привносятся из народных празднований. Сравним два события, внешне чрезвычайно схожих, из которых первое - вполне европейский светский праздник, использующий фольклорные элементы (свадьба Никиты Зотова в 1715 г.) и второе – обыкновенное народное гуляние, из череды развлечений российских помещиков начала XIX в.
1. «Едва процессия тронулась, зазвонили все городские колокола и с валов крепости, к которой они направлялись, забили все барабаны; разных животных заставляли кричать. Все общество играло или бренчало на различных инструментах, и вместе это производило такой ужасный оглушительный шум, что описать невозможно» [8]. 2. «Зимою устраивалась гонка на лошадях и маскированная масленица. Толпы девок и баб собирались для этой цели на барский двор; там вымазывали им лица сажею, чтобы поезд рельефнее походил на маскарадное представление. Вымазанных и выпачканных сажали в большия сани по подобие лукошек и, окружив поезд верховыми всадниками, переезжали из села в село, из деревни в деревню, при звуках бубен, тазов и сковород. Заслышав издали эту шумную оргию, народ стекался отовсюду, чтобы полюбоваться как тешатся господа» [9]
Как мы видим, в Петровские времена близость стилистики с народными ряжеными увесилениями выражено достаточно уверенно. Важнейшие отличия относились к символической, смысловой основе празднований. Позже, в подверженных европейским влияниям маскарадах эпохи Екатерины II близость становится менее явной. Между тем фольклорные традиции ряжения по-прежнему живы, но только в своем кругу бытования. Они продолжали существовать в повседневном укладе народа и близкого ему слоя уездных помещиков, просвещенные же классы обеих столиц культивируют иной европейский маскарад.

Первые маскарады в России
Сама идея маскированности не предполагает танцы в качестве обязательного элемента, что особенно ярко заметно на начальном этапе его бытования в России. Маскарад в Петровские времена зародился не в качестве бала, но как маскарад-шествие или иное публичное (часто уличное) действие. Можно даже усилить это утверждение, заявив, что, в целом, маскарады времен Петра Великого дистанцировались от танцевальности.
Для эпохи характерны несколько проявлений подобного маскарада: маскарад-шествие, маскарад-санные катания и пестрые шутовские маскарадные действа, куда с полным основанием можно отнести ритуалы и, в целом, бытование Всешутейшего собора, частые шутовские свадьбы (попеременно, то карликов, то великанов) и даже шутовские похороны. Например, француза Вимени — человека веселого, затейливого, забавы ради произведенного в потешные «самоедские цари», а потому перманентно пьяного, по самую свою неизбежно-скорую смерть, будучи принужденным увеселять высокую персону в роли собутыльника. Среди примеров — имевшие место в Москве в 1722 году маскарадные катания на санях, «коим придана форма морских судов»,[10] свадьба князь-папы П.И. Бутурлина в «маскарадном» платье.[11] Сюда же можно отнести и красочные костюмированные шествия в масках по петербургским улицам. Одно из таковых, бывшее в 1723 году, так и названо - «Компания Машкарада».[12]

В немалой степени подобные «маскарады» представляются частным случаем проявления традиций «карнавальности», где собственно, костюмы, маски, переодевание и тому подобные процедуры не всегда являлись откровенно выраженными.

http://xreferat.ru/47/724-1-maskarad.html

Карнавальные маска и костюм – не просто сокрытие лица личиной, «харей», «рожей». Их цель заключалась не столько в том, чтобы обмануть зрителя, сделать исполнителя неузнаваемым, а в том, чтобы нести определенную информацию, порой через миф, легенду и утопию прошлого иносказательно раскрывать смысл бытия, жизни и смерти, свободы и бессмертия духа. Короче: за карнавальным смехом стоит утверждение силы человека, его уверенность в возможности свободы, за фантасмагорией маски и одежды – миф и символ, через подсознательное мышление и настроение – выражение идеалов, устремлений, представлений и добре и зле, о свете и тьме, о любви и ненависти, о радости, а может быть, и безотчетном страхе.
Как и любой праздник, карнавал прежде всего проблема человека, человеческого бытия, поведения, общения. Но не только живое общение – признак карнавала: он одновременно игра, действо, зрелище, представление, демонстрация.
В процессе общения осуществляется своеобразный синтез жизни и искусства. Карнавальный костюм и маска помогали приобрести свободу действия, стать непосредственным и неузнаваемым, являться инкогнито в межличностном и где-то и безличностном общении. В маске можно было вести себя вольно и даже вызывающе, забыв светские условности. Маска характеризовала святейшее право участника маскарада быть неузнаваемым. Некоторые пользовались этим и на маскарадах сводили счеты со своими недругами.
Подтверждение этому можно найти в поэме М.Ю.Лермонтова «Маскарад»:

«Под маской все чины равны,
У маски ни души, ни званья нет,- есть тело.
И если маскою черты утаены,
То маску с чувств снимают смело».

Карнавально-маскарадные зрелища в России XVIII века имели ощутимую связь с европейским карнавалом. Однако русский карнавал, оплодотворенный западноевропейскими новациями, вызревал на благодатной почве, питаемой вековыми традициями языческой культуры, фольклора, народного искусства, самобытного скоморошества.
В XVII в. с ростом городов, с постепенным приходом в город на житье и заработки крестьянской народной массы в городскую среду мощно вливалось деревенское народное творчество. Вхождению фольклорных мотивов, форм, приемов, элементов в живую ткань городского карнавала, в его драматургию и преображенную художественную среду праздника способствовало то, что между сельским и городским фольклором на первых порах не существовало резких границ, ибо в деревне и в городском посаде бытовали традиции общей народной культуры.
Скоморошество одно из звеньев отечественного карнавально-праздничной культуры с ее богатыми традициями, историческим опытом использования в сельских местностях и в городах в дни празднеств смешанного языческо-церковного календаря: святочных и масленичных гуляний, майского праздника весны, праздника Ярилы на Троицу, июньского – Ивана Купалы. Все эти праздники с песенно-плясовыми и игровыми шествиями усвоили от скоморошьих забав слово и звук, танец и краску, диковинный костюм и маску-ряжение, элементы бутафории и реквизита, двор из свежерубленных деревьев и ветвей, цветочных гирлянд, цветного тряпья и рогожи, смешных и «страшных» чучел, кукол, фигур.
К концу XVII столетия скоморошество как мощное явление народно-праздничной и фольклорной культуры исчерпало себя.
Однако, проникновение в городскую среду европейского карнавала позволило в значительной мере возродить и отдельные формы языческой культуры.
Маскарад для простых людей был приобщением к искусству и литературе. До Петра Великого в высшем слое русского общества не существовало почти никаких веселий. Это общество воспитывалось под неусыпным влиянием византийского аскетизма, запрещавшего все лучшие стороны человеческого развития. Аскетизм объявлял свободную науку – ересью, творчество – соблазном, музыку, пение, пляску и т.д. – «хульной потехой» и «богомерзким делом».

“Торжествующая Минерва”
Одним ярким образцом таких просветительских маскарадов явилась процессия, шествовавшая в 1763 году по улицам Москвы в продолжении трех дней и олицетворявшая собой шествие торжествующей Минервы, римской богини, олицетворявшую государственную мудрость и покровительницу ремесел и искусства.
Одно из самых грандиозных зрелищ состоялось в Москве в 1763 году. О его приближении горожан извещала специальная афиша, в которой говорилось: «Сего месяца 30-го и февраля 1-го и 2-го, по улицам: Большой Немецкой, по обеим Басманным, по Мясницкой и Покровке от 10 часов утра до поздни, будет ездить большой маскарад, названный «Торжествующая Минерва». Кто оное видеть желает, могут туда собираться и кататься с гор во всю неделю масленницы, с утра до ночи, в маске или без маски, кто как хочет, всякого званья люди».
К маскараду готовились все. Зрители думали о том, где занять место поудобнее, участники заучивали тексты ролей, портные шили костюмы, «машинистый мастер» изготавливал «маскарадые машины».
Свои заботы были и у московской полицмейстерской канцелярии: нужно было расставить «пикеты» по улицам, где пойдет шествие «дабы оному карнавалу не могли учинить остановки и препятствия», посыпать скользкие места, сравнять выбоены, поставить пикеты близ кабаков «дабы не впускали в кабак находящихся в карнавале служителей, наряженных в маскарадных платьях.
К разработке сценария, эмблем и символов, текстов и надписей для карнавальных групп и декоративных картин привлекались лучшие литературные силы Петербурга и Москвы, художники и подмастерья живописных команд и артелей.
В шествии, включающем двести повозок, колесниц, саней, принимали участие четыре тысячи человек. В качестве исполнителей Ф.Волков привлек сотни актеров-профессионалов, студентов и школяров, солдат, работный люд, полковых музыкантов. Общее руководство над этим праздником осуществлял И.И.Бецкой (Бецкий).
Карнавал прерывался только на ночь, а с утра под несмолкаемый шум и грохот, звуки дудок, флейт и барабанный бой снова начинались объезды по заранее составленному маршруту. В специальной программе-брошюре, отпечатанной накануне праздника в количестве трех тысяч экземпляров, подробно излагался сценарный план шествия, обозначались маски, костюмы и установки.
Согласно сценарию – изъявлению «гнусности пороков» и «славы добродетели» - маскарад разделялся на две части. Первая олицетворяла сатирическую, собственно смеховую сторону карнавала, вторая – прославляла и пропагандировала политику самодержавия. Открывала движение процессия, высмеивающая общественные пороки. Перед каждой театрализованной группой и установками находился шест с эмблемой того или иного порока. Назовем только некоторые из них. Группа Момуса (завистника, пересмешника) с куклами, увитого пестрыми лентами, бубунцами, снабженная девизом «Упражнение полоумных», включала храброго забияку Пустохвалова, Педанта и его слуг, свиту безумного Враля, несущую «завиральные книги». Следующая группа – Бахуса с козлиной головой в виноградных гроздьях и текстовым обозначением «Смех и бесстыдство» - объединяла хор пьяниц, сатиров, восседающих на ослах, козлах и свиньях, целовальника и откупщика на бочке.
Затем шествовали группы, символизирующие «злые силы» (ястреб, терзающий голубя), «обман» и «невежество». В окружении соответствующей свиты провозились установки: паук и муха в паутине, кошачья морда с мышью в зубах, лисица, держащая петуха. За ним шагал оркестр «животных». За Обманом (знаковое обозначение – маска лицемерия и змея в розах) с девизом «Пагубная страсть» следовали поющие и танцующие цыгане, гадалки-ворожеи, черти и дьяволы, проектеры, Кривосуд, Обдираловка, Хромая Правда на костылях, разного рода аферисты. В свите Невежества (эмблема – черные сети, нетопырь и ослиная голова, девиз – «Самолюбие без достоинства») с пояснительной надписью «Вред и непотребство» присутствовали хор слепых, Праздность и злословие, ленивцы на ослах с павлиньими хвостами и «нарцизами». В качестве декора были представлены зеркало с отраженной в нем «Самовлюбленной Харей», Мотовство и Скупость, картежники с картами, Венера в окружении купидонов, Невежество сопровождали «непросвещенные разумы» - летящее зверье с обращенными к земле человеческими лицами.
В процессии присутствовал и чисто карнавальный принцип «наоборот»: всадники, едущие задом наперед; лошадь, восседающая в карете; вертопрахи, везущие карету с обезьяной; ребенок, кормящей из соски старика в люльке; старуха, играющая в куклы; свинья, увитая гирляндами цветов; карлица с великаном; поющий осел и козел со скрипкой. Затем выступало Мздоимство (гарпии среди крапивы, крюков, сломанных весов и денежных мешков) с надписью «Всеобщая пагуба», которую зрелищно иллюстрировали ябедники, подхалимы, крючкотворцы с лозунгом «Завтра», взяточники и сутяги всех мастей, сочинители пасквилей и доносов.
Вслед за этой аллегорико-сатирической и гротескно-метафорической частью карнавала начиналось шествие, славящее монархию и верховную власть. Оно открывалось декорированной колесницей, управляемой Юпитером, повозками «Золотого века» с пастухами и пастушками с зелеными ветвями в руках и группой под названием «Парнас». В последней восседали Апполон, музы и поэты. Далее выступали участники театрализованного зрелища в костюмах земледельцев-пахарей со своими орудиями труда и ларами земли, героев истории и великих Законодателей на белых торжественно убранных конях. Эту часть карнавала заключал Мир, сжигающий атрибуты войны.
Для подобного масштабного зрелища приходилось дополнительно «брать напрокат» всевозможные антураж и бижутерию, например, из Славяно-греко-латинской Академии – парики, бороды, платья. Десятки оформителей «по заданиям» сплетали сети, цепи, венки и гирлянды из искусственных цветов и ельника, кроили и шили белые епанчи, штаны и камзолы, шелковы платья и узорчатые платки. Закупались в лавках и со складов белые лайковые перчатки, нитяные чулки, башмаки с пряжками и пр.
Не только памятен был литературный подтекст карнавала, запомнились и диковинные декоративные устройства, маски, карнавальные фигуры, исполненные вкуса, выдумки, таланта.
Основная идея, которую должен был выразить маскарад, балы хорошо знакомая, разделявшаяся в той или иной форме, всеми передовыми людьми XVIII в. – идея о просвещенном монархе, под скипетром которой расцветут науки и искусство, восстановится закон и справедливость, будут попраны пороки.
В духе своего времени создатели карнавального представления верили в воспитательную силу сатирического «изъявления гнусности пороков».
Сатирические сценки исполнялись в форме близкой скоморошному уму, т.е. близкой и привычной простому народу.
Екатерина II, как и Елизавета, очень любила маскарады. Каждую пятницу во дворце собирались до 4 тысяч человек, и часто трудно было угадать, кто скрывается под маской. На маскараде интриговали, дразнили, подыгровали, не рискуя быть разоблаченными. Сама Екатерина любила ездить на чужие маскарады инкогнито и разыгрывать тех, кто не узнавал ее. Однажды, надев офицерский мундир и розовое домино (накидку с капюшоном), она долго преследовала ухаживаниями ничего не подозревающую княжну Долгорукую.
Екатерина сохранила и приумножила традиции придворных маскарадов. Известно, что на карнавал в ораниенбаумском парке она истратила до 15 тысяч рублей (при годовом ее доходе до коронации в тридцать тысяч). К празднеству на территории парка были сооружены временные декорации, передвижные и статичные установки. На самой большой колеснице, влекомой 20 мулами, находилось несколько десятков певцов и музыкантов. Сценическую площадку декорировал сверкающий и пышно иллюминированный занавес. В карнавальном шествии участвовали герольды-глашатаи, скоморохи-ряженые, танцоры и танцовщицы, шумовой оркестр с трубами, литаврами, барабанами.

Elihu Vedder, Минерва, мозаика, 1896                                                         Минерва, Избыток и Удача                           Georg Engelhard Schroder, Афина (Минерва) и Пегас   

Отредактировано Иванка (2014-02-22 23:19:06)